Легенда о замках любюви и вражды

Уже много веков на скалистых вершинах возвышаются два таинственных замка. И все эти годы они проверялись на прочность, подвергаясь жутким испытаниям обжигающих солнечных лучей, затяжных дождей и ливней, дерзких ветров и северных метелей. Суровое время жизни и смерти убило и изгнало из них всё живое. Казалось бы, теперь они пусты, но, несомненно, живы и до сих пор продолжают отчаянно вести непримиримый спор, кто из них важнее, красивее и величавее. За время лихих столетий постепенно они вросли в жесткий грунт, как бы слились со скалами и угрюмой на первый взгляд местностью, доказывая потомкам, что их создал не человек, а сама природа. Гигантские дворцы горды еще и тем, что являются древними хранителями истории, сложившихся родовых традиций, ярких побед и горьких поражений, возвышенной любви и лютой ненависти, коварного предательства и безграничной преданности. Вздымаясь к легким облакам и темным тучам, они своим мрачным видом устрашают гостей полуострова, но всё же находятся смельчаки, которые отваживаются заглянуть внутрь.

В Белом замке древние стены рассказывают удивительную историю любви, которая прошла через серьезнейшие испытания. Слушая эту изумительную легенду, завороженные люди невольно окунаются в те контрастные времена и реально сопереживают со слезами на глазах: то от ощущения непоправимого горя, то от трепетных чувств и светлой радости.

А в Черном замке все слышат многострадальный хор голосов, где отчетливо различают дикое веселье, которое заглушается истошными криками, ужасными стонами и душераздирающим детским плачем. Их дополняют ужасные уродливые привидения бывших обитателей во время странного бала-маскарада, напоминающего пир во время чумы. При виде такого жуткого зрелища каждый испытывает гнетущую лихорадочную дрожь. Однако вопреки невероятным, но устойчивым слухам, окутанным страшными легендами, от которых кровь стынет в леденеющем теле, до сих пор дворцы-антиподы обладают загадочной притягательной силой. Что там внутри – никто заранее не знает: интрига сохраняется до последнего. И, несмотря ни на что, отчаянные посетители добровольно и против своей воли всё же с любопытством заглядывают сюда, чтобы проверить себя: молодые и старые, богатые и бедные, влюбленные и лишенные этого дара, но чаще обыкновенные любители острых ощущений. Здесь удивляет всё, но особенно загадочное и ничем необъяснимое явление: люди боятся, трясутся, но всё равно переступают порог, где совсем неожиданно узнают о нестареющей светлой любви или испытывают дикий животный страх, поскольку оттуда исходят убийственные голоса и обжигающий холод многовековой истории.

Поэтому об этих замках сложено немало увлекательных легенд, которые северный ветер старательно разносил по всему миру. И люди разных национальностей, от мала до велика, понимали этот древний как сам белый свет язык любви, поскольку все любят хорошие и поучительные сказки с захватывающим сюжетом.

А начиналось всё так давно, что никто не помнит точной даты, кроме молчаливых хмурых скал и до сих пор сохранившего былую свежесть святого озера, некогда разделявшего владения двух старинных семейств: барона Скейта и герцога Морроу. Огромное озеро питалось чистыми водами богатого рыбой моря, которое являлось северной частью бескрайнего океана, а из него можно было попасть на любой континент.

Облюбовавшие эти причудливые места стародавние фамилии одновременно начали возводить роскошные замки и очень торопились, словно соревновались в претворении грандиозных замыслов. Получились они совершенно разные по архитектуре, но одно их объединяло: выглядели такими массивными и величавыми, что казались неприступными крепостями даже для самых отчаянных и злейших врагов. А они всегда имелись; даже если их пока нет, то рано или поздно обязательно объявятся – уж такова история человечества. Что подтверждает и эта легенда.

Обитатели этих контрастных по погоде и природе мест жили очень дружно: знать – отдельно, наверху, а простой люд – на склонах и в низовье. Вместе строили маяк, большие суда и малые суденышки, вместе рыбачили и путешествовали по морям и океанам, а также весело справляли праздники и свадьбы.

Однако силы зла не могли устраивать царившие в округе мир и согласие. Они тут же занесли в их дружную среду раздор и взаимные обиды, переросшие в лютую ненависть и вражду.

На рождество Скейт как обычно пригласил семью Морроу и других вельмож в гости. Вот тогда пятилетний Чарли впервые обратил заинтересованное внимание на очаровательную Дженнет. Дети познакомились и сразу ощутили взаимную симпатию друг к другу, они весь день провели вместе, насыщаясь задорным смехом, безграничным весельем и прелестью от простого общения. Когда они расставались, невольно возник общий вопрос: а как же они раньше жили друг без друга? Потом были новогодние елки, детские праздники, суматошные балы, маскарады, трепетные дни рождений и именины. Чарли и Дженнет ждали этих волнующих встреч, заранее готовились, а когда они наступали, то не расставались ни на минуту.

Казалось, детскому счастью не будет конца, но спустя два года всё рухнуло в один миг: родители крепко повздорили и тут же взыграла горячая кровь: они стали злейшими врагами. Вот где сработали силы зла. На всю жизнь впечатлительной Дженнет врезался в память тот день, когда пунцовый папа влетел в детскую и дрожащим голосом приказал: «Живо одевайся. Ноги нашей больше не будет в этом темном замке еретиков». Последовали наивные вопросы, горькие слезы, воспринятые за обыкновенный каприз, но прислуга без слов усадила Дженнет в карету, и они умчались… на три томительных года! В жизни часто так бывает: взрослые ругаются, а страдают безвинные дети.

Позже выяснилось, что произошла роковая ошибка и главы семейств во время горячего спора неправильно поняли друг друга. Они охотно помирились и отношения так же быстро наладились, как и разорвались. Больше всех этот внезапный мир обрадовал Чарли и Дженнет. Все эти годы их сердца безутешно маялись, надеялись и ждали, значит, их детская привязанность и уже нешуточные чувства выдержали испытание замедленным временем и тяжкой разлукой, казавшейся невыносимой скукой во всем и вся. Неужто жизнь у каждого своя? Теперь же они не только с радостью встречались и каждым робким и смущенным взглядом сладко наслаждались. Лирически настроенные души исполняли праздничные песни и мыслили взволнованно стихами, а запахи садов цветущих и лугов пьянили их волшебными духами. Их чувства трепетные каждый в состоянии понять, но в прошлое проникнуть мы не в силах и не можем ни на что влиять. Отныне голубки прожить в разлуке не могли и дня, готовы сок любовный ежечасно пить до дна, а душу вольную открыто изливать в заветных письмах, дневниках, записках, наивно полагая: нет в помыслах чудесных никакого риска. Связь тайная ранимых юных душ их согревала и ласкала, надежду на скорейшее свидание давала. А возраст для любви, конечно, не помеха: и в годы зрелые всегда найдутся поводы для издевательского смеха над чувствами влюбленных, одной насмешкой глупой горько оскорбленных.

Любовь все души очищает, окрыляет и вдохновением чудесным наделяет, фантазиям подростков нет конца, как сделать ближе их неравнодушные сердца. И юный замысел был гениально прост:

– Я для тебя построю мост. Всё сделаю, чтоб вечно были вместе, – серьезно обещал он будущей невесте. – Я стану рыцарем, и будешь под моей охраной ты, из радуги я подарю тебе цветы. Встречаться будем по ночам, чтоб звезды улыбались только нам.

Слова банальные наивны и чисты, но сколько в детских чувствах красоты!

К пятнадцати годам как Чарли, так и Дженнет с радостью познали настоящую любовь, боялись одного, что испытание грозит им вновь. Когда они в отчаянном порыве, застыли вместе над опаснейшим обрывом, просили ветра унести их к облакам. Как им хотелось путешествовать по небесам, затем бродить по миру, оказаться на безлюдном островке, от зависти и злобы вдалеке. Но юная мечта звала их снова в океаны, в неведомые экзотические страны. Тогда пришлось им изучать традиции морские, обычаи и азбуки общения мирские. Со временем придумали язык свой, только для двоих: в него не посвящали взрослых и чужих.

Но жизнь – сплошная круговерть. Вражда, беда, кровь, смерть не знают, что такое лень. И снова над родами близкими нависла злая тень, вновь пробежала между ними черная волна: обида пустяковая казалась так страшна, что разгорелись ужасающие страсти. Но разве можно воды озера святого разделить на части? На этот раз не обошлось и без военных действий, принесших людям столько горьких бедствий! В тревоге юные сердца, и Дженнет не могла понять отца: как можно убивать и реками лить кровь из-за десятка мастеров, которым приглянулся мир другой? Но главы двух родов и край родной окутаны уже нелепою враждой. Морроу непреклонен был, в лице он почернел, ногами топал и негодовал, непримиримого соседа злобно проклинал.

– Какой скандал! Продажный Скейт опять предал! Переманил он лучших оружейных мастеров, им дал убежище и кров. Да он же жалкий вор и растоптал негласный договор. За это я убью его, не пощажу в роду ничтожном никого.

Любви все возрасты покорны, но силы злобы ненавистны, вздорны. За Чарли Дженнет сильно испугалась: сказались трепет, ужас и усталость, она кусала губы и молчала, ждала с тревогою безумного начала. С палящим возмущением взметнулась ее бровь: не миновать теперь набегов и боев. По вечерам в уединении молилась каждый раз, но ненавистной злобой всё же был рожден приказ. Ему лишь воины безжалостные рады, упрямые сторонники сражений и немыслимой осады. Так сквозь любовь и юные совсем сердца прошлась мечом граница от начала до конца.

Но крепость Скейтов устояла от натисков, атак и безрассудного навала. Давно потерян счет безумных дней, и белый свет казался всё мрачней. Почти два года – и впустую, военные безжалостны, над мирным населением лютуют. Напрасно крови пролито немало, но вскоре всё же перемирие настало. Хотя и хрупкое оно, но люди заждались его давно.

Жизнь – как качели: то ветры зла, а то добра вдруг налетели. В таких условиях тянулись  непростые для округи годы: страдали же от розни и вражды трудолюбивые народы. Опасность – всюду и везде: на суше горной и воде. Но юные сердца влюбленных жили твердою надеждой: наступит долгожданный мир как прежде. Ночами в ясную погоду они тайком сбегали от отцов и матерей и прибегали к помощи волшебных фонарей. С душевной нежностью общались на понятном только им сигнальном языке, хоть находились друг от друга вдалеке. И миллионы ярких глаз завидовали им в полночный час. Но вскоре их сеансам счастья наступил трагический конец: виной тому воинственный отец невесты кроткой, а разговор у деспота семьи короткий:

– Тебя я выдам замуж скоро… Я так решил – и никакого спора, разговора… Да, не красавец и тебя намного старше, его ты видела однажды, и вовсе не такой уж страшный…

Сердца влюбленные обидеть может каждый, за что потом страдают дважды. Как не хотела быть рабой судьбы, душа же жаждала протеста и борьбы. Но как пойти ей против света?.. И не нашла она ответа, как черный рок ей одолеть. Неужто выход лишь один: спасительная смерть?! Что стало вдруг в груди девичьей и прекрасной – противилась она отцовской воле властной, отчаянно боролась из последних сил, а двор консервативный дерзкий вызов обществу, конечно, осудил. Но больше Дженнет беспокоило одно, поэтому зияло черной прорезью вдруг онемевшее окно: она боялась и не знала, как ей лучше Чарли известить. «Выходит, всё? И оборвется нить любви большой? Тогда не мил мне этот мир: холодный и чужой». Собравшись с силами, она тайком отправила прощальное письмо: казалось ей, что горькое известие дошло само, чтоб душу светлую излить и всё любимому скорбящим сердцем объяснить.

С тревогой Чарли весточку в слезах застывших прочитал – чернее ночи сразу стал, он повзрослел на десять лет и проклял этот светский свет. «Как можно без любви женить и замуж выдавать? За это ненавижу знать, внедрившую обычаи и нравы и, ошибочно считая, что во всем они безгрешны, правы».

Его возлюбленной едва исполнилось семнадцать, и Чарли за нее и за любовь готов был насмерть драться, но батюшка не поддержал его: ведь он и сам частичка общества и времени того, которому противилась свободная душа младая – она кипела, возмущалась, кровью истекая и быстро увядая.

На фоне юной Дженнет герцог Дорман показался очень старым, вялым, будто потерял былую форму. Он в королевской гвардии служил давно, однако на полях сражений отличиться было не дано. Но карьериста это не пугало: ему и так всего с лихвой хватало. За преданность и льстивость перед властью множество наград полковник заслужил, в столице на широкую он ногу жил. Морроу браком был доволен: в словах и мыслях стал он волен. Теперь уж ненавистный Скейт навряд ли нападет на замок по соседству. Противился лишь повзрослевший Чарльз: подобный шаг – прямой удар по памяти и детству, которое позволило любви большой родиться… Но в жизни всё меняется, и упорхнула счастья птица.

В тоске-печали пребывала женская душа всегда: ведь муж без совести, без чести и стыда. «Я вышла замуж, полагая: такова судьба – уж лучше бы убила Дормана, потом себя». Она была меж двух огней, а Чарльз мечтал лишь исключительно о ней.

Спустя три года перемирия Морроу неожиданно скончался: беда одна не ходит и обрушила болезни и несчастья. Он был отравлен неизвестным ядом и похоронен в склепе с замком рядом. Но кем? – осталось до сих пор загадкой. Последние полгода жизнь ему казалось слишком гадкой, но смерть пришла за ним мгновенно – за все грехи настигнет каждого расплата непременно.

Ко времени тому транжира Дорман разорился: теперь весь белый свет не мил, на всех он злился, оставил срочно службу и развратную столицу и на судьбу готов был день и ночь молиться, что вовремя свела его с супругою такой: красивой, умной, молодой. Отныне рад общаться и с богатою вдовой. И плут-полковник отставной решил начать назревшие реформы: прислуге и охране поменял он униформу на военный лад, чем вызвал в мнениях серьезные сомнения, а также споры и разлад.

Но Дженнет не смирилась с безутешной участью жены и счастлива была, что нет войны. В родном краю как будто снова обрела два белоснежных ангельских крыла: рвалась взлететь и облететь красивую округу, чтоб передать привет незабываемому другу, которого любила до сих пор. О, если б не бушующий меж семьями раздор! А ей по-прежнему заботливо внушали каждый день: над родом Скейтов нависает тень, от них исходит грозная опасность. Хотя, по слухам жителей, там жизнь кипит, не умолкает праздность. И Дженнет не желала слушать об интригах черных, отпор давала сплетням, ужасающим речам, хотела, как и прежде, диалог вести с любимым по ночам.

Чувствительное сердце Чарльза сразу подсказало о ее приезде: над озером разносятся здесь быстро радостные вести, он с нетерпением сигнала ждал от Дженнет, а то отец его, возможно, скоро женит. Однако снежной выдалась в тот год зима: он был в томлении и в ярости, как будто без ума. Пришлось ждать прояснения на небе и многоголосия весны, ведь для любви все мелочи важны.

А энергичный Дорман в замке власть к своим рукам прибрал и жесткостью своей  несносным для округи стал. Летели дни, неделя за неделей: он во дворце таких нелепых глупостей наделал, что все стонали от его идей бредовых и обещаний празднично-медовых. А сам он тщательно готовился к войне: полковника всё раздражало на противной стороне. Он с подчиненными был беспощадно строг и одного понять не мог: людские нервы не из стали и воевать с соседями давно устали.

И всё же наступила долгожданная пора, и солнце тучи растопило, разогнало, а вот влюбленным душам перемен природных показалось мало: в эфир умчались первые послания и трепетные от волнения признания. А в следующую ночь опять – так каждый раз. И Дженнет милая, и лучезарный Чарльз, заложниками став любовного искусства, не в силах были скрыть окрепшие в разлуке чувства; фантазии богатой не было предела: и даже звездам их завидное общение не надоело. Когда же Дорман уезжал куда-то по делам, презрев опасности и поучения трагедий-драм, влюбленные встречались тайно по утрам. В лесу за родственные души радовались все, их в пограничной полосе охотничья избушка тайно поджидала, в часы свиданий сонная округа от эмоций бурной страсти разом оживала. Заложники между добром и злом, нашли свой сокровенный дом, который их с любовью приютил, придав им радости и сил. Как были упоительны их нежные прогулки, а голоса влюбленные взволнованы и гулки, густой кустарник юный так пушист и соблазнительно душист, на кронах и в ногах горела и шуршала золотая медь: от зависти столетние дубы и то хотели молодеть и млеть. Но торопливые часы блаженства быстро истекали, и разные дороги родственные души в чащи увлекали. И снова боль, невыносимая разлука, обеды званые, столичные известия, в которых сплетни, грязь и скука. Но каждая минута расставания у любящих сердец наполнена надеждой ожидания скорейшего и страстного свидания.

А раннею весною Дженнет родила сыночка, и вскоре в ночь умчалась радостная строчка. Какое счастье для родных сердец, не знавших ни благословения, ни золотых колец! С явлением на свет красавца-великана родилась тайна и великого обмана. Довольный Дорман известить хотел весь мир и закатил он замке настоящий пир. К утру в толпу он бросил тост последний: «Да здравствует законный мой наследник, достойный продолжатель исторического рода. Горжусь я им, в нем кровь моя, моя фамильная порода!»

Самолюбивый Дорман и не подозревал, что где-то Чарльз какой-то тоже ликовал:

– У нас есть сын, он плод любви и страсти, теперь нас не пугают беды, мнимые напасти. И пусть нелегкие переживаем ныне времена, однако не помеха для любви вражда дворцов и безуспешная война. Желаю сыну своему здоровья и успеха!

В отцовстве благородном столько чести! Но жизнь на месте не стояла и состояла из приятных снов и будней серых без красивых роз. Крепыш-наследник быстро рос, не зная слов «нельзя», «запрет»… и вдруг, ему как в сказке пять блаженных лет! Собою он напомнил возраст первого знакомства двух детей: счастливей их в то время не было в округе всей. Но снова грянула беда, как будто в этом крае поселилась навсегда. На этот раз она родилась в лабиринтах гнусных сплетен и дворцовых слухов: они как надоедливая муха. Хотя до герцога они дошли не сразу, он жадно проглотил их как заразу, потом переварил и горько пожалел об этом, когда припомнил дальние поездки знойным летом. Задачи слухов таковы: чтоб зацепить, так больно, чтобы до крови…

А чтобы честь свою спасти, задумал он соперника заклятого убить: ему в могиле должно быть. О замысле коварном мужа Дженнет донесли под вечер, а за окном мороз трескучий, встречный ветер. Но и откладывать нельзя: день роковой уже не за горами. От страха обливалась Джненнет горькими слезами, а непогода словно специально помогает силам зла. Обдумав каждый шаг, она служанку преданную позвала: когда-то жизнь реально ей спасла. Та с полуслова поняла и в путь с посланием, по озеру и напрямик, поскольку дорог каждый миг. Идти по суше и в обход опасно: дорога через лес в метель ужасна.

Служанка добралась до замка чудом, а тут еще кругом посты и строгая охрана всюду. Тогда пошла на хитрость милое создание, используя свое очарование, и повара-повесу завлекла, да так, что не держал он на враждебный замок зла. Сработал женский замысел отлично: через него посланница письмо вручила лично. Там оказался шифр какой-то непонятный, но для влюбленных он всегда приятный. «Мой милый, Чарльз! Успею ли на этот раз? Не выезжай в урочный час: в лесу разбойники сейчас. Муж нанял их, чтоб разлучить навечно нас. Пожалуйста, ты будь хитрее, ведь ты его в сто раз мудрее. Свою жизнь для меня с сыночком сохрани, я жду свидания, считаю дни. Люблю, целую, обнимаю, настанет светлый день – я знаю».

А ночью следующего дня примчался в замок герцога гонец чумазый и лохматый: он только что орудовал лопатой. Злодей лесной был встрече очень рад, как будто отыскал он клад. Последовал его сухой доклад:

– В отчаянном бою мы лезли все из кожи: Чарльз Скейт был нами уничтожен. Барон сражался смело и умело, но точная стрела сразила тело. А в доказательство прими одежду, шлем и меч. А нам пора на дно залечь.

Последовал сияющий ответ:

– В ночи проклятой я увидел яркий свет. Мою поруганную честь спасла убийственная месть. Одежду сжечь, доспехи и оружие на склад: займут почетное там место. Об этом говорить и думать лестно. Прими же золото за смелое убийство. Хоть я и герцог, но поступок мой – не свинство.

Разбойник грозный внешне строг – схватил мешок и живо за порог, а Дорман пир безумный закатил: его соперник сгинул и почил. И хорошо, что очень далеко. Узнав о гибели возлюбленного своего, как Дженнет внешне изменилась и выдала себя невольно: в ранимом сердце было очень больно! Затем с ней обморок случился, потом в себя ушла и стала как отшельница-волчица. Ну, вот и всё. Теперь она не сомневалась: очередь ее – муж-деспот не простит измену. В истерике была готова проломить непробиваемую стену, чтоб сына вовремя спасти, но как ей выход правильный найти? Хотела с башни броситься в окно, но сделать это, видно, ей не суждено. Тем временем поспешная весна вступила за два дня в свои права, избавив озеро святое ото льда, чтоб утонули силы зла. Спасительная мысль мгновенно озарила – откуда взялись воля, мощь и сила? Подарок Чарли, скромный перстенек, на шею сына лентой привязала, его в слезах поцеловала, перекрестила и сказала:

– Носи его всю жизнь, сынок. Клянусь, я разыщу тебя: дай срок.

А у самой от плана дерзкого в глазах темно, а в горле ком. Во время пьяного разгула она покинула дворец тайком под видом новенькой прислуги. Душа дрожит, трясутся ноги, руки, сама с бочонком, будто за водой. Укрывшись плотной тьмой ночной, она «суденышко» толкнула: а в нем сопит себе сынок. «Молиться буду, чтобы только не продрог. Надеюсь, добрый ветерок поможет… Ах, как тревога душу гложет. А вот самой бежать мне некуда – везде найдут: характер мужа слишком крут».

Три дня гудела вся услужливая знать: на лаврах смерти с радостью решили погулять и на счастливый случай уповать. В порыве пьяной злобы изверг казнь публично учинил и приказал пытать виновную прислугу до последних сил. Одна из жертв, в огне пылая, созналась: герцогиня не святая, и сообщила про записки, письма и свидания… Но правда не спасла ее от новых зверств и истязания. Настала участь и самой супруги, но предстояли ей совсем другие муки. Ее в темницу упекли навечно: как в жизни перемены быстротечны!

А для народа утром казнь устроили строптивой герцогине, но вместо Дженнет там чужое тело украшали георгины. Служанка мертвая в торжественный наряд облачена, толпа не ведая о каверзной подмене, от горя безутешного омрачена. Но стены замка знают, что девушка безвинная скончалась в пытках страшных, и башни хмурые скорбят от ужасов вчерашних. Вальяжный Дорман в замке у окна, на постаменте дров – его изменница-жена: он демонстрирует наглядно вызывающую вздорность, она – покой, безволие и для него приятную покорность. Ужасною волной толпу охватывает нестерпимый страх. Удар часов, платочка взмах – палач бросает факел, и смиренная жена по воле мужа сожжена. Для всех – она с собою тайну унесла, сама же верила, что добрый мир не принесет ее сыночку зла.

Мгновенно донеслась до Чарльза искаженно-траурная весть, он сгоряча решил, что только месть поможет душу облегчить – не знал в тот миг, как боль лечить. Обманутый Чарльз верил, что и сын его сожжен, и зверством Дормана был поражен. С отцом возник нелегкий разговор: тот рад был, что в семье врага раздор. Бог видит всё: неправедных жестоко он карает, пусть Дорман далее еще сильнее пострадает.

А тот не мог понять, как сына потерял, позднее свет столичный уверял: не по своей вине внезапно стал вдовцом, но духом он не пал и остается воином-бойцом. Наивность дам придворных просто умиляла, а вот поверивших ему нашлось довольно мало. Когда же лжец узнал, что был разбойником лесным обманут, его хватил удар: впервые негодяй признал, что не всесилен, немощен и стар.

Уставший от плохих вестей, без Дженнет Чарли горько загрустил, хотя любовь в себе он не убил. Он сознавал: потратил время бесполезно, пригрев в груди тоску любезно: ведь смысл жизни окончательно утерян… Тогда он в этом был уверен. Неспешно минуло еще полгода, его сосватали с очаровательной невестой из известнейшего рода. Она хоть и пленяла внешней красотой, но всё равно ей было далеко до той, оставшейся в далекой жизни безвозвратной, казавшейся продажной, мерзкой и превратной. Хранил Чарльз бережно о Дженнет светлые воспоминания, а также письма добрые и заклинания.

И всё же сдался он под жестким натиском отца: окольцевали Чарльза-молодца. Его супругой стала дочка лорда: она казалась доброй, образованной и гордой. Как обвенчались, сразу же умчались в длительный круиз, где молодого мужа ждал пугающий сюрприз. Как выяснилось, Лора с детских лет больна и вовсе не случайна удивительная белизна на милом девичьем лице. Чарльз оказался в замкнутом кольце. Суров был приговор известнейших врачей: жена не в состоянии рожать детей. Бедняжку Лору было жаль – в душе мужской тревога и печаль. Что делать? Выход где? Тогда себя попробовал в труде: теперь ничто не отвлекало от пространных размышлений, но вечерами был в плену унылых настроений. А тут еще одна зловещая беда: отец скончался, и единственный наследник в замок свой умчался. Стоял в раздумьях у плиты надгробной, душа томилась  от погоды скорбной. Как статуя застыл он под дождем небесных слез, вдруг луч, блеснул: теперь он упивался видом диких виноградных лоз, что свили за оградой стену. И в этот миг он ждал в себе и в мире перемену. Когда прощальное письмо он прочитал, то чуть сознание не потерял. Ошеломляющую новость слишком поздно он узнал: «Выходит, что с Морроу  кровное родство?!» Отца и мать представил молодыми, знакомство, танцы на балу, записки, сватовство… Судьбе угодно быть жестокой, спустя десятки лет открылась тайна юности далекой: два друга в один день надумали жениться на родных сестрицах… «О Боже, что творится?! Выходит, с Дженнет я одной крови?! О, смерть, меня за грех к ответу призови. А как же бедный сын тогда?.. Об этом больше я не вспомню никогда».

Пришлось принять отцовские дела, чтоб жизнь в округе расцвела. Надеждой тайной замыслы ласкал среди суровых вечных скал, за десять лет во многом преуспел: в делах был дерзок, чист и смел. Немало сделал для простых людей – не то что Дорман: изверг мерзкий и злодей, – не замарал отцовской чести и храм воздвиг в чудесном месте. Чарльз справедливым был в своем кругу, но спуска не давал коварному врагу. И люди верили ему всецело, за ним шли с радостью и смело: надежды он вдохнул и их души, а Дорман люто зверствует, роптание любое беспощадно душит. Так день за днем и год за годом: не дорожит палач своим народом. Зато в заботах Чарльз и весь в делах полезных, теперь он в землях северных известный. К нему со всех концов торговые суда: он рад принять друзей всегда.

Но затаился в темном замке враг? Прижился в нем воинственный варяг. Дворец от зависти и злобы за два года почернел, у Скейтов же по-прежнему он бел, как мел.

А смерть и беды всюду, чаще там, где их не ждут: и где безумная вражда, и где покой, уют. Сестрицы добрые скончались тихо друг за другом, из-за мужей у них вся жизнь шла кругом. Сердечных женщин Чарльзу было жаль: скорбел он искренне и не скрывал печаль. Но одного не знал: в тюремной башне Дженнет в одиночестве томится и каждый миг ее душа летать стремится. Хоть крылья ей жестоко обрубили, но волю не сломили и надежду не убили. Пускай жила с мышами взаперти, но для нее назад отрезаны пути. За годы заточения ни весточки о милом Чарли и своем сыночке, в слезах летели дни бессчетные и ночки: она давно им потеряла счет, казалось, что душа во мраке вечной ночи и камень злобы ее точит.

Однако жизнь везде течет, а с ней меняется и мир. Однажды утром грозовым скончался грозный конвоир, а новый многого не знал и лампу в камеру он арестантке дал. Держать ее в бездействии нет мочи, она металась и с большим  трудом дождалась лунной ночи: во тьму мольба о помощи умчалась из ожившего окна… В ту полночь Чарльзу было не до сна, от духоты он шторы настежь распахнул и на луну взволнованно взглянул. А от нее метнулся острый взгляд как раз туда, где яростно в тот миг мерцала прежняя «звезда».

Свет смелый словно молнией густую ночь так сильно полоснул, что встрепенулись даже те, кто загодя уснул. Пронзил лучами тьму огонь взволнованной души и пламенной надежды: «Неужто он пришел ко мне из жизни прежней?» По телу дрожь,  смятенное сознание пронзил сигнал – Чарльз растерялся, даже код знакомый не узнал… Но сердце, с детства знавшее горячую любовь, вновь обожгли волшебные и нежные слова. В ушах они как гимн звучат, виски стучат, кружится от неверия хмельная голова – не верит Чарльз своим глазам. «Что происходит там? Как можно верить в чудеса? Быть может, шутят с ним ночные небеса?» Ах, как легко быть сбитым с толку. Тогда схватил фонарь с высокой полки, на всякий случай дал ответ. Затем, как юноша, в тиши бескрайней волновался: дойдет ли адресату свет надежды и любви, за столько лет почти сгоревшей? «А может, заново воскресшей? Быстрее бы ее найти. – Глаза пылают, жар в груди… как всё похоже, будто в первый раз. – Ну отзовись же, милая, тотчас».

Мучительно текли безмолвные мгновения: барону не хватало воли для терпения. И вдруг прорезал тьму Ее ответ: спустя пятнадцать долгих лет! «Жива я, рыцарь дорогой. Когда же, Чарльз, придешь за мной? Томлюсь в темнице я с надеждою одной, спаси, любимый и родной».

Теперь сомнений не осталось – там Она, что означает: завтра же война! Совсем иначе ночь теперь дышала, дыхание сердец и запахи любви вкушая, Чарльз убеждался, что они нуждаются в защите и коменданту приказал: «Победные пути ищите. Обязан Дженнет я освободить, а герцога – в бою убить. Ничто меня не остановит, прибегну к хитрости и обойдусь почти без крови».

Внезапный натиск, штурм, атака, и в зале для торжеств возникла историческая драка: трусливая охрана бросилась в бега, оставив на расправу злейшего врага. Но Дорману предложен поединок честный, а он – полковник, дуэлянт известный! Конечно, согласился он, ведь дома помогают и родные стены. Но шпаги помнят подлость, ложь, убийства и измены… Поэтому коварный Дорман был убит, и труп утоплен в море, словно паразит. А победитель вихрем к пленнице ворвался, от крови он не вытирался. Чарльз с честью выполнил свой долг – и враг безжалостный на век умолк, он не сводил с любимой восхищенных глаз: свершилось чудо, пробил их заветный час! Из боя вышел невредимый – ее красавец-воин смел и невредимый! Пройдя сквозь время, бремя жутких войн, предательство, семейную вражду, они, казалось бы, нашли свою счастливую звезду.

– Я без тебя не жил – существовал, душа замкнулась в скорлупе, а сам я в одиночестве страдал. Мне многое пока что непонятно, но благородным рыцарем как быть приятно! – признался храбрый Чарльз, целуя руку милой. – Изгнав из замка злого беса, хотел вдохнуть в твою измученную грудь любовь и свежесть леса. Ты вспомни золотые дни, вернутся явью вновь они.

Она всю жизнь его ждала, звала, а вне темницы виделись ей смерть, огонь, зола… В одно мгновение он подарил возлюбленной свободу, позвал ее тотчас в дорогу и предложил совместный  путь – в ответ же слезы падают на грудь: былого видно не вернуть. Угасла  радость, оказалась преждевременной и мнимой: исчезла где-то в райских небесах, а счастье утонуло в горестных слезах.

– Признаюсь: в это узкое оконце ни разу не заглядывало солнце. Из-за печали и душевных ливней давно увял в груди моей оазис дивный. Суть изощренной пытки заключалась в том: меня кромсали не мечом – безумный страх стал постоянным палачом, чтоб не осталось от любви ни капли, ни следа и вытравить во мне все чувства навсегда. Я пребывала в идеальной тишине, но сотни пушек душу разом разрывали мне. Сломить меня не удалось: во мне рождалась, крепла злость, пришла я к выводу, что вновь бы повторила тяжкий путь, и вовсе не напрасно пламенела грудь спасительным желаньем, невольно смешанным с тоской… Боялась ненавистной мысли я другой: бесперспективной и пустой.

– Но что сейчас тебя тревожит?

– О, Боже! Ты правду должен знать: прости, мой милый, я плохая мать. Поэтому я не могу покинуть это заточение, и вечно мне страдать в мучениях… Да, да, я сына потеряла. – Как Дженнет горько на плече любимого рыдала, застывшего в раздумьях Чарльза уверяла: – Мне здесь придется умереть: уже близка злодейка-смерть.

– Что наш малыш утоп, я не могу поверить. Всё надо выяснить, проверить.

– Да, наше озеро святое, но сколько слухов всяких и трагических историй… Неужто он покоится на дне? А может, поглощен был злобным демоном во мгле? – На лбу холодная струя. – От мыслей мрачный мне не милы здешние рая.

А Чарльз представил малыша в челне, кораблик лихо мчится на ночной волне и брызги озорные, словно бриллианты в серебре. Но, к сожалению, не раз картину радужную прерывал тревожный взор печальных глаз: он был пронзителен, глубок и торопил, чтоб Чарльз скорей распутал каверзный клубок.

– Согласен, люди стали словно звери: в душе – жестокость, страх, теперь в домах закрыты двери. Клянусь, я сына нашего найду и прекращу между людьми вражду.

Из замка Чарльз умчался прочь, и многое успел за ночь. Как чародей он растворился в тишине, ее же взор надежды рвался к вышине. С лучами первыми на звуки медных труб собрался с радостью народ: услышал весть о мире, про переворот, о том, что Дженнет до сих пор жива… И полетела по округе чудная молва: когда она вернется к власти, тогда исчезнут распри и напасти, сотрутся прежние границы… О, как сияли праздничные лица, а в душах – долгожданная услада. Затем была объявлена награда тем, кто спас ребенка в озере святом. Спустя неделю был проверен каждый дом, но парня лет пятнадцати не удалось найти. Родители в плену тревог: неужто не поможет Бог? Надежды таяли буквально с каждым часом, но поиск продолжался раз за разом. Лишь в отдаленном доме лесника, в глуши безлюдной, и нашли больного паренька. Как он похож был на великого отца: как копия с его скуластого лица! Наследника немного подлечили, доставили к воротам Черного дворца. Как Чарльз взглянул, так без сомнения своим признал смущенного юнца. Мать не поверила заплаканным от радости глазам и бросилась в объятья: он с Чарли юным словно братья. Вещественным же доказательством ей послужил любимый перстенек. Счастливым оказался этот скромный паренек: сначала быстро рыбаки нашли, затем в лесу далеком берегли подальше от дворцовой власти, где плелись интриги, полыхали войны, с каждым часом накалялись страсти.

Таков конец любви счастливой и большой, поскольку Чарльз и Дженнет верили в нее с душой и чувства их прошли сквозь испытания дорогою опасной, извилистой и всё равно чудесной и прекрасной! С небес на землю опустились чистота и безмятежность и в душах поселились доброта и нежность. Среди роскошных и глухих дубрав в себя истоки радости вобрав, как счастлива семья была в объятиях блаженного тепла, с восторгом пребывала то во власти нежных чувств, то бурной и неукротимой страсти. Жизнь долгую прожили не напрасно, она казалась им то солнечной, то вдруг ненастной, насыщенной многообразием волшебных потрясений. Их принимали с радостью великой и без капли сожалений. Но жизнь есть жизнь, да и легенды всякие бывают: одни герои молодыми погибают, другие тихо увядают, умирают, и лишь влюбленные живут в веках, а души светлые летают в чистых небесах.

Чарльз так и не поведал Дженнет тайну о родстве враждующих родов, поскольку был здоров. Хоть он и жил всегда с судьбою споря, а умер от убийственного горя, мгновенного разрыва сердца: куда же рыцарю от дамы сердца деться? Они ушли из жизни друг за другом в теплый светлый день, в тот скорбный час накрыла траурная тень весь благодатный край. На небе ангелы, проводники в заветный рай, казалось, что земля осиротела и без любви возвышенной вмиг опустела. Их схоронили вместе в белом склепе, и силам зла не разорвать их крепкие невидимые цепи, в миру ином их связи неразрывны, и в полночь до сих пор с небес сигналы льются непрерывно. Они хотели, чтобы их мелодия любви всегда звучала и раз за разом повторялась жизнь блаженная сначала. Поэтому приветы и послания разносят шустрые посланцы-ветерки и сеют семена добра, чтоб в душах сохранились чистые и светлые ростки. Однако нас история на собственных ошибках учит, а опыт у нее могучий! Сейчас продажны стали чувства, низменны, мелки, да и глаза у бед и счастья слишком велики. А уши льстивые привычно верят слову и каждый раз обманываются снова.

На грешной же земле живут и уживаются добро и милость, страшные пороки и пророчества. Их сын без них остался в горьком одиночестве, хоть он и плод любви счастливой, но в нем смешение родных кровей с тревогой до поры до времени таилось. И как непредсказуемой судьбе быть в этой деликатной ситуации учтивой? В столице долго Джон учился, зато в одно мгновение влюбился, обвенчался сразу и женился. Недолго замками владел, но в память о себе оставил много благородных дел, затем с женой уехал путешествовать по свету и… неизвестно где загадочно он канул в Лету. Мелькнули в суете года, прошли века: постель для любящих сердец повсюду и по-прежнему мягка.

Его наследники погодки-сыновья презрели заповедь родства, и в одночасье рухнула единая и крепкая семья. Где скалы в темных тучах прячут злобные клыки, опять родились кровные враги, на мир смотрели сквозь туман, воспринимая ясность за обман. Не разорвать враждебного узла, и снова кровь по склонам гор бессмысленно текла. Так вот на ком природа отыгралась! Неужто ненависть безумная еще в утробе материнской зарождалась? В итоге, вновь безумная война в умы горячие закралась! Уж, видно, на роду начертаны дальнейшие страдания, и беспощадно разрушались вечные основы мироздания. Они в неистовстве крушили всё подряд, в ход шли погромы и огонь, мечи и яд, а позже на крови торжествовал парад! С тех пор ужасное творилось в замках, хранились головы поверженных вельмож в спиртовых банках. И в этой демонстрации кощунства и цинизма безумным братьям виделись поступки смелости и героизма. Когда же в девушку-красавицу влюбились, они как звери насмерть бились: вцепившись в горло мертвой хваткой, сорвались со скалы и одновременно разбились. От радости торжествовало зло. А молодые трупы море унесло – и нет следа: уж такова трагичная судьба, их жадно поглотила мутная холодная вода. Зато никто в бою не уступил заклятому врагу, по сути другу, а по крови брату своему. Тела их не нашли покой в земле и растворились вместе в водной мгле и до сих пор с течением блуждают каплями в злобé, напоминая штормами  несчастий и цунами о себе.

Вот так трагически прервалась нить когда-то знатных поколений. А истина гласит: не должно людям волком жить, и в мыслях, и в делах нет выше светлых устремлений. Столетия промчались и растаяли златые годы той поры, исчезли, как весенние пары. Запутанный клубок лихих времен спустя века распутать невозможно, но уяснить, кто явно глуп, а кто умен, несложно. Теперь мистические призраки устраивают шабаш в замках, себя и власть, не ограничивая в узких рамках. Чтобы не возвращаться никогда и никому ко времени ужасному тому, хранит история и камеру, и злополучную тюрьму. Мы любим нервы щекотать и быть рабами страха, желаем тайны приоткрыть и опыт перенять, чтоб вечными нам стать или восстать из праха. Сознательно идем туда, пусть каждый за своим, потом судьбу благодарим, что избежали участи такой жестокой: у нас свои достойные истоки и родства потоки. Но душам, жаждущим безудержных страстей, так не хватает золотых ключей от тайн загадочных и строгих, великих, страшных и далеких. История умна и уважительна, однако не хранит ненужных мелочей: а то, что сохранила – значит, всё значительно. Да и легенда древних замков поучительна, напоминает о бесчеловечных жертвах не без горьких сожалений, рождая в головах горячих горы мудрых размышлений и сомнений. Но все важнейшие решения обычно с легкостью находятся с утра. Мысль главную легенды сей провозгласить пора: лишь настоящая любовь спасет мир от бессмысленных сражений, позорных унижений, ссор и поражений! У каждого свое и время, и судьба. Когда возлюбишь ближнего ты, как себя, тогда и станет мир блаженным как в раю, храните же в веках любовь цветущую свою!