Сквозь пластиковые шторки иллюминатора бил яркий и какой-то нереально сказочный солнечный свет. Закладывало уши, и мелкой дрожью подленького страха трепетала душа. У окна, втиснув своё уже немолодое, полноватое с небольшим брюшком тело, сидел мужчина, своими усталыми, но не по годам дерзкими, глазами, словно рентгеном, пронизывающий бескрайнее пространство. Мужчину звали Борис или Борюнчик, как в детстве окликала его мама. То и дело теребя свои поредевшие седые виски, он нервно посматривал на часы. И, казалось, что это не самолёт, оторвавшись от взлётной полосы, набирал скорость, поднимаясь в бескрайнюю высоту неба, а сама жизнь стремилась как можно быстрее оказаться над белыми глыбами облаков. «Быстрее, быстрее», — мысленно подгонял время Борис, тревожно вглядываясь вдаль. И для беспокойства у него, как впрочем, и многих пассажиров этого, быть может, последнего рейса, связывающего некогда дружественные страны, был явно серьёзный повод. То, что показывали вчера по телевидению, заставило людей, у которых остались родственники в далёкой и до сих пор родной стране, броситься в аэропорт и срочно брать билеты. Перед глазами Бориса до сих пор стояла картина: круглая площадь Победителей со сто сорока метровым обелиском в центре была заполненная шеренгами так называемых «патриотов». Одетые в одинаковую одежду, отдалённо напоминающую форму (чёрные брюки, белые рубашки с галстуком цвета государственного флага), они дружно скандировали здравицы своему главнокомандующему и одновременно премьер — президенту. На многочисленных плакатах чернели одинаковые надписи: «Страна наша — для наших, чужих ворон — из страны вон». Когда камера показывала лица крупным планом, то поражало сходство не только в одежде, но и в лицах, вернее в выражениях глаз. Они были словно стеклянные — равнодушно спокойные и ничего не выражающие. Стражи порядка, получившие указания не вмешиваться, беспристрастно взирали на это мероприятие, тем более что в последнее время главным условием приема в их ряды было членство, или сочувствие партии «патриотов». Мировая история знала не мало примеров подобных «мероприятий», однако люди так и ничему не научились. Невольно вспоминалась одна из знаковых сцен из далёкого библейского прошлого, когда толпа провожала Христа на первую в истории человечества Голгофу. Представляются такие же лица, такие же глаза… И не случайно с вышины обелиска скорбно взирала богиня, распятая на стальном «кресте» светом прожекторов…
Да, смотреть на это было очень и очень тревожно, тем более что в столице страны, в который уже раз в своем развитии скатившейся в темноту мракобесия, остался жить отец Бориса — Исаак.
«Только бы не закрыли границы», — мысленно твердил Борис и на протяжении всего полёта, и в такси по дороге к своему бывшему дому. Отец Бориса, как ни странно, увидев сына, всё сразу понял, покорно сел в кресло, взирая, как сын нервно бросает в чемодан, документы, альбомы с фотографиями, боевые награды бывшего юнги некогда прославленного флота, а также вещи на первое время.
«Я стар, — думал Исаак, — Сколько ещё осталось, некому не ведомо, но раньше времени умирать не хочется, а не далее, как вчера, двое молодцов в подъезде, усмехаясь, поинтересовались: не помочь ли тебя старый п…н отойти к своим праотцам». Гаденько тогда стало на душе, и такая безнадежность сковало всё тело…
Однако любого человека до последнего момента никогда не покидает надежда на лучший исход.
Исход, какое всё-таки двусмысленное слово …
***
За огромным во весь проём стены аэропорта окном стояла тихая июньская ночь. Борис задумчиво стоял и рассеянно смотрел на освещённую площадь. До начала оформления на таможне и посадки оставалось минут десять. Чемоданы сданы в багаж и уже уплыли по бегущей дорожке на погрузку в самолёт. Отец, опершись на палку, тихо дремал на скамейке. Всё дышало покоём, и, казалось, все передряги уже позади. Неожиданно внимание Бориса привлекло какое-то движение на площади перед его окном. Один за другим к зданию аэровокзала подъехали десять автобусов. Из них, по-военному организованно, вышли одинаково одетые молодые люди. Они, не спеша, отстегнули от пояса резиновые дубинки, выстроились в цепь и пошли на штурм аэропорта. «Не успеем», — мелькнула страшная мысль в голове Бориса, холодный пот покатился по спине, и на какие-то доли секунды тело застыло в оцепенении. Однако страх за себя и своего отца вырвал тело Бориса из лап временного «паралича» и заставил его действовать. Он бросился к отцу и, сотрясая его, как показалось ему, дико закричал: «Отец, вставай, надо скорей садится на самолёт». Отец проснулся и удивлённо посмотрел на сына: «Ты что-то мне сказал, я не расслышал». Потом уже на ходу отец признался, что только по лицу Бориса он понял, что случилось что-то непоправимое, а рядом сидящие пассажиры слышали только свистящий шепот…
На таможенном посту, сметая все преграды, пассажиры в панике ломились на посадку. Растерянные работники, уже, наверное, получившие сообщение о штурме здания аэропорта «патриотами» и напуганные всеми событиями последних месяцев, открыли все проходы для пропуска людей. Стюардессы, мешая все языки, торопили людей. Борис и его отец отстали. Больные ноги старого человека не слушались. До входа в самолёт оставалось каких-то десять метров, как в начале перехода послушались гулкие шаги. «Отец, иди один, я попробую их задержать, вспомню свой третий разряд по боксу», — прокричал Борис, подталкивая отца к входу в самолёт. То и дело оглядываясь на еле идущего отца, Борис остановился на середине перехода. Из-за поворота показались бойцы отряда «патриотов»… «Да, славные ребята, как на подбор — накаченные мускулы, решительные и в то же время равнодушные лица. Идут уверенно. Вот уж воистину новые хозяева жизни. Хотя, конечно, не хозяева, а ревностные псы настоящих властителей новой, пусть и в укороченных размерах, империи», — за мгновение промелькнуло в голове Бориса…
Дальнейших пять минут хватило, чтобы все испуганные до полусмерти пассажиры закончили посадку, и дверь самолёта захлопнулась. На полу перехода остались лежать пять бойцов с переломленными челюстями и рёбрами, и окровавленный Борис. В этот самый момент границы его второй Родины уже переходили солдаты враждебной соседней страны — нового агрессора 21 века, вооруженные автоматами его старой родины. На улицах приграничных городов уже рвались снаряды, сиявшие смерть и панику мирного населения…
Этим заканчивалась последняя мирная ночь планеты. Из-за туч выглянула, луна, лениво поблескивая своим отражением в заревах пожарищ. И в этом свете, содрогаясь от ужаса, мир поднимался на свою новую Голгофу, чтобы быть распятым на кресте самой жестокой и кровавой глобальной войны.
