Я получила зарплату и летаю по поселку, возвращая долги.
Не денежные, нет. Человеческие. Накупила в ларьке конфет-пряников-чаю и бегу к тем, кто помогал: советом, добрым словом, семенами, рассадой, садовым инструментом. Всем, в чем нуждается пришлый человек приехавший жить на земле и от плодов ее питаться.
В моем списке нет молодых и крепких людей. В нем — старики и старушки. И я радуюсь безмерно, что в статье расходов не будет пунктика: водку — Васе или Пете.
Про Деда и Малашека в том списке тоже ничего не написано. Мне и напоминать себе не нужно, что любят эти двое пить чай с халвой и свежими « Ярмарочными» пряниками.
Это — мягонькое и значит «по зубам», коих нет ни у того, ни у другого.
Вообще-то, у деда есть имя — Иван Васильевич, но любит и откликается он на это — Дед. И то верно, не грозный он — Иоан Васильевич. По крайней мере — со мной. Наверное, оттого, что чувствует он своей, светлой, как у ребенка, душой: нет для них с Малашеком угрозы с моей стороны.
А вот с собственным сыном — «поздний и единственный ребенок, потому, наверное, сволочь выросла!» — поступил просто и конкретно. Ружье со стены — незаряженное, уж лет двадцать как — снял и под дулом его проводил родимого до калитки. Соседи из дома напротив процесс возвращения и изгнания блудного сына видели и деда не осудили. Все знают в деревне, что старик мухи не обидит, ружье не заряжено, а если родной сын того не знает — туда ему и дорога.
Этой весной мы с Дедом окончательно порушили старый забор, разделявший наши огороды. Дед называл его «экватор». Моя половина — южное полушарие. Его — северное. Теперь Юг захватывает Север ухоженностью и цветочным ароматом, с обоюдного согласия и к взаимному удовольствию плантаторов.
Голубая мечта деда: слияние с «западниками». Западники — это тетка Ульяна и ее сестра Катерина. Ульяне, как и деду, — под восемьдесят, а Катерина — много моложе. Так она сама определяет свой возраст. Но ехидный Дед говорит: «Врет. Погодки они, девки-то!»
Девки бегали к Деду за каждой мелочью и о слиянии мечтали, поскольку Иван Васильевич — мужик вдовый, крепкий и хозяйственный. Но когда сообразили, что за мудреным словом «слияние» последует снос заборов и замена их живой изгородью — всего-то! — интерес к процессу утратили. На что дед отреагировал так: «Антиглобалистки. Придут ишшо за тяпками»
Забор-забором, но столбы-опоры Дед убирать не велел, потому что: « Рано или поздно, земля «сволочи» отойдет и отгородиться она пожелает непременно!»
А пока решено было: замаскировать «нелепость торчащую» кустиками девичьего винограда и, надо сказать, получилось очень стильно.
В летний полдень Дед заваривает чай с мятой и листочками земляники и несет к столу, что в тенёчке под старой черемухой, сверкающий самовар. Обожает моих внучат и подолгу возится с ними. Никите — лук со стрелами. Саньке — долгие разговоры за ее рисованием и всю клубнику с грядки. Каждую осень во время сбора яблок я нахожу на своем крыльце огромную корзину отборных плодов и каждые два дня — свежие астры в литровой банке. Цветы — это от сердца, а яблоки — благодарность за Малашека, что сидит сейчас у меня на коленях и ждет, когда я, наконец -то, попаду ниткой в тонкое игольное ушко и пришью ему второй черный пуговичный глаз. Вчера, ненароком, он его потерял, сидючи на самоваре и хохоча над очередной забавной историей, рассказанной Дедом за вечерним чаем. Ему там по должности сидеть положено. Потому что Малашек — тряпичная кукла, которую поверх самовара принято надевать для поддержания в нем температуры воды. Не привычная «матрена» с нарумяненным лицом и красным лоскутом вместо рта, а забавный молодец юного возраста. Желтоволосый, конопатый. Нос картошкой и улыбка во весь рот.
Дед нашел его год назад, разбирая женин сундук. «Западники» рассказывали, что мастерица была покойная — «на все руки». К ней даже артисты-кукловоды из райцентровского клуба с заказами приезжали. Дед поселил тряпичного молодца в доме на законном месте, и стало с кем за вечерним чаем поболтать, новости — деревенские ли, телевизионные ли — обсудить. Только приходилось Деду от посторонних ушей дружбу эту таить. Не давать же «сволочи» еще один повод: упечь родителя в «дурку».
Куклу мы с внучкой отмыли, платье новое пошили. А имя парню — моя внучка дала. Сказала как-то: «Бабуля, а про Малашека сказку расскажи!»