- Премия Золотое перо Руси

FEDERICO GARCIA LORCA, ESPAŇA

ФЕДЕРИКО ГАРСИЯ ЛОРКА, ИСПАНИЯ

PROLOGO

Mi corazón está aquí,

Dios mío,

hunde tu cetro en él, Señor.

Es un membrillo

demasiado otoñal

y está podrido.

Arranca los esqueletros

de los gavilanes líricos

que tanto, tanto lo hirieron,

y si acaso tienes un pico

móndale su corteza de hastío.

Mas se no quieres hacerlo,

me da lo mismo,

guárdate tu cielo azul,

que es tan aburrido,

el rigodón de los astros.

Y tu Infinito,

que yo pediré prestado

el corazón a un amigo.

Un corazón con los arroyos

y pinos,

y un ruiseñor de hierro

que resista

el martillo

de los siglos.

Además, Satanás me quiere mucho,

fue compañero mío en un examen de

lujuría, y el pícaro

buscará a Margarita

– me lo tiene ofrecido –

Margarita morena,

sobre un fondo de viejos olivos,

con dos trenzas de noche

de estío,

para que yo desgarre

sus muslos limpios.

Y entonces, ¡oh Señor!,

seré tan rico

o más que tú,

porque el vacío

no puede compararse

al vino

con que Satán obsequia

a sus buenos amigos.

Licor hecho con llanto.

¡Que más da!

Es lo mismo

que tu licor compuesto

de trinos.

Dime, Señor,

¡Dios mío!

¿Nos hundes en la sombra

del abismo?

¿Somos pájaros ciegos

sin nidos?

La luz se va apagando.

¿Y el aceite divino?

Las olas agonizan.

¿Has querido

jugar como si fuéramos

soldaditos?

Dime, Señor,

¡Dios mío!

No llega el dolor nuestro

a tus oídos?

¿No han hecho las blasfemias

Babeles sin ladrillos

para herirte, o te gustan

los gritos?

¿Estás sordo? ¿Estás ciego?

¿O eres bizco

de espíritu

y ves el alma humana

con tonos invertidos?

¡Oh Señor soñoliento!

¡Mira mi corazón

frío

como un membrillo

demasiado otoñal

que está podrido!

Si tu luz va a llegar,

abre los ojos vivos;

pero si continúas

dormido,

ven, Satanás errante

sangriento peregrine,

ponme la Margarita

morena en los olivos

con las trenzas de noche

de estío,

que yo sabré encenderle

sus ojos pensativos

con mis besos manchados

de lirios.

Y oiráá una tarde ciega

mi ¡Enrique! ¡Enrique!,

lírico,

mientras todos mis sueños

se llenan de rocío.

Aquí, Señor, te dejo

mi corazón antiguo,

voy a pedir prestado

otro nuevo a un amigo.

Corazón con arroyos

y pinos,

corazón sin culebras

ni lirios.

Robusto, con la gracia

de un joven campesino

que atraviersa de un salto

el río.

Vega de Zujaira, 24 de julio de 1920

ПРОЛОГ

24 июля 1920

(Вега де Зухайра)

Здесь моё сердце,

мой Боже!

Господь,

погрузи в него посох:

слишком осенней айвою

оно истлело.

Извлеки скелеты

лирических ястребов,

больно его изранивших,

и сними с него

кожуру отвращения,

если вдруг у тебя

есть наконечник.

Если ты не захочешь этого делать,

мне всё едино,

охраняй своё голубое небо –

ригодон для звёзд,

удивительно скучный, –

и свою Бесконечность:

попрошу одолжить её сердцем

верного друга.

Сердцем

с массою ручейков и сосен,

с соловьём из железа, чтобы не дрогнул,

видя ключ для настройки веков.

Знаешь,

а Сатана меня любит очень

и был моим однокашником

на экзамене сладострастия,

так что этот проказник

найдёт для меня Маргариту –

он уже предлагал –

на фоне старых олив –

Маргариту-смуглянку,

у которой не две косы – летние ночи;

я измучу её непорочные бёдра.

И тогда,

о, Господь,

я стану таким же богатым, –

или даже богаче, чем ты, –

потому что твоя пустота

не сравнится с вином,

приготовленным Сатаной

для добрых друзей:

ликёром,

добытым из плача.

Что может быть больше!?

Это то же, что твой ликёр

из Триединых.

Признавайся, Господь,

мой Боже!

Это ты нас гонишь

во мрак преисподней?

Мы –

слепые безгнёздые птицы?

Гаснет свет.

А чудесное масло лампады?

Иссякают крылья.

Ты только хотел поиграть

с нами в солдатики?

Признавайся, Господь,

мой Боже!

Наша скорбь достигает

твоих ушей?

Вавилоны без клинкеров

разве не ранят тебя богохульством?

Или ты наслаждаешься нашими криками?

Ты оглох? Ты ослеп?

Или кос на дух

и видишь людскую душу

в обратных строях?

О, ленивый Господь!

Смотри: моё сердце,

слишком осенней айвою

истлевшее.

Если свет твой тебя достигнет,

открой живущие очи.

Только если ты будешь и дальше спать,

о, приди, скитающийся Сатана,

пилигрим кровожадный!

И добудь для меня

Маргариту-смуглянку,

в оливах,

у которой не две косы –

летние ночи:

я сумею зажечь ей глаза

поцелуями в пятнышках ирисов!

И услышу однажды

в слепой Божественный вечер

свой лирический зов:

«Энрике*! Энрике!», –

когда все мои грёзы

наполнятся росами.

Здесь, Господь,

вверяю тебе своё древнее сердце:

попрошу одолжить себе новое

верного друга.

Сердце с массою ручейков и сосен –

сердце,

где ни ужей,

ни ирисов.

Сердце прочное,

с грацией

молодого крестьянина,

одним махом переплывущего реку.

*Энрике! – Господин!

ARCO DE LUNAS

Un arco de lunas negras

sobre el mar sin movimiento.

Mis hijos que no han nacido

me persiguen.

“¡Padre, no corras; espera;

el más chico viene muerto!”

Se cuelgan de mis pupilas.

Canta el gallo.

El mar, hecho piedra, ríe

su última risa de olas.

“¡Padre, no corras!”

Mis gritos

se hacen nardos.

ГРУСТЬ-ДУГА*

Ад-дуга* – дугою: из чёрных лун.

Море замерло: не колеблется.

У меня в зрачках – дети-сироты:

нерождённые. Предо мной стоят.

«Не беги, отец! Подожди! Твой сын

самый маленький – мертворожденный!»

Пропоёт петух.

Море, камнем став,

сохранит последний – волнистый – смех.

«Не беги, отец!» – мой прощальный крик

отзвучит в саду

туберозами.

SAETA

Cristo moreno
pasa
de lirio de Judea
a clavel de España.

¡Miradlo, por dónde viene!

De España.
Cielo limpio y oscuro,
tierra tostada,
y cauces donde corre
muy lenta el agua.
Cristo moreno,
con las guedejas quemadas,
los pómulos salientes
y las pupilas blancas.

¡Miradlo, por dónde viene!

САЭТА

Вот шагает с процессией

чёрный Христос:
иудейский ирис – испанской гвоздикою.

Проследи его путь!

По Испании:

с ясным и сумрачным небом,

обожжённой землёй

и неторопливыми руслами.
Чёрен этот Христос,

с опалёнными длинными прядями.

Выступают скулы его, пустеют зрачки.

Проследи его путь!

По Испании.

PALIMPSESTOS

ПАЛИМПСЕСТЫ

I. CIUDAD

El bosque centenario
penetra en la ciudad,
pero el bosque está dentro
del mar.
Hay flechas en el aire
y guerreros que van
perdidos entre ramas
de coral.
Sobre las casas nuevas
se mueve un encinar
y tiene el cielo enormes
curvas de cristal.

I. ГОРОД

Насыщающий город столетний лес

раскинулся в море.

Стрелы воздух пронзают,

теряются воины в ветвях коралла.

Над домами новыми

выступает дубняк,

в небе –

мощью громадной –

водные повороты.

II. CORREDOR

Por los altos corredores
se pasean dos señores.
(Cielo
nuevo.
¡Cielo
azul!)
…se pasean dos señores
que antes fueron blancos monjes.
(Cielo
medio.
¡Cielo
morado!)
…se pasean dos señores
que antes fueron cazadores.
(Cielo

viejo.
¡Cielo

de oro!)
…se pasean dos señores
que antes fueron…
Noche.

II. СУТКИ

По высоким переходам –

друг за дружкой – два синьора.

(Небо

обновилось.

Небо –

голубое!)

…по высоким переходам –

друг за дружкой – два синьора:

в прошлом – два монаха белых,

бывших солнцем и луною.

(Небо

половинно.

Небо –

лиловеет!)

…по высоким переходам –

друг за дружкой – два синьора:

равномерною погоней

два полднЯ

в одном проёме.

(Небо

постарело.

Небо –

золотое!)

…по высоким переходам

от рассвета до заката –

от заката до рассвета

друг за дружкой – два синьора:

раньше оба были

…ночью.

MALESTAR Y NOCHE

Abejaruco.
En tus árboles oscuros.
Noche de cielo balbuciente
y aire tartamudo.

Tres borrachos* eternizan
sus gestos de vino y luto.
Los astros de plomo giran
sobre un pie.

Abejaruco.
En tus árboles oscuros.

Dolor de sien oprimida
con guirnalda de minutos.
¿Y tu silencio? Los tres
borrachos cantan desnudos.
Pespunte de seda virgen
tu canción.
Abejaruco.
Uco uco uco uco.
Abejaruco.

*borracho 1. 1) опьяневший, пьяный 2) пропитанный вином 3) тёмно-фиолетовый; бурый 4) опьянённый ( чем-либо ) 2. пьяница

АРТТЕРАПИЯ И НОЧЬ

Пчелоед!

В твоих тёмных деревьях слоняется ночь,

чьё небо бормочет и чей запинается ветер:

трое пьяных с вечными винно-скорбными лицами.

Пчелоед!

Боль ночная – в виске,

стеснённом гирляндой минут.

(Свинцовые звёзды идут по орбите,

вращаясь на собственной ножке).

Что твоя тишина? Поют три пропойцы, нагие.