Искушение
Роман Владимира Уланова «Искушение» является художественным произведением об исторических событиях начала 17 века. Это время утраты законной власти, бунтов доведенного до отчаяния российского народа, открытой интервенции Польши.
Автор описывает яростную борьбу простого народа под предводительством Ивана Исаевича Болотникова, к которому присоединились дворяне и даже воеводы. Болотников и его народная армия сражались за лучшую долю, за хорошего царя. У богатого же сословия, что шло с восставшими, были свои цели, прежде всего — нежелание служить «самовыдвиженцу», царю Василию Шуйскому.
В романе большое количество исторических личностей, художественных персонажей.
Драматизм повествованию придает описание масштабных батальных сцен под городами: Кромы, Москвой и Тулой.
Любовь и предательство, коварство, обман и искушение
властью сопровождают героев романа, что, в конечном итоге, приводит к поражению восстания.
Борьба за престол самозванцев: Лжедмитриев, Василия Шуйского, Марины Мнишек — привела их в никуда, к личной драме.В итоге, борьба за власть не изменила хода российской истории, а лишь привела к великим жертвам.
Только избрание на престол Михаила Федоровича Романова положило конец разорению России и неоправданным жертвам.
Произведение воссоздает атмосферу того времени, где наряду с великими событиями описывается простая жизнь русского народа, его быт, культура.
Часть III
КРУШЕНИЕ
Мужественный человек
страдает, не жалуясь;
человек слабый жалуется,
не страдая.
П. Буаст
Надежда — последнее, что умирает в человеке.
Диоген
14
После победы над Болотниковым Шуйский торжественно, при колокольном звоне, в колеснице, запряженной четырьмя белыми лошадьми, въезжал в Москву.
Покончив с долгой и изнурительной осадой Тулы, царь распустил значительную часть своего войска.
Въезжая в столицу, он увидел множество горожан, встречающих его как победителя. И слезы радости заблестели у него на глазах.
Казалось, жизнь налаживается. Опять вернулось уважение людей, а с ним и прочная царская власть. Уже были разосланы по всем городам государевы грамоты о полной победе над восставшими с повелением читать их в храмах, петь благодарственные молебны и три дня звонить в колокола.
Мятежники были наказаны. Решением боярского суда злейших врагов: Болотникова, Илейку Муромца, казачьего атамана Нагибу – под стражей увезли в Москву. Илейку повесили, Болотникова было велено отправить в северный город Каргополь до особых распоряжений государя. Многих пленников сослали в Сибирь на каторжные работы.
Князей же, Телятевского и Шаховского, как знатных людей, помиловали.
Рано радовался царь Василий. Уже новая беда поджидала Россию.
Самозванство на Руси продолжалось, оно даже вошло в моду. После казни Илейки Муромца – Лжепетра – один за другим стали появляться новые царевичи, и число их доходило до десятка. Но это была еще не беда. Беда уже сосредоточилась в Стародубе. Начиналась новая польская интрига по захвату русского престола.
У Лжедмитрия собралось большое войско из польских, казацких и северских дружин. Подстрекаемый поляками, он основательно готовился к походу на Москву.
* * *
Пришла ранняя зима, начались заморозки. С утра до вечера большими хлопьями падал снег, застилая белым ковром улицы, крыши домов. Несмотря на все это, Москва торжествовала победу. В церквях служили молебны в честь победы над врагами, звонили колокола.
Иван Исаевич Болотников и его близкий товарищ Нагиба лежали в тюремном подвале на охапке сена, чутко прислушиваясь к звукам, которые доносились с улицы.
В каменном сыром помещении, где находились узники, было темно и холодно. Нагиба зябко кутался в свою одежду, зарываясь поглубже в солому. Болотников же как будто не чувствовал холода, неподвижно уставившись в потолок, думал о чем-то своем.
Алексей Нагиба зашевелился, зашуршал соломой, зло произнес:
– Сволочи, ликуют! Празднуют победу. Жалко, что мы не взяли Москву, а ведь могли бы.
Болотников долго молчал, затем ответил:
– Конечно, Алексей, жалко. Имея такое огромное войско, мы не смогли одолеть государевых ратников. А все из-за того, что не сумели найти общего языка между собой. Да и царь Дмитрий подвел нас. Сейчас где-то в Стародубе объявился, войско набирает, а ведь мог бы сразу двинуться на Тулу, помочь нам, а там бы и к Москве пошли. Я, Алексей, постоянно думаю, почему так жестоко нас предал царь Дмитрий? Почему не помог нам? Если бы он даже без всякого войска появился под Москвой, народ бы нас поддержал и москвичи открыли бы ворота.
– Все это очень странно, Иван Исаевич. Я вот что скажу тебе. Скорее всего, Дмитрий, который появился под Стародубом – это вновь объявившийся царь -самозванец, – сказал Нагиба.
– Наверно, тот Дмитрий, который нас напутствовал в поход на Москву, либо струсил, либо с ним что-то случилось, – рассудительно заявил Болотников.
– Это ты верно говоришь, Иван Исаевич. Скорей всего, так оно и есть.
– Я вот что думаю, Алексей. Мы бы вполне могли еще поправить свое положение под Тулой, если б князь Телятевский и царевич Петр вместе подошли к нам на помощь. Почему все-таки они разделились? Сколько я ни спрашивал и Илейку, и князя Андрея, почему они разделились, так и не добился от них вразумительного ответа. Скорей всего, почему-то князь Телятевский не захотел нашей победы, видимо, побоялся, что повстанцы победят.
– Это ты точно сказал, сколько волка ни корми, все равно в лес смотрит, – ответил Нагиба.
Узники надолго замолчали. Потом, тяжело вздохнув, казак спросил у своего атамана:
– Что же с нами теперь будет?
– А то, что произошло с нашими товарищами. Кого повесили, кого на кол посадили. Вот только нас с тобой почему-то оставили пока в живых, – ответил Болотников.
В это время со скрежетом отворилась дверь. Вошли трое стрельцов. Один из них, видимо, сотник, сказал:
– А ну, смутьяны, антихристы чертовы! Подымайтесь! По велению нашего государя, пора вам в путь-дорогу.
* * *
Долго длился путь узников в северный городок России Каргополь. Но всему бывает конец. Закончилась и эта трудная санная дорога в далекое поселение. Узников привезли вечером и сразу же поместили в отдельную избу с решетчатыми окнами и усиленной охраной стрельцов.
Болотников попытался заговорить с сотником, желая узнать свою судьбу:
– Скажи, добрый человек, не кривя душой, зачем нас сюда привезли? Что нас ожидает? И снимите хотя бы колодки, больше сил нет их носить, все ноги в кровь истерли.
– Терпи, антихрист! Вспомни, сколько ты народу загубил. Всю Россию перебаламутил. Завтра узнаешь свою судьбу. Долго мы тут с вами возиться не будем и кормить задарма. Сказав это, сотник вышел из избы, крепко заперев дверь.
Узники остались одни со своими невеселыми мыслями. Болотников понимал: завтра будет решаться их судьба, что это конец. Но в душе оставалась еще надежда: а вдруг все обойдется и царь помилует их.
Алексей Нагиба молчал. Лицо его было хмурым и печальным.
– Ну, что ж, мужайся, Алексей, вот он и пришел – час испытаний. Товарищей у нас уже загубили, теперь наш черед, – попытался успокоить своего друга Иван Исаевич.
Нагиба повернул голову в сторону атамана и спокойно произнес:
– Чего нам бояться? Мы, Иван Исаевич, и не такое видели. Понятно, что нас сюда привезли не для того, чтобы устроить нам тут веселую жизнь. Вот мы с тобой узники, а они все равно нас боятся. Не зря так далеко от престольной увезли, чтобы казнить. Я слышал, как меж собой стрельцы говорили, будто новый царь Дмитрий двинулся на Москву. Вот и решили увезти от греха подальше, чтобы народ не взбунтовался. Боится нас царь Василий.
Ночь тянулась ужасно долго. Оба узника лежали с открытыми глазами, каждый был погружен в свои мысли. Перед глазами промелькнула вся их трудная, в испытаниях и боях, жизнь. Лишь только под утро арестованные задремали.
Как только Иван Исаевич погрузился в дрему, сразу же перед ним предстала женщина в белом. Она шла к нему навстречу, протянув руки. Крупные слезы катились у нее из глаз, губы что-то беззвучно шептали. И вот он услышал ее слова:
– Иванушка, прими мужественно свое испытание. Я жду тебя.
И женщина исчезла, как бы растаяла в воздухе.
Болотников открыл глаза, слезы катились у него по щекам. Он прошептал:
– Мама!
В это время резко отворилась дверь. Ввалились трое стрельцов, заломили ему руки и повели в пыточную.
В помещении, куда его доставили, находились палач и несколько стрельцов. За столом сидел дьяк, что-то писал, затем, оторвавшись от своего дела, пристально посмотрел на Болотникова и резко спросил:
– Признаешь ли ты свою вину, супостат?
– Признаю! Это было мое искушение! – ответил Болотников.– Я уже повинился перед государем и просил его взять меня на службу. Поклялся служить ему верой и правдой. Но, видно, слова мои не дошли до него.
Дьяк исподлобья посмотрел на узника, сказал сквозь зубы:
– Это тебя-то на службу? Кому ты нужен? Столько народу загубил, душегубец! Не служба тебя ждет, а казнь, – и махнул рукой, давая сигнал стрельцам.
Те без труда повалили ослабленного атамана, притянули ему руки, ноги и голову ремнями, так что он не мог пошевелиться. Дьяк развернул грамоту и хотел ее читать, затем отбросил в сторону, сказал своими словами, не утруждая себя чтением царского документа:
– По указу государя нашего, Василия Ивановича Шуйского, за злодеяния: воровство и убийство государевых людей, разорение сел и городов, за то, что хотел посадить на престол самозванца, – указано: антихриста и супостата ослепить, а затем утопить в проруби, чтобы и другим неповадно было мутить народ на Руси. А твоего товарища Нагибу повесить.
Палач вытащил щипцами из огня раскаленный железный прут и приложил сначала к одному, потом к другому глазу атамана. Болотников взревел от страшной боли, заскрежетал зубами. В комнате приторно запахло паленым мясом. Дьяк встал и сказал:
– Пока еще народ в городке не проснулся, везите его к проруби и утопите.
Ивана Исаевича и Алексея Нагибу связанными бросили в сани. Тройка лошадей быстро помчалась к реке. Прорубь была уже готова. Атамана подвели к ней. Сотник подошел к Ивану Исаевичу и громко сказал:
– Прощайся, атаман, с жизнью! Отвоевался ты!
Сотник и двое стрельцов навесили на грудь и спину Болотникову два больших камня, крепко привязали их.
Атаман не произнес ни слова, превозмогая страшную боль, он старался не стонать, не показать свою слабость перед стрельцами. Затем, подняв высоко голову, сказал:
– Кончайте, раз вам было приказано!
Один из стрельцов резко толкнул атамана, раздался глухой всплеск, и узник скрылся под водой, оставив после себя лишь круги и идущие со дна пузыри. Стрельцы перекрестились. Один из них произнес:
– Упокой его душу грешную!
Вот и закончилась жизнь защитника и освободителя народа Ивана Исаевича Болотникова. Успокоилась его душа в холодных водах реки. Принял он свою смерть мужественно, точно так же, как прожил ее – без жалоб, в борьбе.
С тех пор в Каргополе, в том месте, где утопили Болотникова, и по сегодняшний день тонут люди. В народе говорят, что атаман вновь набирает войско.
Хоть в этой битве и оказался победителем Василий Шуйский, но процарствовал он всего четыре года. Его тоже постигла незавидная участь.
Вознесся он на царский трон на волне народного восстания, и им же был свергнут. За четыре года своего царствования Василий Шуйский так и остался полуцарем – не смог укрепить свою власть. Последнее, что он слышал в конце своего царствования, находясь в Крестовой палате, обливаясь слезами от бессилия и ненависти к толпе на дворцовой площади, которая сотнями голосов требовала:
– Не хотим боярского царя! Хватит, попил нашей кровушки, самовыдвиженец!
Большое значение в отстранении его от престола имела смерть Скопина-Шуйского – молодого талантливого полководца, который был любим всем народом. Его военные походы на защиту Отечества были удачны. Слава его росла. До царя дошли слухи, что большинство дворян и народ склонны избрать его царем. Черная зависть охватила царя Василия, и он велел Екатерине, жене своего брата, отравить племянника.
На крестинах сына Ивана Михайловича Воротынского Михаилу поднесли отравленное вино.
Убив Скопина, царь Василий окончательно ускорил свое свержение с трона.
Его насильно отправили в Иосифо-Волоколамский монастырь, а оттуда он был забран в плен к польскому королю Сигизмунду, где прожил два года. 22 октября 1612 года он умер. Жену же его, Марию, отправили в женский Вознесенский монастырь, где насильно подстригли в монахини.
* * *
Лжедмитрий второй по прозвищу «царик», повторил поход Лжедмитрия первого, но не дошел до Москвы. Он захватил Тушино, а Калугу сделал своей столицей. Совершенно бездарный и трусливый, он не смог одолеть армию царя Василия. Так и не добившись заметных успехов в военных действиях, самозванец пал жертвой своих же интриг во время охоты от ногайской сабли князя Яченки.
* * *
Марина Мнишек – дитя печального смутного времени, дочь надменного шляхтича – была «верной» женой трем супругам, каждый из которых претендовал на престол государства Российского.
После гибели «царика» Марина кинулась в объятия атамана Ивана Заруцкого, который тоже мечтал о троне и хотел захватить его через венчанную на царствование Марину Мнишек. Вскоре царица родила сына, и он оказался новым невольным самозванцем. Но народ уже не хотел служить «Маринке и ее сыну воренку».
Марина с казачьим атаманом Заруцким бежит в Астрахань, где, пользуясь неосведомленностью горожан о происходящих событиях в государстве, около года правит городом.
Москва тем временем бурлила. Цари сменяли друг друга с фантастической быстротой. Вскоре астраханцы узнали, что в Москве царствует молодой государь – Михаил Романов.
Тогда Марина и Заруцкий бегут на Яик. Но 23 июня 1614 года царские воеводы настигли беглецов. В сопровождении 600 стрельцов Марину и ее сына отправили в Москву. Атаман же Заруцкий погиб страшной смертью – по указу царя его посадили на кол.
Четырехлетнего ребенка, сына Марины, принародно повесили.
Толстая веревка не затягивалась на тоненькой шейке мальчика, он никак не умирал, и палачам пришлось четыре раза приводить приговор в исполнение.
Марина умерла в Москве, ее отравили. Московские послы потом долго уверяли поляков, которые требовали ее выдачи, что она с горя наложила на себя руки.
Вот так трагически закончилось искушение властью. Но все эти события не оказались поучительными для других, желающих искусить незаконной власти. Идея самозванства привилась и прижилась на Руси. Еще неоднократно, даже в двадцатом веке, самозванцы будут сотрясать государство, приводя в панический трепет правителей России. Желание изменить жизнь в лучшую сторону за счет доброго правителя всегда приводило русский народ к трагедии, ибо ему потом приходилось расхлебывать результаты деятельности бездарных, а порой и психически неуравновешенных самозванцев.
