И я, и мама, и пес Чарли живем в новом доме почти полгода. Наверное, Чарли хотел бы многое рассказать о соседях, но не может. Мама еще как может, но ей некогда. Она приходит из школы и требует тишины. Но соседи – не ученики, их ничем не напугаешь. Я прихожу из института, учитывая прогулы, довольно рано. Поэтому мне открываются самые чудесные моменты жизни с соседями.
Моя соседка сверху-слева – Неуловимая Дама. Я никогда ее не видела. Может быть, это и хорошо. Я часто слышу ее громогласное объявление: «Дети, под моими окнами не гуляйте. Здесь гулять опасно!» Дети, конечно же, каждый раз спрашивают – почему. И мне тоже первое время было интересно, я выворачивала шею и пыталась взглянуть наверх-влево. Видела я только развевающиеся седые волосы и очки. Однажды я поняла причину опасности. Даже дважды.
В первый раз соседка выплеснула воду из ведра прямо с балкона. Ветер дул в мою сторону.
– Вы зачем людей водой поливаете? – возмутилась я, напуганная и промокшая.
– Скажи спасибо, что не кипятком, – ответила она.
Вот уж спасибо.
Во второй раз с балкона полетел, просвистев у меня над ухом, старый радиоприемник – полированный деревянный монстр.
– А его-то за что? – удивилась я, уже не пытаясь высунуться и разглядеть соседку.
– Да врет он все! Одни расстройства от «Новостей», – пожаловалась она.
С этим я мысленно согласилась, но все же спросила:
– А если попадете в кого-нибудь?
– Я ведь всех предупредила! – резонно заметила Неуловимая Дама.
Теперь, выходя на свой балкон, я стараюсь прижиматься к стене и лишний раз не выглядываю на улицу. Все-таки меня предупредили. Только если слышу детские голоса под нашими окнами, спешу крикнуть:
– Дети, здесь гулять опасно!
Соседи прямо надо мной – доброжелательная пожилая пара. По ночам они любят распеваться. Ночью слышимость хорошая: акустика бетонного двора. А днем кто оценит? Мне их музыкальность не мешает. Лейла поет по-азербайджански, голос у нее звенящий, с переливами. Я так привыкла к ночным концертам, что эти затяжные рулады меня даже убаюкивают. Моя подруга Ленка окрестила соседку, как героиню старой сказки.
– Ну, как твоя Летающая Лейла?
– Поет, – вздыхаю я.
Мой пес в такие минуты усаживается возле окна и аккомпанирует Лейле – подвывает от души.
Я не против их дуэта, но беда в том, что у Лейлы и ее мужа проживают три собаки. Эта троица никогда не выгуливается. Сутками сидя взаперти, они выплескивают свою энергию на наш потолок. Когда они скачут и резвятся, мне кажется, что это не собаки вовсе, а довольно откормленные кони. Выплескивают собачки дома не только энергию, но и то, что им положено выплескивать на улице, под кустом. Что тоже не радует.
Но сказать Лейле все, что мы думаем о ее привычках, нам никогда не удается. Встречая нас на улице, она бросает свои дела, ставит авоськи на землю и ласково, склонив голову набок, глядит на нас.
– Девочки, как ваши дела? Как ваше здоровье? – мягким, заботливым голосом спрашивает она.
Услышав, что все нормально, спасибо, Лейла не успокаивается: «Как здоровье мамы?» Дальше перечисляются все родственники, о здоровье которых волнуется Лейла, – дяди, тети, сестры, братья, племянники.
И как-то неудобно устраивать разборки с человеком, который интересуется твоими родными и желает им всем здоровья.
Распрощавшись с Лейлой и поблагодарив ее, мы получаем вслед пожелания долгих лет жизни – нам, братьям, сестрам, бабушкам, дедушкам, а главное – мамам.
Как она их всех запоминает, для нас остается загадкой. Летающая Лейла может забыть о том, что брала у соседей денег в долг, но о том, как зовут второго мужа моей троюродной тети, – никогда.
Моя соседка напротив – Любопытная Варвара. Общение с ней воспитывает во мне шпионский характер.
Моя задача – как можно быстрее и незаметнее прошмыгнуть мимо ее квартиры. Я научилась попадать домой в три приема за три секунды: бесшумно отворить общую дверь, скользнуть вдоль стены и повернуть ключ. Теперь остается только захлопнуть свою дверь до того, как она откроет свою. Хлоп! Все. Я в домике!
Но не всегда мне этот фокус удается. У Любопытной Варвары – шестеро детей. А значит, у нее в шесть раз больше проблем, чем у нас. И все эти проблемы я обязана выслушать. Не только выслушать, но и посочувствовать. Обычно это происходит так. Замешкавшись возле своих дверей (ключ застрял или квитанцию за квартплату принесли), я делаю шаг назад, к своему порогу. Но соседка, уже успевшая открыть дверь, говорит мне: «Здравствуйте», одновременно надвигаясь на меня. Я делаю еще один шаг к отступлению, но она ловко просовывает ногу в дверную щель. Она вносит в мой коридор все свои заботы. Она делится со мной самым дорогим, а значит, я как вежливый человек должна ее понять. Я могу часами стоять в коридоре в пальто и вежливо кивать, сочувствуя ее дочери, страдающей от всех возможных и невозможных болезней. Я могу переминаться с ноги на ногу и выслушивать мелодрамы о ее сыне в кризисном периоде. Я могу угрюмо поддакивать, оглушенная ее ругательствами в адрес водопроводчиков, которые не хотят чинить трубы. Я жду передышки, чтобы вставить фразу: «Извините, мне некогда». Но мне неудобно. Ведь у меня дел в шесть раз меньше, чем у соседки. В итоге еда сгорает, пес не выдерживает, я бегу за тряпкой, и тогда Варвара догадывается: «Ой, кажется, вам некогда». Я кисло улыбаюсь, с усилием закрываю дверь с застрявшей в ней соседкой и буквально сползаю по стене.
Иногда спасение приходит с другой стороны: в общих дверях появляется мама с большими сумками и усталым лицом. Варвара кидается к ней, мама застывает в привычной позе «я вся внимание», а я укрываюсь в квартире. Если не забрать у мамы сумки, она может простоять с ними два часа: соседке пакеты не мешают.
Мой сосед справа – меломан с малиновыми волосами. Или, как его окрестила Ленка, диджей Малина. Молодой человек с челкой до подбородка, которому хочется послушать музыку и выпить с друзьями тогда, когда мне нужно выспаться. Звуки музыки превышают все допустимые нормы. Но он говорит мне в полвторого ночи: «Я отдыхаю. Имею право, а что? Когда я днем сплю после ночной смены, вы же шумите: топаете ногами, лаете?» Да, топаем и лаем. Возразить мне нечего, остается только заткнуть уши ватой и накрыться двумя подушками.
Сосед слева – Несносный Ребенок. Я бы назвала его покруче, но при маме не могу. Он не только хозяин квартиры и вожак стаи родичей, но и хозяин мира. Этот мелкий тиран поджигает деревянные ящики в нашем тамбуре, залепляет дверные глазки жвачками, бьет детей во дворе, обзывает взрослых недетскими словами, бросается камнями в спину. Но родители его и пальцем не тронут, поэтому соседям приходится разрешать конфликты самим. Периодически я отлавливаю его в темном подъезде и хорошенько встряхиваю. «Если ты еще раз!» – внушаю я разбойнику, а он клянется, что больше не будет. Но я знаю: как только ослаблю хватку, он начнет зверски пинать меня куда придется. Поэтому я не расслабляюсь и волоку его до квартиры. Если его отпустить совсем, он нападет со спины.
Приволоченный к своей маме, он превращается в ягненка, мама всплескивает руками и объясняет, что вообще-то он хороший, просто немного нервный.
– Этот нервный малыш скоро дом спалит! – высовываются из квартир другие жильцы.
– Это же бесенок, а не ребенок! Не можете сами отлупить, отдайте нам.
В общем коридоре есть еще одна дверь. За нее никто из соседей не заглядывал. Интеллигентную семью с девочкой, из которой выращивают великую скрипачку и гордость нации, моя подруга с первого взгляда именовала Высочайшим Семейством. Каждый день девочка королевской походкой проходит мимо меня, гордо задрав подбородок. За ней проплывает ее мама – придворный поклонник и носитель королевского футляра со скрипкой. Обе здороваются, глядя куда-то поверх наших голов, в будущее.
Перешагнув порог своей квартиры, мама из поклонника превращается в тирана, а королева раскороновывается и становится несчастным пленником искусства. Объясняя будущей скрипачке ее обязанности стать настоящим музыкантом («Я в тебя столько вложила!»), мама хрипит от крика. Скрипка тоже хрипит, и девочка плачет до хрипоты. Мама мучает девочку, девочка мучает скрипку, а мы все мучаемся от несовершенства современных построек: слишком уж тонки стены даже для нашего немузыкального слуха.
В один прекрасный день я проспала занятия. Этого следовало ожидать: диджей Малина полночи устраивал дискотеку у нас на головах.
Я заметалась по комнате, хватая книги, одежду, косметику и сваливая все в одну кучу. Чистка зубов и одновременное одевание прошли успешно. Накрасившись, я выбежала на балкон – взять постиранную вчера куртку. Придется надевать холодную! Натянула один рукав и тут же приняла мощный холодный душ с верхнего этажа. Это в начале зимы-то, когда уже снег выпал.
Я заорала диким голосом, сама себя не узнавая:
– Вы что, ненормальная? Ну зачем, зачем вы это делаете, а?
– На случай пожара, – резонно ответила неуловимая мстительница.
Я побежала переодеваться и наткнулась на Чарли. Как я могла про него забыть! Бедняга уже поскуливал от нетерпения. Я распахнула двери и скомандовала:
– Беги, Чарли. Гулять!
Мы с мамой уже практиковали такие прогулки. Пока собираемся на учебу-работу, Чарли носится по двору. Минут через пятнадцать он уже на пороге.
Едва Чарли успел выбежать, дверь напротив победно распахнулась. Любопытная Варвара, как флагом, размахивала железным обломком. Чуть не задев трубой меня по носу, она жаловалась на нижних соседей. Те уже ворвались в открытую общую дверь и призывали меня стать свидетелем их потопа.
Отстранив соседку, я захлопнула дверь и, кажется, в первый раз гаркнула: «Мне некогда!»
Я уже переоделась, нашла мамину старую куртку размера на два больше, а Чарли все не приходил. Ждать было некогда, и я выбежала на улицу. Пробежавшись по периметру двора с криками «Чарли, Чарли-и-и», я пошла на остановку в ужасном настроении.
– Ничего, подождет в подъезде, – успокаивала я себя.
Отпросившись с последней пары, я примчалась домой. Ни у дверей, ни в подъезде, ни во дворе Чарли не было. Растерянная, я стояла возле дома и ждала собаку.
Ко мне подошел Несносный Ребенок.
– Вы собаку потеряли?
– Ты видел Чарли? – схватила я мальчишку за рукав.
– Он бегал тут часа два назад, у него еще вся борода была в сосульках! Видать, замерз, – с упреком посмотрел на меня мальчишка.
Я совсем скисла. Наверное, Чарли решил, что я его бросила. Наверное, у него замерзли лапы. Или еще хуже – его забрали собачники. Чарли хотел дружить со всем миром и мог подойти к кому угодно.
– Эй! Я его видела, он с девочкой гулял, – раздался голос сверху.
Я задрала голову и впервые увидела неуловимую престарелую хулиганку, перевесившуюся через балкон.
– Девчонка его позвала куда-то, и он за ней пошел.
– Какая девчонка? Что за девчонка?
– Худая. Я ее не знаю, она под моим окном не гуляет.
Я махнула рукой. Вряд ли ей можно верить. Может, показалось старушке. А может, сама же окатила собаку ледяной водой. Вот тебе и борода в сосульках.
Несносный Ребенок вызвался опросить всех худых девочек двора, не гуляющих под окнами старушки. Довольный подвернувшимся заданием, он направился к толпе подростков.
– Постой, – окликнула я его, – ты… поосторожней, мало ли. Как тебя зовут-то?
– Семен, – серьезно ответил мальчик.
Пока я сидела на скамье, ко мне по очереди подходили дети разных возрастов и деловито расспрашивали: как зовут собаку, какая у нее порода, какой окрас. Расспросив, они расходились по ближайшим дворам.
«Надо же, ответственный какой мальчик», – подумала я, поглядывая на Семена, важно отдающего распоряжения тем, кто помладше.
Через час, доложив о том, что собаку никто не встречал, Семен посоветовал мне идти домой, пока я тоже не покрылась сосульками.
– Если что, я прибегу, – заверил он меня и подкрепил обещание смачным плевком в сугроб.
– Спасибо.
Перед входом в подъезд мне почему-то захотелось посмотреть наверх. Так и есть. Стоит моя соседка слева-сверху на своем балкончике и высматривает мою собаку. В накинутом на плечи плаще, с биноклем в руках, она походила на боцмана в рубке.
Не успела я войти в лифт, как меня догнал малиновый сосед справа.
– Слышь, я щас… это… пацанам своим скажу. Они тут всех знают. Если что-то такое, если украли, не вопрос, – припугнем! – тряхнул сосед челкой.
– Спасибо, – ответила я, растирая замерзшие руки. – Наверное, он просто заблудился.
Сосед принялся утешать меня рассказами о героических путешествиях животных в условиях Крайнего Севера.
– Как вас зовут? – перебила его я.
– Константин, – удивился он, – но ты-то зови меня Костей.
– Спасибо, Костя, – тихо сказала я, открывая свою дверь.
– Да чего там, свои же люди! – улыбнулся сосед.
Я налила себе горячего чая. С улицы долетал мелодичный и сильный голос Лейлы, ласково, нараспев зовущей: «Ча-а-ар-ли-и-и, Ча-а-ар-ли-и…»
На месте Чарли, услышав такой зов, я бы давно уже примчалась. Возможно… его нет в живых?
Раздался стук в дверь. Я вылетела в коридор и разочарованно уставилась на соседку напротив.
– Ну что, собачка-то нашлась? – сочувственно спросила она.
Куска трубы при ней не было.
– Нет.
– Так псинка же днем приходила. Я только вот, часа в два, за ней подтирала.
Прочитав на моем лице недоумение, соседка пояснила, что Чарли не всегда добегает до улицы. Теперь я поняла, почему он так быстро возвращается по утрам!
– Я не знала, – смутилась я.
– Да ладно, чего там, – соседка крепко хлопнула меня по плечу, – это ж собака, что с нее взять!
В это время дверь квартиры Высочайшего Семейства распахнулась. На пороге, озаренное светом люстры изнутри дома, стояло юное дарование. Скрипачка улыбнулась:
– А, вот и вы! У нас ваш Чарльз.
Слегка обалдев от событий этого дня и от того, что моего немытого и нечесаного пса нарекли Чарльзом, я уставилась на девочку.
Королевским жестом она пригласила меня войти.
Чарли лежал на кухне на детском одеяльце и догрызал куриную косточку. Вид у него был вполне довольный. Он слегка повилял мне из вежливости хвостом, но кость не оставил и даже не поднялся.
– Я его днем встретила. Он был весь в снегу, я его и пригласила. Он сразу пошел, – рассказывала девочка, сидя на корточках возле собаки и поглаживая Чарли по лохматой спине.
Ну еще бы не пойти, когда приглашают будущие знаменитости!
– Спасибо, что приютили… И покормили.
Девочка засмеялась:
– Да он сам себя покормил. Мы в ванной, в тазике, курицу размораживали.
– Так он что, украл ее? – испугалась я.
В кухню вошла мама музыкантши.
– Ну что вы, мы сами виноваты, оставили мясо без присмотра. Чарли, наверное, подумал, что это – ему, – со смехом сказала она.
Изумленно оглядывая Высочайшее Семейство, я принялась снова благодарить их. Они отнекивались.
– Ну о чем разговор? Мы же соседи.
Выпив чашку вполне обычного, некоролевского чая и узнав, что девочку зовут Лизой, а маму – Изабеллой Григорьевной, я увела Чарли домой.
Соседка напротив, которая оказалась Эльзой Альбертовной, сообщила, что уже дала отбой всем отрядам, брошенным на поиски собаки.
… Возле моей двери стояла запыхавшаяся Ленка. Она так спешила на помощь, что надела оба левых сапога, причем один свой, другой мамин.
Этот вечер мы с Чарли, моей мамой и Ленкой провели тихо. Никто нас не тревожил: не пел, не выл, не пиликал на скрипке, не ошарашивал музыкой, не закалял водой.
На следующий день, в выходной, мы с Чарли торжественно вышли на прогулку. Нас сопровождала толпа детей, а проходящие соседи уважительно останавливались. Некоторые показывали пальцем – тот самый пес. Кто-то хотел пожать собаке лапу, кто-то ласково журил: «Ах ты, Чарли, Чарли, всех всполошил. Больше не теряйся. Потеряешься – приходи в гости». Подлетела Лейла и спросила, как здоровье Чарли.
У Чарли от радости и всеобщего внимания вываливался язык: он так по-собачьи улыбался всем знакомым.
Прогулка завершилась, и мы пошли к подъезду.
– Я все вижу! – раздался голос сверху.
Мы с Чарли одновременно подняли головы вверх. Соседка на своем посту, без ведра, но с биноклем в руке, строго погрозила псу пальцем.
Он склонил голову набок.
Я спросила:
– Как вас зовут?
Соседка, неожиданно кокетливо поведя плечом, расплылась в улыбке:
– Тетя Таня.
Я помахала тете Тане рукой, а Чарли – хвостом.
Неся свой хвост, как флаг, заметно важничая, Чарли степенно поднялся по ступенькам и с высоты крыльца оглядел двор. Пес был похож на маленького полководца, за спиной которого – небольшая, но надежная армия. С такой подмогой никакому полководцу не страшно сбиться с курса.
Кругом – свои люди!
