Я надел очки, подошел к малышу и присмотрелся. Вроде, вши на голове не ползали. Но пахло от него не слишком приятно. Это был запах не столько грязи, сколько некоей залежалости, прелой травы, болота.
Я похлопал ребенка по плечу, сказал: «гой» и привел в ванну, которая уже наполнялась. Показал на него пальцем, окунул этот палец в воду, снова сказал: «гой».
Дите кивнуло (будем надеется, что кивок у этого народа означает согласие) и повторило мой жест: показало пальцем на меня, окунуло палец в воду. Оно явно хотело, чтоб я первым залез в ванну.
Что ж, я начал раздеваться. Ребенок – тоже. Я остался в трусах, ребенок – в чем-то, напоминающем набедренную повязку. Вот он ее размотал. Слава алаху – мальчик. И не обрезанный, что сводит на нет версию о бедуинах.
Мальчик поймал мой взгляд на его пах, кивнул и запустил руку мне в трусы.
