И был понятен мир — до муравья в траве,
И был бесстрашен он — до времени и срока,
Где заживали вдруг коросточки колен,
И обрывалась связь с сорокой-белобокой,
Ломались голоса соседских пацанов,
И становились враз короткими одежды,
И детские мозги — основа всех основ –
Вдруг понимали: всё уже не так, как прежде.
И каждая зима казалась тяжелей,
В ней приходилось жить серьезней и неспешней,
Она брала к себе родителей, друзей,
И делала тебя практичней и железней.
Укладывала в хворь, поила молоком
И сквозь завесу век, тяжелую от жара,
Вдруг прикасалась к лбу, тревожно и легко
Рукой издалека, выказывая жалость.
И этого: «терпи», испуганной душе
Хватало, как плеча, идущему наощупь,
И в благодарность за «еще», а не «уже»
Я начинала жить осознанней и проще…
