Рассказ
Еще недавно Лиля считала себя самым счастливым человеком на свете. Она влюбилась! И вдруг… бросила солнечную Италию и любящего ее до безумия мужа и вернулась в Россию. Кто бы мог подумать!
Она часто вспоминала, как познакомилась с Лучано: он приехал в Нижний Новгород автотуристом, а она сопровождала его в качестве гида. Его непосредственная раскрепощенность, неуемная веселость и зажигательный темперамент проявились сразу:
– Как вы прекрасны! Вы современный идеал античного совершенства! – почти запел он в восторге, впервые увидев ее. – Черты лица, голос, жесты, осанка, поступь достались вам не иначе, как от богини красоты. Может, вы и есть Афродита? Или Венера, спустившаяся с небес на землю, чтобы покорить мир и разбить мое щедрое сердце? Отныне оно уже не свободно, – чувственно высказывался он, приятно улыбаясь.
С этой минуты неугомонный Лучано Альбиони не отпускал ее ни на шаг и просил знакомить его с достопримечательностями старинного города с утра до позднего вечера. Она не отказывалась и добросовестно рассказывала и показывала, а заодно набиралась языковой практики. Он не скрывал своей нескончаемой радости и не скупился на щедрые благодарности, в которых она и утонуть могла, если бы не ощущала под ногами твердую почву. Ему казалось, что когда она говорит или смеется, ее внимательные, необыкновенно сверкающие глаза словно заглядывают в его душу, точно ласкают.
Заводной и эмоциональный Лучано действительно был ей интересен. Этот небольшого роста с порывистыми движениями и открытым лицом кудрявый итальянец поразил ее ясностью и бодростью добродушных глаз и неуемной жизнерадостностью. Невольно она сравнивала его с Маратом, своим парнем, с которым училась в лингвистическом университете. Они отличались всем: и внешностью, и характерами. Один – красиво ухаживал, восхищался, осыпал комплиментами и цветами, каждым словом и поступком хотел устроить ей праздник. А другой – скупился в проявлении чувств: словно стеснялся их. Ей казалось, что с виду тихий и немногословный Марат слишком серьезен, нет в нем пружины, внутреннего огонька, который разогрел бы его заспанную душу и вдохновил на «подвиги», пусть и самые безрассудные. Он был слишком правильным, предсказуемым, хотя иногда и проявлял упрямство и настойчивость. Вот и на этот раз он позвонил ближе к полудню и поставил ее перед фактом:
– Мы вечером идем на проводы. Друга в армию призывают.
Удивленная Лиля только ойкнула и замолчала.
– Ну что молчишь? Ты не рада?
– Не могу. Мы сейчас уезжаем в Макарьевский монастырь. Вернемся поздно.
– Отмени поездку. В следующий раз сгоняете.
– Не упрощай – я на работе. У нас четкий график. К тому же я совсем не знаю твоего друга. Может, без меня… – не то спросила, не то попросила она. В ответе Лиля ждала понимания, однако вместо него услышала решительное:
– Нет. Я хочу, чтоб ты была со мной, – потребовал Марат. Только сейчас Лиля догадалась: он нетрезв, что случалось с ним крайне редко.
– Я не люблю, когда ты разговариваешь со мной в таком тоне, – напомнила она, хотя о своей догадке умолчала. Марат же настаивал:
– Я прошу… Ты должна…
– Ничего обещать не могу – не знаю, как получится.
– Опять этот итальяшка встал между нами… Ну конечно, он же у тебя на первом месте!
– Прекрати, – потребовала она.
– Хорошо. Если нельзя отменить и перенести, тогда пообещай, что позже подъедешь. Я буду ждать. Как вернешься – позвони.
Настроение было испорчено, и экскурсия не получилась такой интересной и насыщенной, поскольку Лиля утратила присущие ей вдохновение и эмоциональный подъем. К тому же она тяжело перенесла дорогу и жару. Даже звонить не хотела Марату, но всё же связалась по сотовому.
– Ты где? – обрадовался он.
– Дома. Сейчас приму душ и лягу отдыхать.
– Да ты что?! Бросай всё и подъезжай: веселье в самом разгаре!
«Для кого-то переживания, волнение, а для кого-то – “веселье”!.. праздник во хмелю», – подумала она и уставшим голосом заметила: – Уже скоро полночь! Неудобно. Поверь, я очень устала, вымоталась в дороге.
– Так что, не приедешь? – взревел Марат. Опять этот тон, она оставила его резкий вопрос без ответа, а вскоре услышала: – Ну и катись к своему итальяшке – с ним тебе веселее и приятнее. Теперь понятно, от кого и отчего ты устала…
В трубке послышались прерывистые злобные гудки, а Лиля застыла в изумлении от грубости и откровенного хамства. Вместе с физической усталостью на нее навалились и эмоционально-психологическая тяжесть, обида и душевная боль. Что с ним? Почему он позволил себе такое? Несмотря на все старания Лили, затянувшаяся бессонная ночь не дала ей ответа.
Прошло два мучительных дня – Марат не звонил. А она ждала и мысленно требовала от него трезвых извинений. Зато знакомство с Лучано развивалось стремительно и становилось более тесным. Они вдвоем гуляли по шумным проспектам и тихим улочкам города, любовались его красотой и много говорили. Ей казалось, что он почти ничего так и не увидел, не запомнил, так как смотрел только на нее. Внимательный Лучано действительно не сводил с нее выразительных карих глаз. Уже на пятый день их знакомства он клялся в любви и вечной верности – видно, сказывался южный темперамент.
Однажды после вечерней прогулки Лучано подвез Лилю до подъезда. Он галантно открыл дверку и так же широко улыбнулся. Только она с роскошным букетом вышла из машины, как услышала за спиной:
– Так я и знал! – Это был голос Марата. Лиля обернулась и встретилась с его злобным взглядом – она словно натолкнулась на стену холодной враждебности. А он противно ухмыльнулся: – Выходит, я оказался прав. Быстро же ты переметнулась. Шлюха! – на ходу бросил он. Окаменевшая Лиля только наблюдала, как его черная фигура быстро удалялась, пытаясь раствориться в полуночной тьме. Когда она пришла в себя, хотела броситься за ним, но что-то остановило ее. Этим «что-то» был Лучано, да и Марат в таком состоянии вряд ли понял ее.
Взволнованный Лучано засуетился:
– Что случилось? Кто это?
Задумчивая Лиля ответила только двумя словами, но с большой паузой между ними:
– Бывший… однокурсник.
Влюбившийся Лучано с красавицей-экскурсоводом прощался трогательно, обещал вернуться. Но, даже уехав, навязчиво напоминал о себе, часто звонил, присылал открытки с видами родного города и Италии.
«Как приятно, что кто-то, находясь очень далеко, помнит о тебе, – размышляла Лиля. Это согревало ей душу – она уже настолько привыкла к этому милому итальянцу, что каждый день думала о нем и видела себя в Италии. – А Марат хоть и рядом, а кажется, так далеко, будто на другой планете. Он не только не думает обо мне, даже не вспоминает. Иначе позвонил бы или навестил… Вот и проявились его чувства. А я-то надеялась!..»
В эти грустные минуты было сознание того, что готовится что-то страшное и очень важное. И на это уже была готова. Но время испытывало ее.
Вскоре пришел обещанный вызов, она без колебаний поехала в страну мечтаний. Гостеприимный Лучано вместе с неповторимой Италией просто очаровали ее – они делали всё, чтобы не просто понравиться, а покорить раз и навсегда! В манерах Лучано ощущалась неугасающая веселость и раскованность, на все вопросы и просьбы он отвечал с улыбкой понимания и согласия. Даже уезжать не хотелось. Воспоминаний ей хватило на полгода, а затем поступило новое приглашение – отказаться было просто невозможно.
На этот раз Лиля приехала с мамой. Оказанный им прием был не теплым, а поистине пламенным! Незабываемые же экскурсии – Лиля и Лучано снова поменялись ролями – вызвали неописуемый восторг. Неприхотливые гостьи искренне удивлялись новому для них миру! Находясь наедине со своими мыслями, россиянки откровенно спрашивали себя: почему только сейчас познакомились с самыми настоящими чудесами света?! Окунувшись в этот восхитительный рай, они стали выше духовно, чище и богаче. И всё это благодаря великолепному Лучано! Вопрос о судьбе дочери был решен. С полудетской доверчивостью и наивностью впечатлительная Лиля поверила в заморскую сказку и осталась. Теперь для нее началась совсем иная жизнь!
Однако будничная жизнь, к сожалению, резко отличалась от ознакомительной туристической, которая представлялась вольготной, беззаботной и праздничной. Иногда Лиле казалось, что та красочная, феерическая идиллия длилась всего мгновенье и тут же сгорела в фейерверке первых впечатлений.
Лучано проживал с матерью, полной женщиной с короткими руками, глазами-угольками и пышными длинными волосами. Она сразу же взяла свою невестку под плотную опеку. По ее внешнему виду Лиля определила, что Роза не только на вид грозная – она и по характеру властная, требовательная и неуживчивая, поэтому конфликтовать с ней не стоит. Сначала русская невеста присматривалась и подстраивалась. Пока Лучано был на работе, скучающей Лиле ничего не оставалось, как целыми днями слоняться по двухэтажному дому и пить всевозможные соки, которые с утра до вечера навязывала ей чрезмерно заботливая будущая свекровь. Уже через месяц ее внимательность и надоевшая услужливость превратились в раздражающую назойливость. Хотя внешне Лиля не показывала своей неприязни, но отношения между ними не сложились с первых же дней. В душе строптивая невестка испытывала какую-то настороженность и тревогу, но сдерживала себя и не демонстрировала даже полунамека на обеспокоенность.
Тридцатилетний Лучано был поздним ребенком, и Роза до сих пор чуть ли не нянчила его и по-матерински заботливо ухаживала. Впечатлительная и наблюдательная Лиля чувствовала с ее стороны ревность и в какой-то мере оправдывала ее. Но и себя ломать не собиралась. Поэтому будущей свекрови пришлось смириться, поскольку пойти против воли единственного сына и наследника она не могла. Вот и терпела. К тому же в их женские отношения вкрались взаимные обиды и подозрения. Накануне свадьбы внешне всё так же услужливая Роза с гордостью показала Лиле подвенечное платье.
– В нем выходили замуж я, моя мама, бабушка…
– Ну и что? – не поняла намека Лиля и взглянула на него с обыкновенным женским любопытством, не более. Заметив в ее глазах некое безразличие, будущая свекровь еще раз указала на платье и с восторгом отметила его красоту.
Но и на этот раз встретила непонимание. А ждала восхищения!
– Ты тоже должна, – приказным тоном сказала она, и горящие холодом зрачки неприязненно впились в невестку. Укололи, и больно. Лицо Лили странно изменилось, и тут она взорвалась.
– Нет, – решительно отвергла она и устремилась в сад – ее проводил злой взгляд. Там она в одиночестве просидела полдня. В тени пышных средиземноморских деревьев много думала о себе, своей судьбе и будущей жизни – она виделась ей вдали от родины и близких. Сразу нахлынули не очень-то радостные мысли – впервые колючкой зацепившись, они проникли глубоко в душу, застряли там и овладели ею. Но отступать не хотелось, к тому же в то время она еще не совсем остыла и находилась под впечатлением от увиденного – необычного, интересного! Едва ознакомившись, она полюбила этот удивительный мир. Это свойственно молодым людям, а ей – натуре возвышенной, насыщенной неиссякаемым оптимизмом, – тем более не хотелось расставаться с ним. Поэтому дальнейшая семейная жизнь рисовалась всё же в более светлых тонах. Ей казалось, что она хорошо знает себя и не даст в обиду. А мелкие проблемы и семейные неурядицы ей поможет преодолеть ее любовь.
Неповторимый Лучано действительно был великолепен: внимателен, щедр и весел. С ним она не скучала. Когда он возвращался с работы, просторный дом наполнялся сияющим праздником. Ради него Лиля согласилась на всё: принять католическую веру, венчаться в костеле… но надевать чужое платье, тем более подвенечное! На это она пойти не могла. Соседи и родственники мужа убеждали ее, что это семейная традиция, которая укоренилась веками. Венчание в этом старинном платье должно принести в дом молодой семьи спокойствие, счастье, детей… Но Лиля твердо стояла на своем. Делать было нечего – мать и другие родственники вынуждены были отступить, объясняя такое решение особенностями русского характера.
Лиля с детства любила вязать и шить. Два дня она самозабвенно трудилась в своей комнате, в которую никого не допускала. Когда приглашенные на свадьбу увидели ее в роскошном, сверкающем белизной платье, сразу забыли о нарушении традиции и громко зааплодировали в знак восхищения женской красотой. Они восторженно отзывались о ее искусстве и с завистью, косо посматривали на сияющего жениха. По улыбкам и обжигающим огонькам мужских глаз Лиля поняла, что трудилась не зря. Но больше всех радовался счастливый и непосредственный, как ребенок, Лучано. Шумная свадьба, отличавшаяся обилием дорогих подарков и щедрых угощений, прошла великолепно!
Но на смену праздникам всегда приходят изнуряющие своей обыденностью и нудной повседневностью будни. В Италии они в большинстве своем хоть и солнечные, но от этого страдающему от безделья человеку всё равно не становятся краше. Конечно же, они тяжелы и безрадостны для всех, но особенно для натур творческих и действенных, лишенных возможности заниматься любимым делом. И тогда в душах появляются червоточинки, проникают всевозможные разрушительные «микробы» и прочая зараза. Вся эта пакость быстро размножается и изнутри разъедает всё подряд. Лиля чувствовала, что подвержена этому заболеванию, но не знала, как бороться с опасным недугом.
Женщины в Италии не работают, поэтому Лучано своей жене категорически запретил даже думать о работе – не хотел осуждения родственников и соседей. Ему казалось, что она окружена цепкой заботой: днем со стороны матери, вечером и ночью – внимательного и любящего мужа. И этого ей вполне достаточно!
– Ты не должна грустить… Только жить и радоваться! А рядом с тобой и мне хорошо, – повторял Лучано, который рядом с ней становился выше ростом.
И она попробовала окунуться в новый образ мыслей и жизни. В ее обязанности входило вовремя переключаться и научиться отдыхать от мучительного безделья. Но она же была русской, образованной и не могла беспечно пребывать без дела. А найти его в чужой стране не так-то просто. Увлечений, которые зажгли бы ее, не нашла, подругами не обзавелась, пробовала читать, переводить, но быстро надоело, так как не видела конечного результата. А ей хотелось быть полезной, что-то создать, получить всеобщее признание, известность. Ведь она была молода, полна творческих планов, сил и неиссякаемой, как родник, энергии! Сначала ей казалось, что дни мелькали, постепенно они утратили скорость и тянулись устало и томительно. А она отвечала им тем же и смиренно улыбалась скукою вечного повторения.
Тем не менее минуло четыре насыщенных самыми различными впечатлениями месяца. Ей хотелось ребенка, но что-то не получалось. Лиля то винила мужа, то себя, а потом – обоих. Оставалось целыми днями, как неприкаянная овечка, тоскливо бродить по саду и бесцельно слоняться по дому-лабиринту. Попробовала сделать клумбу и посадить цветы, так свекровь подняла такой шум!
– Зачем? Разве можно? У нас же есть садовник! Только он знает, где и что можно сажать.
Однажды прибралась в комнатах и сварила борщ для мужа – опять удивление и непонимание. И всё на повышенных тонах и со свойственным итальянским темпераментом.
– У нас же есть домработница! И я! А ты сама решила… Нельзя!
Вот откуда рождалось и накапливалось озлобление друг к другу.
А когда начистила мужу ботинки, тут такое началось – пришлось подняться к себе и на всю громкость включить магнитофон. Потом вроде бы всё налаживалось, но ненадолго. Во взаимоотношениях между ними постоянно где-то что-то искрило, накалялось, взрывалось… Казалось, из-за жесткой, холодной враждебности вот-вот вспыхнет страшный пожар!
Лиля не находила себе места, искала развлечений вне дома, но когда их слишком много, то выбрать нужное всегда сложно. Среди местных она выделялась необычной яркостью: на крашеную блондинку обращали внимание сразу. Галантные мужчины с пошло-приветливыми улыбками куда только не приглашали ее, но она притворялась, что не понимает их. Пожав привлекательными плечами, она с извиняющимся взглядом легкой походкой устремлялась вниз по извилистой раскаленной дорожке. Назойливым поклонникам ничего не оставалось, как любоваться ее распущенными золотистыми волосами и соблазнительной фигуркой. Однажды в одном из дешевых кафе на окраине города ее чуть не изнасиловал пропахший жареной рыбой хозяин. Она попросила показать, где можно вымыть руки, а он, любезно улыбаясь миндальными глазами, завел в глухую подсобку и набросился на нее, мигом утратив свою учтивость. Взбешенная Лиля еле отбилась от любителя экзотики, как он сначала представился ей. С тех пор она в город одна не выходила – предпочитала одиноко скучать, как некогда русская княжна в ожидании своего мужа из дальнего похода.
«Но мой-то совсем рядом, так что не стоит хандрить, – утешала она себя. – Вот скоро приедет, и обязательно с цветами и подарком… И снова моя задыхающаяся в духоте и вроде бы просторной тесноте душа расцветет, а сердце трепетно забьется».
Он всегда баловал ее и с умилением наслаждался тем, как она по-детски громко ликует и осыпает его горячими поцелуями за какую-нибудь безделушку, на которую итальянская жена даже не взглянула бы. Довольный Лучано забирал молодую жену, и они уезжали на вечернюю экскурсию – так она называла их прогулки по современным шумным улицам и глухим горбатым улочкам, хранящим в памяти застывшую в камне старину. Вековая старина города напоминала о себе отвалившейся в некоторых местах штукатуркой, въевшейся зеленью в архитектурные ансамбли, осыпавшимися стенами звучных арок и глухих проходов-лабиринтов. С мужем Лиля не боялась ничего, поэтому увлекала его в самые отдаленные уголки древнего города.
Но Лучано больше нравилось бывать в людных местах. Держа Лилю за руку, он вежливо здоровался с каждым знакомым и представлял очаровательную жену. В этом небольшом по столичным меркам городке вечером все высыпали на улицу. Дома у итальянцев не принято готовить, поэтому они неторопливо ужинали, семьями отдыхали от забот и жаркого дня и дружески общались в приветливых ресторанах, кафе и в барах. О женитьбе Лучано на русской уже знал весь город, его запросто подзывали, угощали вином, искренне поздравляли. Ее вызывающая красота, беспокоящая темпераментных мужчин, никого не оставляла равнодушными. Поэтому импозантная Лиля замечала на себе пристальные, игриво-завлекающие взгляды мужчин. Ее кукольная фигурка, милое приветливое личико, белая кожа, средней длины волосы, окрашенные золотом южного солнца, магически привлекали к себе откровенные взгляды, причем независимо от возраста. Она уже на себе познала, что такое итальянский темперамент, поэтому, смущенно потупив взор, специально не заглядывала в их горящие глаза, чтобы не давать ни малейшего намека на свою легкомысленность или – не дай Бог – повода для ревности своему мужу или чьей-то жене.
– Ах, как она хороша! Какие же всё-таки красивые, эти русские! Повезло Лучано! – часто слышала она мнения тех, кто не подозревал, что она владеет итальянским.
Но когда они узнавали об этом, интерес к ней возрастал с еще большей силой.
– Ах, красавица! К тому же еще умница! Этот бокал вина, напоминающий сладкий поцелуй невинности, за нее!.. За Италию и Россию!
Довольны были все, особенно сияющий Лучано, но Лилю такое откровенное мужское внимание смущало, тяготило и быстро утомляло. Ей хотелось уйти, чтобы снова остаться вдвоем, но Лучано не мог лишить себя удовольствия слышать подобное и каждый раз победоносно тряс головой и с наслаждением пил за свою удивительную жену. Его не могло не радовать, что равнодушных к ней нет, что она всегда в центре внимания. Да и к нему благодаря ей отношение стало совсем иным. В глазах земляков он рядом с ней словно вырос на две головы – еще бы, ведь она полюбила именно его! Значит, есть за что!
Вскоре привычные для местного населения прогулки и шумные пирушки Лиле надоели, и она отказывалась выходить в город. А он рвался, уговаривал жену, так как его горячая, жаждущая общения душа стремилась на свободу, к людям. Только футбольный матч любимой команды мог удержать его дома, у телевизора – в этот момент к нему лучше не подходи. Но это страстное увлечение принадлежало только ему, а ей хотелось найти что-нибудь общее или хотя бы для себя. Оказалось, что осуществить желание не так-то просто. Тогда она медленно, считая ступеньки, поднималась к себе и скучала за книгой или у надоевшего телевизора.
Осенние дни всё так же листались неспешно и лениво, а ночи по-прежнему тянулись мучительно. Хотя времени было достаточно, однако Лиля так и не нашла себя в новой жизни, а своей одинокой душе элементарного утешения. Сначала не понимала, что с ней происходит, куда девались ее шальная удаль, радость жизни и прежняя веселость, которые она излучала, когда с замиранием сердца бежала с крутой горы, безрассудно бросалась в бушующее море, мчалась с бешеной скоростью на автомобиле. Они улетели, растворились в серых однообразных буднях. Ее уже мало что интересовало, радовало. Ей казалось, что всё залито палящим бесцельным солнцем, от которого спасения нет нигде. Жара и пессимизм лишали ее перспективы. А если нет будущего, то приходится беспощадно извлекать из памяти прошлое.
В знойные летние дни, когда, засыпает сам воздух, она со спасительной надеждой мысленно возвращалась в Россию, насыщенную многообразием событий и ярких воспоминаний, где даже климат привычно-умеренный и приятный для нее. Но спасение было коротким, и действительность снова возвращала ее в чужой усыпляющий зной.
Она продолжала болезненно хандрить и ощущала себя в этом доме не хозяйкой собственной жизни, а второстепенной, чужеродной деталью хоть и роскошной, но давно застывшей декорации. А роли в спектакле играли другие – для нее же не нашлось даже малюсенькой эпизодической роли. Это обижало и нервировало ее еще больше. Наступил период пресыщения одиночеством. Всё чаще вспоминались родители, друзья, родственники, а также российская природа: леса, ягодные полянки, речки, городские парки и скверы. Как хотелось бросить всё и пройтись по своему Нижнему, совершить прогулку на теплоходе по раздольной Волге, собрать однокурсников – сразу вспомнился Марат: тот, прежний, добродушный Марат, не отравленный еще чувством ревности… Как ей хотелось поделиться с ним своими мыслями, поболтать с подругами и друзьями.
– Что же я наделала, лишив себя всего этого – самого дорогого? – впервые спросила она себя и, чтобы не разреветься, до боли сжала веки – только бы быстрее расстаться со своим домашним прошлым. Но этот вопрос теперь не оставлял ее в покое. Всё чаще вспоминались детские, школьные и студенческие годы – и снова перед глазами всплывал Марат. Теперь она уяснила, что прелесть того времени по-настоящему можно оценить не только по прошествии многих лет, особая острота им придается вдали от родины. Там они приобретают совсем другие, более объективные, ощущения, окраску и ценность. Чтобы понять это, Лиле понадобились не годы, а всего несколько месяцев. Она прозрела, но находилась словно в усыпляющей дрёме.
Наступили Рождественские праздники и Новый год. Лучано специально повез ее в многоэтажные кварталы. Лиля стала свидетелем, как из окон летели старые стулья, столы, шкафы и даже телевизоры и под восторженные гулкие возгласы грохались об асфальт. Некоторые прохожие с трудом уворачивались от летящей им на голову мебели. Лиля с интересом наблюдала такую необычную картину, поскольку для любого иностранца она выглядела не иначе как забавным зрелищем. Но этих необычных для России бесплатных представлений и шокирующих эмоций хватило ненадолго. В эту новогоднюю ночь ее душа жадно требовала морозца, слепящего белизной скрипучего снега и русской разукрашенной елки. Мысленно она унеслась в радостное наивное детство и веселую юность, представила улыбки друзей и родных, подарки, хороводы вокруг сверкающей огоньками хвойной красавицы… А когда от далекого и родного мороза вернулась в чужую непривычно теплую реальность, сразу загрустила.
С тех пор мучительная ностальгия изводила ее и, казалось, безжалостно прогрызала ее нежное доверчивое сердце, как ржавчина, разъедала изнутри. Теперь домашние воспоминания получили мрачный оттенок. Лиля стала реже улыбаться, а если и делала это, то не чувствовала в себе и в своих проявлениях той искренней открытости и непосредственности, которые украшали ее ранее. Ей мерещилось, что она сама изваяла на своем лице маску безразличия и больше не снимала – ее это устраивало, она пряталась за нее, лишь бы скрыть свое внутреннее и внешнее состояние. Чтобы не расстраивать Лучано, она не хотела раскрываться, точнее, боялась обнажить то, что творилось в ее холодеющей душе. Но вскоре она уже не могла себя сдерживать. Ее раздражало всё: жара, шаркающая походка свекрови, вид спагетти, острые блюда, открытые до ушей улыбки незнакомых мужчин… Порой дело доходило до нервных срывов, но она боролась с собой и терпела, словно отбывала срок за серьезную роковую ошибку или тяжкое преступление. Но сколько должно продолжаться это заточение, она не знала, и это ее бесило. Угнетающая обстановка сказалась и на чувствах, на отношении к Лучано. Но он всегда был на стороне мамы.
В один из утренних дней Лиля случайно встретила в городе трех женщин из России. В магазине у кассы она услышала русскую речь и безумно обрадовалась. Те спорили, сколько брать вина. Не скрывая на своем лице восторга, Лиля подлетела к ним:
– Не надо вина – я вас угощу!
Женщины переглянулись и понимающе затрясли головами. Показалось, что они нисколько не удивились такому заманчивому предложению. Высокая, плотная, с крашеными рыжими волосами только спросила за всех:
– Ты местная?
– Да, я здесь живу… Недалеко.
– Тогда пошли, – одновременно воскликнули довольные россиянки.
По дороге они рассказали о себе, что занимаются бизнесом: две – мехами, шубами, а одна – обувью. Приехали за товаром и решили расслабиться.
Настороженная Роза, увидев незнакомых гостей, сухо кивнула и скрылась за дверью. А Лиля настежь открыла холодильник и удивилась скудости его припасов. Выручил погреб, особенно винный. Молодая хозяйка увела дружную компанию в сад и скрыла от безжалостных лучей в оливковой тени. За шумными разговорами, оживленным весельем и русско-итальянскими тостами быстро опустели три литровые бутылки. Хмельная душа крохотной блондинки с крупными карими глазами потребовала песенного продолжения застолья. Валентина оказалась на редкость голосистой. Ее охотно поддержали остальные. И полились по сонной от жары округе задушевные русские народные и современные песни, за которые не стыдно даже в Италии, с ее самым мелодичным языком в мире! Женский коллектив спелся быстро – сказалась предварительная застольная подготовка с обильным промыванием голосовых связок. Квартет оказался настолько гармоничен и слажен, что его не портила даже совершенно не обладающая слухом «обувщица» Маша, женщина средних лет с обильными веснушками на просторном лбу и курносом носу.
Впервые за время пребывания в Италии Лиля ощутила себя раскрепощенной, независимой и довольной собой. Она вышла из-под довлеющего над ней контроля времени и пространства и, ни на кого не оглядываясь, делала всё, что хочется ее свободной душе. Ее новые знакомые тоже будто в России побывали, поэтому расслабились на мягком густом газоне. Три часа бесплатного концерта взбудоражили разморенные зноем соседние дома и богатые растительностью сады, но претензий со стороны жителей округи не последовало – значит, всем понравилось. Исполнительницы в этом нисколько не сомневались – разве что только Роза, но ее мнение никого из присутствующих не интересовало.
Такси уже заждалось у ворот, а получившие местное признание «артистки» никак не могли проститься с гостеприимной молодой хозяйкой – так они полагали, глядя на ее счастливые глаза и приветливые губы. Они ее крепко обнимали, целовали и повторяли:
– Ну, мы им задали жару… Устроили настоящий концерт! Знай наших!
Лиля одобрительно кивала и с завистью смотрела на них – как ей хотелось уехать с ними в отель и продолжить праздник души! Как ей не хватало его все эти томительные месяцы! А высокая «меховщица» не унималась: обращаясь в безлюдье, она басила:
– Все слышали? А где же тогда бурные овации, аплодисменты?
Развеселые россиянки быстро упорхнули, как перелетные птицы, оставив Лилю с тяжелыми мыслями, но долго скучать не пришлось. Тут же тучей налетела свекровь:
– Что ты себе позволяешь? Как ты могла? Вина не жалко. Но они очистили весь холодильник.
– Да мы только чуть закусили, – возразила Лиля, не сводя с нее смелого взгляда. А у самой родилось: «В слове “свекровь” вовсе недаром содержится “кровь”! Видимо, за то, что пьют свежую кровь невесток». В подтверждение выдвинутого Лилей предположения Роза взорвалась:
– А чем я сына кормить буду?
– Ничего, с голоду не умрет – я его накормлю, – отшучивалась Лиля: хорошее настроение еще не покинуло ее.
– А зачем кричали? Соседи возмущены! У нас так не принято.
– Пусть придут, выскажут свои претензии, – бросила Лиля, поднимаясь в свою комнату. – Я их выслушаю, и вместе душевно споем.
Вечером она рассчитывала поделиться своими приятными впечатлениями с мужем. Эти милые женщины встряхнули ее, придали новый импульс. Славный Лучано поймет ее и обязательно порадуется вместе с ней. Но он приехал поздно и вопреки ожиданиям осудил ее поведение, засыпав совсем не обязательными вопросами:
– Кто они? Откуда? Зачем она привела их в дом?.. Пошли бы в бар или в кафе, там посидели…
К сожалению, на большинство вопросов она ответить не могла, потому что не устраивала своим гостям допросов. За нарушение устоявшихся традиций, проявленную «опрометчивость» и элементарную «неосмотрительность» ей пришлось выслушать от мужа серьезные претензии. Лиля терпеливо и смиренно слушала и вдруг взорвалась:
– Да что ты ко мне пристал? Я тебе не дворняжка на цепи, которая должна охранять твой дом. Я русская, и моя душа требует общения. – Она энергично выдохнула, снова вдохнула и в довершение нарисованной картины выплеснула: – И не какая-то Мурка, которая должна сидеть на окне и украшать твой скучный особняк.
– И все-таки ты не права. Я в доме хозяин, я за тебя отвечаю, и ты должна со мной советоваться. Ведь ты многого еще не знаешь. А если нет меня, то мама всегда рядом.
– Настолько «рядом», что ближе уже некуда! Вот пусть мама и кормит тебя. А я сегодня с тобой никуда не поеду, – бросила разгоряченная Лиля и юркнула в свою комнату, тут же заперлась, чтобы никого не видеть, не слышать и не подпускать к себе.
На следующий день они помирились и старались не напоминать друг другу о произошедшей размолвке. Однако в их взаимоотношениях образовалась микротрещина, об опасности которой молодая пара даже не догадывалась. А если ее вовремя не залечить, она имеет свойство увеличиваться. Спустя неделю для этого представился и подходящий повод: Лучано предъявил жене счета международных телефонных разговоров:
– Ты что, хочешь меня разорить? Смотри: Россия, Россия, Россия… Сравни с прошлыми месяцами. Я взял последнюю распечатку: два раза – родители. Это понятно. А остальные кому? Почему так часто? У тебя что, бизнес?
Лиля не стала ему объяснять: чем хуже у человека настроение, чем сильнее на душе тоска и тревога, тем чаще он звонит своим близким. Вот и она всё чаще нуждается в общении, хотя бы по телефону. Она никому не жаловалась, но ей сейчас как никогда нужна поддержка.
– А остальные – это друзья, – уверенно ответила она, утаив, что чаще всех – восемь раз! – разговаривала с Маратом.
– Больно дорого мне обходятся твои друзья! – Лучано энергично размахивал перед носом жены счетами, требуя от нее впредь прекратить пустые разговоры. Она не сдержалась, и вскоре взаимные обвинения на повышенных тонах переросли в ссору, сопровождаемую ночными слезами Лили в подушку. Микротрещина в семейной жизни уже вовсю кровоточила и стала глубокой трещиной, обещая непредсказуемые последствия. Но Лиля терпела, хотя подарки стала получать всё реже. Постепенно она приходила к мысли, что теперь ее влюбленность подменялась обыкновенной чувственностью, но и она грозила угаснуть.
Во время очередной воскресной прогулки она задержалась у одной из витрин и разглядывала на женском манекене красивое нижнее белье. Она загорелась, но экономный муж отговорил:
– Зачем в фирменном магазине? Слишком дорого! Давай лучше в дешевом подберем.
– Спасибо! Мне уже ничего не надо, – надулась Лиля. – А дешевые трусы можешь купить себе сам. Или за тебя это делает мама?
Чтобы не травмировать себя, Лиля принципиально отворачивалась от всех сияющих и соблазнительных витрин. Подобные вроде бы мелочи возникали всё чаще, а обид в душе Лили накапливалось больше и больше. Всё сложнее ей удавалось хранить и носить их в своем переполненном сердце. Семейная жизнь рушилась, отзывалась болью. Лучано менялся на глазах: и далеко не в лучшую сторону. Черствела, закисала и она, точнее, уже серьезно заболевала на чужбине. В самые черные минуты она уже предвидела и чувствовала нараставшую опасность во взаимоотношениях с мужем, грозившую вылиться в прободную язву или раковую опухоль. Но не видела выхода, не знала самого радикального хирургического средства, чтобы успеть спасти, сохранить прежние добрые, милые отношения с Лучано. Ведь она его любила! Куда же делись все ее искренние чувства?
Однажды Лиля с тяжелыми мыслями поднялась в свою комнату. Резко открыла дверь и увидела, как Роза роется в ее сумочке. Добровольную затворницу шокировало беспардонное нахальство свекрови. От негодования Лиля покрылась розовыми пятнами, а в глазах сверкнула злость. Но она сдержалась, решительно подошла и вырвала из рук окаменевшей Розы свой паспорт и записную книжку.
– Как вы смеете? Документы мои! – жестко сказала она на чистом итальянском. – Настоящая синьора не должна так поступать.
– Подумаешь. Это ты в моем доме, а не я в твоем. Принцессу из себя строишь. Да у моего сына знаешь сколько таких было?!
И Лиля поверила, припомнив хвастливые заявления Лучано: он никогда не имел недостатка в женщинах. А некоторые дни и недели, обреченные на вынужденное бесплодие, ждали того счастливого часа, когда он удостоит обласкать новую красавицу своим благородным обольщением.
Это было последней каплей, но какой же нестерпимо горькой! Сколько в ней таилось гнева, горести и яда! Молниеносно из притаившейся памяти на нее обрушились все последние события – она ощущала их как один ошеломляющий удар. И теперь, освободившись от кошмарного шока, хотела только избавиться от него и сладостно упиться мимолетным опьянением, пусть даже и с помощью самообмана. Но не могла – душа ее уже рвалась в полет.
Через час Лиля с чемоданом уже мчалась в такси. Знакомая улица как бы уходила в небо – оно манило ее многообещающей свободой. Расписание самолетов на Москву она знала наизусть, поэтому в аэропорту не задержалась.
Ощутив в руках долгожданный билет, сразу пахнувший знакомым и ни с чем не сравнимым запахом родины, мысленно она уже вознеслась над печальной действительностью и возвращаться не хотела. В самолете расслабилась и пребывала в какой-то безграничной, почти противоестественной забывчивости – будто была одурманена подаренной самой себе свободой. Рядом с ней оказалась молодая женщина с негритенком лет пяти. Познакомились. Бледнолицая и крупноглазая Лена не скрывала своего волнения. Чтобы унять его, поделилась, что родом из Питера, вложив в последнее слово столько значимости, что Лиля даже позавидовала ей. Только позже она поняла причину такой гордости. А Лена нежно погладила сына и, не дожидаясь деликатных вопросов попутчицы, сама рассказала о себе: училась вместе с иностранцами, влюбилась в араба и уехала с ним в погоне за призрачным счастьем.
– Так как же ты могла?
– Очень глупо и просто. Во времена своей невинности я и не подозревала о существовании нравственности. А когда наизусть выучила «Моральный кодекс строителя коммунизма», уже не была способна и не хотела жить на высоте его требований. – Лиля не сомневалась, что попутчица лукавит, а та взглянула на себя в зеркальце, потом угрожающей мимикой огрызнулась – видимо, своему бывшему мужу, погубившую ее красоту в самом расцвете. Незамедлительно последовала его характеристика: – Вот, подлец, обещал горы и медные трубы, что буду единственной и любимой женой… А там у него и гор-то нет, зато целый гарем! Да и родители сразу настроились против меня… Что он только со мной не делал: и бил, и держал в «каменном мешке» на одной воде и лепешке… Все-таки добился своего – я вынуждена была принять мусульманство. Так я стала восьмой женой, потом он меня продал, а тот другому – африканцу. Родила от него. А он оказался любителем славянок: была еще одна – хохлушка. Говорила, что с Киева… Врет – из какого-нибудь захолустного села или хутора. Сразу же видно! Суть не в этом. Мы с ней уговорили его свозить нас в Европу. Он сделал загранпаспорта и привез в Италию. Упускать такой момент было нельзя: мы ему – сильную дозу снотворного, а сами – в разные стороны. Я – в аэропорт, а она призналась: «Мне домой нельзя, я в Италии останусь или в Испанию махну». Вот так наши дорожки с ней разошлись.
Лена отняла от груди ребенка, весело кивнула ему и поцеловала:
– Ух ты, мой красавчик, ух ты, мой шоколадненький! Ничего, как-нибудь встанем на ноги – у мамки теперь такой опыт! Ей уже ничего не страшно, – затем словно очнулась и боязливо взглянула на Лилю: – Только бы он не окочурился, только бы самолет не вернули… А дома и стены помогают, я землю грызть буду, но больше из России – ни на шаг. Сколько таких наших девчонок по миру мыкается, сколько мотается в поисках длинного доллара, евро, мнимого счастья и несбыточной мечты. Дурехи! Рая захотели – вот и получили… мираж в голодной пустыне.
Лиля с тревогой слушала откровенный рассказ Лены и подумала: «Даже в этом мы расходимся – у нас, в России, жены уходят от мужей, а здесь – убегают и даже улетают, лишь бы только быстрее. Слава Богу, для меня всё закончено, так что выше голову, не дрейфь!» Она взглянула в иллюминатор – сказочная картина поразила ее. Никогда подобного не видела, точнее, не замечала: облака напоминали покрытые туманом горные вершины, а серебристые склоны и белоснежные луга приглашали ее встать на лыжи и прокатиться с ветерком. Но ей было не до этого. Повернувшись к Лене, озабоченно спросила:
– Сколько ты отсутствовала?
– Почти восемь лет.
– Россия сейчас совсем другая, – как-то тяжело и безрадостно выдохнула Лиля. – Трудно тебе будет. Чтобы возродиться нужны силы на надежду или уверенность, что родина ждет твоего возвращения.
– Не труднее, чем было, – хуже уж некуда! А силы мы найдем, если надо, потренируемся.
Ее уверенность радовала. Сквозь стекло до Лили донеслось сухое холодное дыхание заоблачной природы. Но оно не обжигало морозом, наоборот, согревало ее душу, так как спасительный самолет уже летел над Россией. По признанию Лены, она не озлобилась на всех и вся и по-прежнему находит в людях много качеств, достойных восхищения. Однако грустные размышления не покидали Лилю, особенно относительно своей незадачливой соотечественницы:
«Много ей пришлось пережить унижений, оскорблений и побоев. Но не сломалась – вот он, русский характер! Конечно, мне не довелось хлебнуть столько, сколько Лене… С ее позиции, мое поведение может показаться легкомыслием и блажью. Но я другая – мне и этого по горло хватило, чтобы всё тотчас разорвать. Дальше было бы еще хуже – я себя знаю».
При подлете к «Шереметьево-2» Лиля ощутила будоражащее душу волнение. Еще на девятикилометровой высоте она почувствовала запах легкого московского воздуха – он был совсем иным и быстро заполнил освободившуюся от тяжести грудь. Получив родную подпитку, сердце сразу учащенно забилось.
С хорошим настроением она бодро сбежала по трапу. Прощаясь с Леной, дала ей денег до Питера, а сама поспешила на стоянку такси. По дороге в центр столицы любовалась ровными рядами берез и тополей.
«Ну, здравствуйте, родные! Я вернулась. Если б вы знали, как я скучала без вас! – Ее внутренний голос чуть дрогнул. Она решительно смахнула со щеки слезу. – Не думала, что такая сентиментальная. А впрочем, я мало о чем думала, когда собралась уехать насовсем. Чтобы познать собственное “я”, надо испытать себя вдали от родины».
Теперь она была уверена, что колесо ее жизни вращается быстрее. Да и обозрение стало шире.
Рано утром Лиля уже оказалась в родном городе – он встретил ее ласковыми золотистыми лучами. Зажмурившись, она взглянула на чистое зимнее небо и озорно подмигнула слепящему солнцу.
– Здравствуй, Нижний! Я вернулась. Прости и прими в свои объятья заблудшую дочь. Теперь ни за что тебя не брошу.
Лиля не рискнула ехать домой – там будет слишком много вопросов. Прямиком ринулась к бабушке – она мудрая и должна ее понять. Встреча была трогательной и радостной для обеих. Бабушка всегда отличалась тактичностью, она и на этот раз ни о чем не спрашивала. Тогда Лиле самой захотелось открыть свою мятущуюся душу и поведать о возникших сомнениях и нахлынувших чувствах. А тут и на бабушку накатила волна откровений. В другое время и в иной ситуации она ни за что бы не решилась. А тут что-то нашло, и сдержать себя она была уже не в силах.
– Я никому об этом не говорила, но тебе скажу – дедушки уже нет, хотя и ему не в чем меня упрекнуть. После войны я работала переводчицей с итальянскими специалистами. Мне понравился один инженер – высокий, курчавый, спортивного вида, очень красивый! Все говорили: на киноартиста похож. Потом наши поехали туда, я – с ними. Там он за мной стал ухаживать и, можешь себе представить, очаровал – впервые я по-настоящему полюбила.
– Что же ты мне раньше?..
– Ты уехала так быстро, даже не предупредила.
– Так ты же лежала в больнице после инфаркта – не хотелось тебя расстраивать.
– Я тебе писала шесть писем, в ответ получила только поздравительную открытку с рождеством и Новым годом.
– Прости. Мне надо было разобраться в себе. Да разве на бумаге изложишь, что сидит вот здесь, – Лиля показала на сердце. Затем, как в детстве, шмыгнула и вздернула нос, хитро прищурилась и улыбнулась:
– Ты лучше подробно расскажи, чем закончился тот роман с твоим «артистом»!
– Однажды он мне сказал, что мои щеки имеют цвет спелого яблока, а в моих чудных глазах заблудиться можно. Я только усмехнулась, а он вдруг очень эффектно предложил мне свое темпераментное сердце и горячую руку. Не скрою – колебалась. Чувствую, лицо горит, а руки – как лед от волнения. Для меня настали нелегкие дни – дни выбора. Но двух недель было достаточно, чтобы понять: «Долго я не выдержу без родины».
Он не отступал – познакомил меня с родителями, показал свой дом, виноградные плантации, но я деликатно отказывалась. Что он только не делал – целовал руки, вставал на колени и даже плакал, но я ему объяснила: «Мы близкие нации, но всё же чужие. Вдумайся, вроде бы парадокс: насколько мы близки, настолько же и далеки. Я себя знаю: увяну от тоски по своим близким, по стране… И дело вовсе не в тебе. Ты же не поехал бы жить в Россию? Вот видишь, задумался, а от меня ждешь немедленного ответа». Не забывай, внученька, шел 1947 год! Он меня понял правильно и не торопил. Потом два года еще писал, пока не женился. А я о своем решении не жалею.
– А чтобы мне прозреть, понадобилось целых девять месяцев! – с какой-то отрешенной грустью сказала Лиля и с нежностью обняла бабушку. По щекам обеих текли слезы, но это были слезы радости – они снова вместе.
– Вот теперь я еще раз убедилась, что поступила правильно, убежав из прошлого, – прошептала Лиля. – Но как я это объясню родителям, друзьям?.. Марату?
– Думаю, в этом нет необходимости. Ты должна помнить одно: нет ничего навсегда – ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Жизнь как змея и вместе со временем извивается по спирали. А выводы делай сама – стоит ли тебе возвращаться или заглядывать в прошлое.
Раздался резкий телефонный звонок. Бабушка услышала на ломаном русском:
– Это из консульства Италии. Вы бабушка Лили Альбиони?
– Да. Говорите по-итальянски. Я вас пойму.
– Вы не знаете, где она?
– У меня. Передаю трубку.
– Синьора Альбиони, что передать вашему мужу?
– Только одно: «В Италии хорошо, а дома лучше! Простите за откровенность».
