Обычный осенний день без остановок пробежал свой экватор, и, подустав в пути, замедлил шаг, присматриваясь к приближающемуся закату. Дождь, загрустив, выжимал серые тучи прямо на асфальт, замаскировавшийся пестрой цветной палитрой осыпающихся листьев. Редкие прохожие что-то искали под собственными ногами, упорно не желая смотреть на мокрое хмурое небо. А небо, выплакав одну тучу, тут же приступало к другой, еще более темной и внушительной.

Людей на автобусной остановке было двое – я и нервный господин, пытавшийся заменить отсутствующий зонт прозрачной крышей навеса, с некоторых пор служившего остановкой общественного транспорта. Пришло же кому-то в голову сделать павильончики для ожидания транспорта из  незаметного даже на небольшом расстоянии стекла. Врезайтесь, люди дорогие, расшибайте себе лбы! Всё для вашего удобства!

Извилистая, как русло реки с мелкими притоками, трещина в стеклянной крыше, как раз над головой нервного господина, словно хитроумная ловушка, собирала осеннюю дождевую влагу и тонкой струйкой сбрасывала ее вниз, к лакированным черным ботинкам. Тут же образовывалась мутная лужица, настойчиво прокладывающая дорогу к своим соседкам в углублениях блестящего асфальта. Ветер, играя на нервах господина, менял направление падающей с крыши воды, и начищенные ботинки быстро  превращались в пятнистых хамелеонов, лакировано-забрызганных-грязью.

Зеленый пузатый автобус, кричащий рекламой, неспешно подкатил к обочине дороги, обиженно крякнул и распахнул свои двери, лениво приглашая:

— Добро пожаловать, господа!

«Господа в автобусах не ездят» — не к месту подумала я и, сложив мокрый зонт, впорхнула в теплое нутро.

Лакированный господин обежал внушительную лужу, и тоже заскочил в распахнутые двери, успев постучать одним ботинком о другой, стряхивая подарки дождя.

— Мама, смотли какой моклый дядя! – радостно закричал малыш, сидевший на коленях у озабоченной мамаши и начал тыкать пухлым пальчиком в лакированного господина.

Мамаша с растрепанными волосами ухватила малыша за вытянутый палец, что-то нравоучительно буркнула и уставилась в плачущее окно. Автобус опять крякнул, закрыл двери и поплелся к следующей остановке, на поворотах жалобно поскрипывая и издавая чавкающий звук.

Свободных мест в салоне было много, я огляделась и села на коричневое, зашитое толстыми белыми нитками сиденье у окна, сразу за водительской перегородкой. Вся пассажирская суета и ненужная возня остались за спиной, и я погрузилась в свои мысли. Осенняя депрессия маслом размазывала мысли по коре головного мозга, не давая сосредоточиться на чем-то важном. Оно, это важное, ускользало, едва намечалось какое-то просветление. Мысли никак не могли собраться в верное русло, плавно растекаясь в самых невероятных направлениях.

— Бабуля! – сообщил внимательный малыш, и я вернулась в автобус.

Шуршание за спиной переместилось от двери, открывшейся на очередной остановке,  к сиденью напротив меня и произвело мягкую посадку.

— Скафыте, автобус остановится на круглой плофади, у строительного магафина? – Этот вопрос прозвучал со стороны недавнего шуршания и явно был адресован  мне.

Повернув голову налево, я определила источник звука – тучная бабуля с бесцветными паклями волос из-под вязаной беретки, кокетливо надетой набекрень. Пожилая дама в упор смотрела на меня, дожидаясь ответа на свой вопрос. Я сосредоточилась, припоминая дальнейший маршрут, и развела руками.

— Извините, не знаю.

Бабуля на пару секунд тревожно затихла, только ее губы беззвучно проговаривали какие-то слова. Затем соскочила с места, наклонилась к водительскому окошку, над которым скотчем была приклеена бумага с отпечатанной крупными буквами надписью: «Кондуктора на этом маршруте нет. Оплата водителю на выходе». Набрала воздуха в легкие и очень громко, делая промежутки между словами, сказала:

— Вы остановите автобус на круглой плофади, у строительного?

Широкий плечистый водитель даже ухом не повел, словно не слышал вопроса. Он крепко, двумя руками обхватил рулевое колесо и сосредоточенно вглядывался в мокрую дорогу. Монументальная шоферская спина выражала полное безразличие. Бабуля терпеливо ждала ответа, неловко согнувшись у окошечка и буравя взглядом затылок водителя. Видимо поняв, что ответа не последует, она повернулась за поддержкой ко мне:

— Я ведь оффень громко спросила?

Я кивнула, но помочь ничем не могла. Капли стекали по стеклу, рисуя странный водяной узор. Мой палец с этой стороны окна поймал уличную слезинку осени и повторил её извилистый путь по прозрачному холсту. Строчки начали рождаться сами собой:

— Бреду по улице вечерней,

Мельканье лиц, машин, огней,

А в воздухе, еще осеннем,

Дыханье долгих зимних дней…

— А, мофет, из пассаффыров кто фнает? – я вздрогнула от вопроса неугомонной говорящей беретки.

Бабуля развернулась на своем сиденье, окинула грозным взглядом редких пассажиров и поставленным голосом вокзального диктора бросила в народ:

— Этот автобус останавливается на круглой плоффади? У строительного магафина?

Судя по мгновенно наступившей тишине, бабуле удалось привлечь всеобщее внимание к волнующей ее проблеме. Озадаченные пассажиры, подумав, начали блистать знаниями схемы движения маршрута.

— Ка-а-нешна а-а-станавливается, — томно и весомо растягивал гласные бархатный женский голос.

— Ну что Вы, этот номер на площади никогда не останавливается, — резонно заметил густой баритон.

— Нет, не останавливается, — встрял третий голос, женский.

— Раньше этот автобус на площади не останавливался, — решила поучаствовать в беседе растрепанная мамаша.

— Вас же не спрашивают, останавливался ли он там раньше, — густо возмутился баритон. — Вас спрашивают, останавливается ли он там сейчас.

— Понятия не имею, останавливается ли сейчас этот номер на круглой площади, но раньше – не останавливался! – обиженно выкрикнула мамаша. Карапуз подпрыгивал на ее коленях.

— А-а-станавливается! – настаивало на своем бархатное сопрано.

Поднялся невообразимый шум. Голосовая какофония поглотила все уличные звуки.

«Хоть бы драка не началась!» — опять не к месту подумала я.

Удрученная бабуля переводила растерянный взгляд с одного оратора на другого, шумно вздохнула и безнадежно отвернулась к окну.

Лакированный господин участия в оживленном споре не принимал. Он вальяжно откинулся на потертом сидении, закинул ногу на ногу и небрежно покачивал забрызганным ботинком. Взглядом он автоматически следил за увеличивающейся амплитудой раскачивания пятнистого штиблета. Это было очень увлекательное занятие. До происходящего в салоне автобуса ему решительно не было никакого дела.

— Маш-ш-шина! – радостно проголосил малыш, и все почему-то притихли.

Автобус вез звенящую тишину несколько долгих минут, как вдруг мамаша выкрикнула:

— Перед площадью останавливается!

Пассажиры опять оживились.

— Да, да, перед площадью точно останавливается, — обрадовался густой баритон.

— Действительна-а, перед круглой площадью а-а-станавливается! – поддержал говорящих бархатный женский голос.

— Перед пло-о-фадью? – повернулась к ним бесцветная бабуля. – Не-е, перед плофадью мне не надо. Идти больно далеко. Вот если бы на пло-о-фади, у строительного магафина…

Мамаша расстроено охнула и затихла. Следом за ней угомонились и остальные.

Впереди показалась круглая площадь, и пассажиры начали с надеждой вглядываться в очертания приближающейся остановки. Но перед площадью автобус не притормозил, неспешно и целеустремленно продолжая направленное движение. Бабуля лихорадочно завертела головой и, соскочив со своего продавленного места, бросилась к водительскому окошку.

— Ска-а-фыте, вы остановитесь на круглой пло-о-фади, у строительного? – отчаянно крикнула она в широкую шоферскую спину. Спина красноречиво молчала.

Автобус угрюмо въехал на площадь и остановился у строительного магазина. Обрадованная бабуля рванулась к своему сиденью, ловко схватила объемную полосатую сумку и выскочила на холодный осенний воздух. Господин в лакированных ботинках, грациозно ступая, покинул автобус следом за ней.

— Бабуля! – известил оставшихся пассажиров бодрый малыш.

«А ведь здесь нет остановки!» — вспомнила я.

Глянув в окно, я увидела, что на коротеньких пухлых ножках пожилой женщины белели новенькие кроссовки, нелепо выглядывавшие из-под черных строгих брюк и серого плаща. Белые кроссовки бодро зашагали мимо строительного магазина, а зеленый пузатый автобус двинулся навстречу новым пассажирам. Пассажирам моей осени.

Татьяна Шутко (с)

22 сентября 2007 г.

http://www.proza.ru/2007/09/24/235

Поделиться в соцсетяхEmail this to someone
email
Share on Facebook
Facebook
Share on VK
VK
Share on Google+
Google+
Tweet about this on Twitter
Twitter

Join the discussion 2 комментария

Оставить отзыв

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.