Русские поэты всегда в движении. Иначе нельзя – ведь перемещение в пространстве есть непременная основа их творчества. Было так в XIX веке, продолжилось в XX-ом. Только в XX веке русские поэты были ещё и советскими, а это значило, что поездки по стране были необходимы не только им, но и стране. СССР строил новый мир, нужны были люди, которые эту гигантскую стройку ощутили бы всеми фибрами души, искренне, во всех концах великой страны. Ездили все, ездили часто, ездили далеко, успешно, но безусловный царевич русских поэтов — покорителей советской географии это Павел Николаевич Васильев (1910 — 1937). От Японского моря до Балтийского, от Памира до Арктики – вот пространство его творчества. Небывалое потрясение старого мира и строительство нового – вот его время.
Первое стихотворение было написано им на Алтае, во время путешествия с отцом, в Балдыньском ущелье, 24 июня 1921года. Первое опубликованное стихотворенье Васильева, «Октябрь», появилось 6 ноября 1926 года во Владивостокской газете «Красный молодняк». Последнее стихотворенье, «Снегири взлетают красногруды…» Васильев написал в Москве, в Лефортовской тюрьме, в феврале 1937 года. Всего 27 лет жизни, фактически, 10 лет творчества и 6 лет славы было отпущено этому человеку, творчество которого поражает до сих пор своим размахом, нежностью, удалью и каким-то невероятной силы пространственным чувством. «Это был поэт мощного трагического накала, — утверждает Сергей Куняев, — в котором пафос отречения от прошлого во имя иных форм бытия сочетался с самоощущением героев — первопроходцев и конквистадоров — как смертников, проходящих свой путь и одержимых только одним — жаждой дойти до конца во имя преодоления самой косности человеческой природы, во имя дела, за которое никто не попросит свою долю славы, во имя подвига, что сродни двенадцати геракловым…»
Начало
Павел Васильев родился 25 декабря 1910 года в приграничном с Китаем городке Зайсан (ныне – в Казахстане), расположенном в верховьях Иртыша, у подножья хребта Тарбагатай. Плоская степь до горизонта, голые, округлые горы. Небо с облачными городами, зимние бураны, летний зной. Городок маленький – пыль, телеги, лошади, далеко слышно, как поют петухи и брешут собаки. Азия.
Происхожденье – из семиреченских казаков. Отец – учитель. Семья переезжала, жили в Петропавловске, Павлодаре. Тягу к писанию Васильев ощутил ещё в школе – кроме первых стихов это и рукописные «Сказки чернильного деда забавные», навеянные рассказами старшей родни и гостей. Тяга к писанию оказалась сразу же неотрывной от тяги к перемещению – после окончания школы в Павлодаре Васильев отправился в 1926 г. во Владивосток – в университет, на японское отделение факультета восточных языков. Учился, писал стихи, читал их. Крёстным отцом в поэзии для Васильева стал поэт Рюрик Ивнев, находившийся в то время во Владивостоке. Он устроил первое публичное выступление поэта. А Васильеву – 16 лет. Он – высокий, крепкий, красивый, вьются светлые волосы, и сил невпроворот! Он уходит из университета и в декабре отправляется в Москву.
Ехал через Новосибирск. Бывший Новониколаевск в те времена бурлил и считался столицей Сибири. И здесь Васильев печатал стихи, сблизился с поэтами. Наконец – Москва, «Комсомольская правда», Союз поэтов, печатание стихов, попытки разобраться в запутанном мире столичной поэтической богемы. Путешествие закончилось в Омске, где в ту пору жили родители поэта. В Омске определивший своё призвание Васильев работает – пишет стихи.
Стихи его – всегда о любви к родине. «Республика, я одного прошу: / Пусти меня в ряды простым солдатом» (Без названия), «Я уж давно, я навсегда бродяга / Но верю крепко – повернётся жизнь, / И средь тайги сибирские Чикаго / До облаков поднимут этажи.» (Сибирь); «Здесь под вечер говорливы птицы / Над притихшим, гулким Иртышом, / Вот простую девку из станицы / Полюбить мне было б хорошо» (По Иртышу); «Хорошо с подъятыми руками / Вдруг остановиться, не дыша, / Над одетыми в туман песками, / Над теченьем быстрым Иртыша» (Письмо); «И там, в предгории Алтая, / Мы будем гости в самый раз. / Степная девушка простая / В родном ауле встретит нас. (Азиат); «Я верю – не безноги ели, / Дорога с облаком сошлась, /И живы чудища доселе — / И птица-гусь и рыба-язь» (Без названия).
Но Омск – это ненадолго. В конце 1920-х годов он путешествует так, как не путешествует никто: он в Приморье, на угольной шахте в Сучане, он в Забайкалье на золотых приисках, он совершает плавания по Амуру, Енисею и Оби, он – матрос на рыболовецком судне во Владивостоке. Тогда же совершил два путешествия за границу, оба нелегально – сначала побыл один день в Японии, в Хакодате, потом пытался посетить Китай – тут уж остановили и арестовали. Первый раз из четырёх.
И вновь Москва. Высшие государственные литературные курсы, московская богема и, вровень с политической, поэтическая борьба. Васильев – молодой, подающий надежды, интересный, красивый… В 1930 году он становится знаменитым. Сначала, во 2 номере журнала «Новый мир» публикуется его роскошное стихотворение «Ярмарка в Куяндах», потом выходят две книжечки о путешествиях – «В золотой разведке» (1930) и «Люди в тайге» (1931).
И опять стихи. Он поэт глубоко русский, от земли и, одновременно поэт великой империи – большой, молодой, энергичной. Он писал так, как никто до него не писал — прямо образами.
«Ты строй мне дом, но с окнами на запад, / Чтоб видно было море-океан, / Чтоб доносило ветром дальний запах / Матросских трубок, песни поморян. // Ты строй мне дом, но с окнами на запад, / Чтоб под окно к нам Индия пришла / В павлиньих перьях, на слоновых лапах, / Её товары – золотая мгла.» (К музе); «Рассказ о стране начинается так: / Четыре упряжки голодных собак, / Им северный ветер взлетает навстречу, / И, к нартам пригнув онемелые плечи, их гонит наездник, укутанный в снег. / Четыре упряжки и человек.» (Рассказ о Сибири); «Ой, темно иртышское дно, — / Отвори, отвори окно! / Слушай, как водяная мышь / На поёмах грызёт камыш. / И спокойна вода, и вот / Молчаливая тень скользнёт: / Это синие стрелы щук / Бороздят лопухи излук, / Это всходит вода ясней / Звонкой радугой окуней.» (Сестра); «Багровою сиренью набухал / Купецкий город, город ястребиный, / Курганный ветер шёл по Иртышу, / Он выветрил амбары и лабазы, / Он гнал гусей, теченью вопреки / От Урлютюпа к Усть-Каменогору…» (Глафира); «Безводны просторы. Но к полдню прольётся / Шафранного марева пряный обман, / И нас у пригнувшихся древних колодцев / Встречает гортанное слово – аман!» (Киргизия)… Он писал о строителях, о Турксибе, о совхознице Марии Рогатиной, о Красной Армии – он писал искренне и широко. «В начале тридцатых годов Павел Васильев производил на меня впечатление приблизительно того же порядка, как в своё время, раньше, при первом знакомстве с ними, Есенин и Маяковский» — так вспоминал о Васильеве Б.Л.Пастернак.
А он не сидел на месте – ездил к рыбакам Каспия и Арала, ездил и в родные места – в Семиречье. Родные места он очень любил. И любил людей – всех, кто там жил. И казахский язык знал, и темы для разговоров находил – издалека заметный, белоголовый и весёлый урус. И создал в 1929-1931 годах цикл стихотворений «Песни киргиз-казаков». Некоторые из них действительно, переводил, а некоторые – писал сам. Как будто он и есть – киргиз-казак. «Мы забыли, где Каркаралы, / Мы забыли, где наш аул, / Мы забыли, где Павлодар. / Не четыре конца у степи, а восемь, / И не восемь, а сорок восемь, / И не столько, во много больше. /И летит молодой беркутёнок / Малахаем сброшенный с неба; / И проносится старый беркут, / Как кусок весёлого дыма; / И проносимся все мы сразу — / Ветер, птицы, удача, всадники — / По курганам за рыжим пламенем» (Охота с беркутами).
Путь на Семиге
Известно несколько т.н. центров Европы, есть на Украине, есть в Белоруссии… Обелиски стоят, приводятся грамотные расчёты. Есть центр Азии – в городе Кызыле, и обелиск там внушительный. А вот если посмотреть на карту Евразии и спросить себя – где располагается центр самого большого материка? Так вот, он где-то там, в верховьях Иртыша, там, где Алтай, загадочная гора Табын-Богдо-Ола, пески, безводье, Джунгария. И где-то там, на сакральной карте мира размещается справедливое Беловодье – земля, куда в поисках счастливой жизни, весь XIX век стремились русские крестьяне, в усердии своём доходя до озера Лобнор. Беловодье, Макарийский остров, остров Буян, гора Березань, град Китеж – неистребимо стремление русского человека к царству справедливости, которое, конечно же, существует, достаточно только найти его.
Мотивы Беловодья очень сильны в творчестве Васильева. Только речь он ведёт не о поисках, а о строительстве царства справедливости, и царством этим должна быть его Советская родина. А в стране – индустриализация, коллективизация, первые пятилетки, культурная революция, в стране происходит то, что называется цивилизационный слом, строится новая геополитическая реальность – СССР. Это строительство трудно, требует напряженья сил, оно порой жестоко, кроваво, потому что это – новый мир.
«Луна. Палатки. Выстрелы. И снова / Мучительные крики часового. / Шли, падали и снова шли вперёд, / Подняв штыки, в чехлы укрыв знамёна, / Бессонницей красноармейских рот / И краснозвёздной песней батальонов.» (Верблюд); «То, что раньше теряли, — с песнями возвратим, / Песни поют товарищи, слышишь ли, Серафим? / Громко поют товарищи, слушай же, Серафим, — / Воздух вздохни – железом пахнет сегодня дым. Вот она наша молодость, — поднята до утра, / Улица Пятой армии, солнце. Гудок. Пора! / Поднято до рассвета солнце. Гудок. Пора! / И на местах инженеры, техники, мастера» (Город Серафима Дагаева); «Кочевники с нами пьют под навесом, / И в меру закат спокоен и ал, / Меж тем, как под первым червонным экспрессом / Мост первой радостью затрепетал. // Меж тем, как с длинным, верблюжьим рёвом / Город оглядывается назад… / Но мы тебя сделаем трижды новым, Старый город Семи Палат!» (Семипалатинск); «Мы когда-то мечтали с тобой завоёвывать страны, / Ставить в лунной пустыне кордоны и разрушать города; / Через жёлтые зори, через пески Казахстана / В свежем ветре экспресса по рельсам мы мчались сюда. / И как ни был бы город старинный придирчив и косен, — / Мы законы Республики здесь утвердим и поставим на том, — / Чтоб с фабричным песнями этими сладилась осень, / Мы её и в огонь и в железо, и в камень возьмём.» (Строителю Евгении Стэнман).
Кульминацией устремлённой в будущее поэзии Васильева стало стихотворение «Путь на Семиге». Семиге – не существует в реальной жизни. Можно строить догадки и расшифровывать это название, например, как Семиречье, прочитывая ге как хэ, что по китайски река. Но Семиречье – это большая область, а в стихотворении речь идёт о некоем месте, конечном пункте, о цели. Васильев придавал этому стихотворению программное значение и именно так назвал сборник своих стихотворений, подготовленный им к отдельному изданию, но не увидевший свет.
Центральная, глубинная Евразия, однако, не только мистическое Беловодье. Это и Джунгария – страна без народа, почти полностью вырезанного китайцами в XVIII веке. А есть и ещё. Первая поэма Васильева, «Песнь о казачьем войске», была посвящена походам белогвардейского атамана Б.В.Анненкова (1889 – 1927). Образованный, умный, смелый, невероятно жестокий, атаман память о себе оставил надолго. «Что впереди? Победа, конец? / Значит, не зря, объявляя Поход, /Самый горячий крутой жеребец / Под Атаманом копытом бьёт. // Войско Казачье – в сотни да вскачь. / С ветром полынным вровень – лети, / Чёрное дерево-карагач, / Камень да пыль на твоём пути!».
Всей правды об Анненкове Васильев не знал, но в последней, мистической строчке обнаружил дар поэтического предвиденья. Анненков к сакральной географии мира добавил новый географический объект – город Карагач. Когда 18-тысячное войско атамана в 1920 году уходило из России, он на границе, где-то там, в районе Джунгарских ворот, объявил добрую волю каждому – выбирать: идти ли с ним в Китай или идти самостоятельно в Россию. Чтобы упредить ссоры, оружие предварительно сдали все. И большая часть выбрала путь домой. После прощания эта часть отправилась с проводниками в город Карагач, где, по словам Анненкова. их ждали припасы и подводы для грузов. Тем временем в районе озера Ала-куль крестьянами было выкопано 5 громадных ям, как им объяснили баи, для хранения оружия. Проводники, делая вне видимости озера предварительную остановку, подводили к ямам казаков партиями в 100-120 человек, а здесь союзные Анненкову бойцы националистической организации Алаш-Орда их вырубали шашками. Все пять ям были заполнены телами погибших. Сколько погибло – не знает никто.
Царство Белой воды и город Чёрного дерева — они там, в центре Евразии, они – рядом.
Москва
В марте 1932 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности ОГПУ было заведено т.н. «Дело Сибирской бригады» (Н. Анов, П. Васильев, Е. Забелин, С. Марков, Л. Мартынов, Л. Черноморцев). Все шестеро были арестованы, их допрашивали, интересовались прежде всего, взглядами, отношением к советской власти. Но не вообще, а к конкретным делам и конкретным людям. Васильеву – 22-й год. Анову – 37. Итог: Васильев и Черноморцев освобождены под подписку о невыезде, остальным – ссылка в Архангельск на три года.
Этот второй арест получился серьёзным. Но ведь всего-то два года прошло, как прославился Васильев, почему же так? Потому что не просто талантлив, а талантлив необычайно, так талантлив, что видно это сразу. Потому что русский и очень любит родину, любит – значит жалеет. И анненковских казаков жалеет, и старателей, и киргизов – всех земляков по великой советской стране – не сахар жизнь наступила, трудно. Что делать? А как? Стремительно меняется всё, и царство свободы впереди, а как его построить, если не быть свободным самому? А ему указывают – как писать. А ему говорят, что он воспевает кулачество. А он воспевает – людей. Всей страны. А у него время создания прекрасных лирических стихов и больших поэм.
Его имя нежелательно – ну, он от имени казахского поэта создаёт цикл «Стихи Мухана Башметова». «Ты уходила, русская! Неверно! / Ты навсегда уходишь? Навсегда! / Ты проходила медленно и мерно / К семье, наверно, к милому, наверно, / К своей заре, неведомо куда…» (Расставанье); «Мню я быть мастером, затосковав о трудной работе, / Чтоб останавливать мрамора гиблый разбег и крушенье, / Лить жеребцов из бронзы гудящей, с ноздрями, как розы, / И быков, у которых вздыхают острые рёбра» (Без названия).
И появляется «Соляной бунт» — единственная поэтическая книжка Васильева. Она увидела свет в 1934 году, и то, что этот 24-летний поэт – великий поэт стало ясно даже маловерам. Написанная разным размером, в разном ритме, в трёх частях – это туго сжатый роман. Сюжет прост – взбунтовались в степи киргизы, сговорились киргизские и русские богатеи, и подавили бунт казаки. На земле, где могла быть райской жизнь, она стала адом. И всё это сделали люди.
Слава Васильева велика, он уверен в себе, у него получается, но – литературная жизнь 1930-х годов это жизнь богемная, скандальная, ресторанная. А Васильев – озорник, а, значит, хулиган, а это «фашистский пошиб», ни много ни мало. В 1935 году Васильев был арестован в третий раз и осуждён на три года. Трудно восстановить, за что, но он провёл через зал ресторана А.Эфроса за бороду (или за нос), а поэты И.Уткин, А.Жаров и Д.Алтаузен вывели его, избили и сдали в милицию. Потом было осуждающее «письмо 20-ти», статья М.Горького «Литературные забавы», суд, заключение, хлопоты (Васильев «клал кирпичи» то ли в Электростали, то ли под Подольском) – наказание ему сократили до года. Кто дал команду неясно – одни утверждают, что В.М.Молотов, другие – И.В.Сталин.
Это было потрясение, но спасали два занятия – перемещения по стране и творчество.
Донбасс, Кавказ, Памир.
Большие поэмы: «Синицын и К°», «Женихи», «Принц Фома», «Кулаки», «Христолюбовские ситцы».
Стихи. «Я боюсь, чтобы ты мне чужою не стала, / Дай мне руку, а я поцелую её. / Ой, да как бы из рук дорогих не упало
Домотканое счастье твоё!» (Без названия); «Горожанка, маков цвет Наталья, / Я в тебя, прекрасная, влюблён. / Ты не бойся, чтоб нас увидали, / Ты отвесь знакомым на вокзале / Пригородном вежливый поклон» (Горожанка); «Не смущайся месяцем раскосым, / Пусть глядит через оконный лёд. / Ты надень ботинки с острым носом, / Шаль, которая тебе идёт.» (Анастасии); «Так идёт, что ветви зеленеют, / Так идёт, что соловьи чумеют, Так идёт, что облака стоят. / Больше всех любовью разогрета, / В солнце вся от макушки до пят. «(Стихи в честь Натальи);
А на огромном пространстве СССР уплотняется время, и события следуют одно за другим. В феврале 1935 г. VII съезд Советов СССР принял решение об изменении Конституции СССР, а в ноябре 1936 г. на VIII съезде новая Коституция СССР была принята. Наступило время жёсткого определения. Прошли судебные процессы по делу Пятакова, Радека и др., по делу Тухачевского, Якира и др., по делу Бухарина, Рыкова и др. Волны от этих процессов шли дальше. В ноябре 1936 г. начались аресты среди московских писателей и поэтов. Многие из них были связаны с осуждёнными политиками, полагали необходимым замену Сталина, например, на Бухарина и рассчитывали на создание после этого более благоприятной обстановки в стране. 6 февраля 1937 г. арестовали и Васильева. Обвиняли его в том, что он, как сказано в тексте обвинительного заключения, «будучи завербован участниками контрреволюционной группы «правых», намеревавшихся совершить террористический акт против товарища Сталина, дал согласие на личное участие в совершении террористического акта». 15 июля Васильев был приговорён к расстрелу и на следующий день расстрелян в Лефортовской тюрьме.
Такого исхода Васильев не предполагал. В заключении написал покаянное письмо наркому НКВД Н.И.Ежову, в последнем слове просил сохранить ему возможность заниматься литературной деятельностью. И в последнем стихотворении ничто не обнаруживает окончательных предчувствий:
Снегири взлетают красногруды…
Скоро ль, скоро ль, на беду мою
Я увижу волчьи изумруды
В нелюдимом северном краю.
Будем мы печальны, одиноки
И пахучи, словно дикий мёд.
Незаметно всё приблизит строки,
Седина нам кудри обовьёт.
Я скажу тебе тогда, подруга:
«Дни летят как по ветру листьё,
Хорошо, что мы нашли друг друга,
В прежней жизни потерявши всё…».
Февраль 1937
Увы, в сакральной географии России кроме Беловодского царства есть и город Карагач.
P.S. Через 20 лет Павел Васильев был реабилитирован. История обычная, но пришлось преодолевать оставшуюся с 1930-х годов зависть товарищей по поэтическому цеху. Некоторые уже прочно забыты. А Васильев остался. В 1957 году вышел его первый поэтический сборник. За ним, в разных концах страны, другие книги.
В Павлодаре существует дом-музей поэта, в Омске установлен памятный знак. Похоронен Васильев в Москве, на кладбище Донского монастыря в общей могиле невостребованных прахов.
