Посмотри, милая: серебро сизое
в облака белые, как коктейль,
самолёт солнечный с голубой визою
окунуть, жаждущий, захотел;
побелив золото, омочив пёрышки
и глотнув жидкости ледяной,
протянул нить свою синевой спорящей:
молоком небо всё сплетено.
Оседлав голову той струи газовой,
распушил тонкую вдалеке
самолёт-сказочник. Так и ты сказывай:
при земной тяжести – налегке!
Посмотри, милая: кто-то там скалится
и не счесть слившихся волчьих стай,
сломан штык молнии – из огня палица,
громыхнёт силушка нечиста.
Не спугнуть пеплом-то летуна-сокола:
у него, сизого, свой огонь,
пролетит около, пролетит около,
и к нему грозное – ни ногой.
И опять синее, и опять синее
сплетено нитью той да иглой
с облаков инеем, с облаков инеем.
От души тяжкое отлегло…
Посмотри, милая, на струю петлями:
в небеса вырвался фигурист.
Не хотел видеть он времена светлые?
Вдруг возьми факелом загорись!
Ты зачем, молния? Ты зачем, молния?
Но зачем крыльями напролом?
Осуши, милая, слёз моря полные:
не помочь, страшное набрело.
Был он шит нитками, был он шит белыми,
а теперь валится пополам.
Не спасёшь сизого… Знать, не в срок пели мы
и душа радостной побыла.
Посмотри, милая: самолёт в штопоре.
Отчего вышло так, улови.
Было всё целое и на вид доброе,
а теперь всадник без головы.
А вот мы сплавлены на любви пламени
через шесть выпавших тысяч вёрст.
И рука об руку мы в полёт-плаванье
мчим, найдя сказочный наш ковёр.
И опять синее, и опять синее
сплетено нитью той да иглой
с облаков инеем, с облаков инеем.
От души тяжкое отлегло…
