Камни – свидетели поражений и побед, расцвета и заката цивилизаций – разбросаны по земле, таятся в ее недрах. Как в точках акупунктуры, воткнуты мегалиты в мышцы материков. Как утомившиеся странники, успокаиваются на маленьких ножках летающие громадины камней-сейдов. Как молчаливые свидетели вечности, берегут царственные плиты пирамид древние письмена и гробницы.
Свои лучшие годы тратили люди, чтобы найти тот самый таинственный философский камень. Оставив земные дела, некоторые ищут его и поныне.
На путешественников люди всегда поглядывают странно. Странники – не такие как все. Древние называли славян пеласгами (аистами). Потомки древних гипербореев переселялись с места на место, неся новые знания, обучая дикие племена вспахивать землю, сеять пшеницу, обжигать горшки, оставлять мудрое слово на плитах пещер и лабиринтов с помощью черт и резов. Точно пеласги, короткими и длинными перелетами несли они культуру. Учителями римлян были греки. Учителями греков – этруски. Пеласги. И здесь уместно было бы вспомнить о загадочной русской душе. Что ищет она? Может быть то, что оставила когда-то философскому камню?
В редакции журнала «Моя Москва» мне представили Валентина Ефремова как знаменитого путешественника. Завязался разговор. Я вытащила его на интервью на наше Косинское Трехозерье. Хотела удивить.
Ночь. Таким красивым озеро Белое я никогда не видела. Вода дышит и шевелится от малейшего дуновения внутренних родников черным шифоном синего отлива. В ней повторяются небесные Медведицы и Южный крест, зовет в глубины озерного космоса Млечный путь. В ней наклоненные ивы полощут упавшие в их ветви сверкающие звезды. Дорога вдоль берега почти безлюдна. Желтые, красные, рыжие огни подсвечивают старинную церковь. Изредка встречаются группки подвыпившей молодежи с бутылками пива в руках. Девчонки с нескрываемой завистью оборачиваются на моего спутника. Высокий и стройный, как юноша, в обтянутых джинсах, он кажется им чуть ли не принцем. Льняные белые волосы, аккуратная седая бородка. Сказать «мы говорим» было бы неправильно. Говорю я. Долго распинаюсь об истории Коссинского заповедника. Настойчиво борюсь с гипнотическим влиянием озера. Постоянно сбрасываю с плеч негу неожиданно и некстати нахлынувшей романтики. Строю из себя гида. Пытаюсь задавать глупые вопросы типа: «А Вы где были? А что видели?» На что Валентин посмеивается, отвечая как бы нехотя: «Где я только не был!»
Считаю интервью безнадежно загубленным, когда подходим к перешейку, соединяющему озера Белое и Черное. Есть поверье, что войска Дмитрия Донского шли к мертвой воде Черного озера сращивать в его воде порубленные кости, посеченные головы. Белое озеро с живою водою оживляло их, Святое – лечило, возвращало силы.
Наверное, Черное озеро что-то изменило в моем спутнике. И уже через минуту я пожалела, что не могу в такой обстановке воспользоваться диктофоном…
Он родился в самом центре России, в Нижегородской области, в деревне Алатырке, что находится на одноименной реке. А называется так речка, потому что успокоил свой полет возле нее тысячи лет назад легендарный камень Алатырь. Что только не делали с ним, чтобы передвинуть с места. Но так и не смогли. И не было на камне Алатыре ничего написано. Только ведали старые, тот кто дотронется до него, может сердцем прочесть: «Налево пойдешь – сыту быть. Направо пойдешь – богату быть. Прямо пойдешь – счастье свое найдешь».
Валентин Ефремов окончил московский вуз. Получил распределение на Север. А потом пошел прямо, куда глаза глядят, счастье свое искать.
А глаза глядели на широкую без конца и без края тундру. Первозданную белизну божественного холста, на которой еще не написаны леса, реки и горы. Где не ступала ни нога, ни мысль. Где не оставило ни единой строчки Слово.
Там Ночь и Зима обозначают одно. Этой невероятно длинной ночью бушуют вихри северного сияния. И нет ничего лучше, как забраться в спальник, укрыться теплой шкурой белого волка, стараться понять смысл небесных видений и пить горячий чай.
— Вы любите зиму?
— Я люблю лето. И жару. Но так получается, что большую часть жизни провел на территории вечной мерзлоты.
— А северное сияние какого цвета?
— Не знаю. Я не разбираю цветов. Я дальтоник…
С большой теплотой он рассказывает о своих собаках. Об упряжках. О скитаниях. Что ищет он? Зачем идет?
— Знания. В них смысл жизни. Однажды я проснулся и понял: перевернулись какие-то внутренние часы. Произошла переоценка ценностей. Поменялись приоритеты. С тех пор путешествую.
Север. Страна древних гипербореев. Туда пришли они «со далеких звезд». Невольно возвращает память слова книги Велеслава: «Мудрые ведают: живут на Земле от веку дети Земли и Неба. Детей Земли называют иначе детьми живота, ибо пришли души их во времена давние – назапамятные – из Животного Чертога; с тех пор наипаче всего ценят они живот плотский (то есть жизнь во плоти) и не ведают жизни иной. Детей Неба называют иначе волотами, ибо пришли они – дети Вещего Бога – со далеких звезд; им открыты великие тайны Божеские и дано им зреть Очами Духовными То, Что Сокрыто. Цель жизни детей Неба – раскрытие в себе подлинного СЕБЯ (АЗ ЕСМЬ). Дети Земли принесли в Мир учение о равенстве людей, ибо им не дано узреть То, Что Выше их самих. Дети Неба принесли в Мир учение о Полюсе и Вертикале»…
Наверное, поэтому так тянет Валентина на северо-восток Якутии, к водоразделам рек Лены, Яны и Индигирки, в мистическую и загадочную страну Каменных Великанов. В Верхоянском улусе с людьми происходят необъяснимые вещи. Каждый камень может видеорядами, как в суперсовременном цифровом фильме, развернуть историю поколений или один яркий эпизод. На группах камней можно увидеть письмена, которые исчезают, если подойти ближе. Камни шепчут, говорят, поют. У каждого огромного камня свое название.
— Наконец я увидел страну, к которой так стремился. Но душа моя не успокоилась. Я был в кругу этих исполинов – молчаливых свидетелей минувших веков, хранителей мудрости и знаний, каменные тела которых недвижимо, без сна и отдыха наблюдают за происходящим вокруг них. Иногда они брали меня в свой мир, и через их каналы восприятия я чувствовал многообразный мир человечества, мир отдельного человека. Создатели каменных изваяний – древние богатыри, которые давно оставили нашу планету…
— Вам снятся вещие сны?
— Однажды я видел Апокалипсис.
— Если будет апокалипсис, зачем человек собирает крупицы знаний?
— Это его предназначение на земле.
Так мы возвращаемся к его машине – своеобразному дому на колесах со всеми удобствами. Японская белая умница, очень чистенькая на вид, удивляет не только размерами, но и порядком. Чтобы в нее попасть, как в юрту, надо почистить щеткой подошвы босоножек.
Пока едем до Святого озера, Валентин курит трубку. Очень приятный нездешний запах не то табака, не то индийских благовоний обволакивает солон. Принимаю правила хозяина. Единственное – отказываюсь от курева и пива, выбираю брусничный морс.
— Вам понравилось Белое озеро?
— Здесь грязно. И шумно. МКАД рядом.
Я приуныла. И обиделась за озеро. Удивить путешественника не удалось. Но впереди еще озеро Святое. Загадка в загадке. Мне интересно – примет ли озеро Валентина? Поймет ли он его чудодейственную силу?
Жулебино, Кожухово, Люберцы, Новокосино освещают с разных сторон подходы к святыне. И даже ночью к нему приходят для омовения отдыхающие.
Ночная прохлада Святого озера впускает мои ножки только до половины. Вода выталкивает. И я тут же кутаюсь в огромное полотенце. Краем глаза угадываю силуэт абсолютно раздевшегося Валентина, уверенно погружающегося во тьму прохладной заводи. Волосы светлым нимбом над головой. Я чуть было не поверила, что он вот-вот пойдет по воде. Но он плывет, широкими взмахами раздвигая разноцветные звезды. Накупавшись вдоволь, выходит на мостки, простирает руки к небу и говорит о чем-то с Богом.
— Как озеро?
— Бодрит.
И все? Я почти разочарована. Святое озеро бодрит? Так почувствовал он волшебство Святого озера? Да или нет? Валентин уходит от ответа. Я не настаиваю. Ну, не на все же вопросы в жизни можно получить ответ. Даже когда берешь интервью:)
Мы очень быстро возвращаемся в Новокосино, к моему дому. И долго сидим в машине под окнами. Мне здесь комфортней. Из-за меня Валентин вынужден терпеть разноцветные огни реклам, шум машин и желтые фонари Кольцевой дороги. Жаль, что он не различает цветов. Интересно, как выглядит Москва на его черно-белой пленке?
— Я не люблю признаки цивилизации, – признается он, попыхивая трубкой.
— А я люблю, – говорю я просто, без всякой позы. Я действительно люблю ночную Москву.
Мы еще долго беседуем о последних шедеврах живописи, о книгах, вышедших у наших друзей, о сказках. Говорим об озерах Карелии, сопках Забайкалья, северных островах. Мы говорим о камнях. Мы говорим об этрусках, оставивших на Крите после себя письменные памятники на русском языке. И у нас, ныне живущих, была лишь одна возможность узнать, кто они, – это заставить говорить их самих, то есть прочесть слова древних, обращенных к нам на знаменитом каменном Фестском диске: «Будем жить. Будет служение Богу. Будет все в прошлом – забудем, кто есть мы. Где вы пребудете, чада будут, нивы будут, прекрасная жизнь – забудем, кто есть мы. Чада есть – узы есть – забудем, кто есть. Что считать, Господи! Рысиюния чарует очи. Никуда от нее не денешься, не излечишься».
Гудит Москва. Над нею – небесные Медведи. Южный крест. Над нею – Млечный Путь… Переметнувшаяся птичьими перелетами аистов-пеласгов-русичей-гипербореев с Севера на Крит, с Крита на Урал, с Урала в Московию: «Рысиюния чарует очи». Никуда от нее не денешься. Не излечишься…
Валентин не ищет философский камень. Он ищет философию камня. Пытается ее понять. Этот камень – его планета. Его дом. Состояние Его естества. Назвать естество можно по-разному. Земля. Душа. Алатырь. «Налево пойдешь – сыту быть. Направо пойдешь – богату быть. Прямо пойдешь – счастье свое найдешь».
Вот он и ищет. Многие так и сидят возле своего камня.
А он оттолкнулся и пошел…
Светлана Савицкая
Публикация газета «Молодежь Московии» г. Москва 2006 г.
