Голубая тарелка

Бывает, что вдруг вспомнишь что-то из прожитого… До боли знакомое, но вдруг станет оно каким-то другим, новым, событием с совершенно незнакомыми тонкими настроениями, до селе тобой невидимыми.
Давно было. Перестройка катилась по стране сметая не только всё с прилавков, но сметая людей, она неслась к светлому завтра, не оглядываясь на крики и стоны сзади.
Тогда так получилось, что папе нужно было лечь в больницу.
Глядя на «киношные» больницы сегодня, здоровые и крепкие люди вряд ли представляют, какие больницы для них на самом деле сегодня. Тем более они не смогут представить больницы начала девяностых. Мне кажется, что как-то надо собраться и установить хоть какой-то памятник врачам и учителям той поры. Трудно представить, что они – «просто делали свою работу». Они – «просто защищали Родину».
Удалось договориться, что папа будет лежать в «отдельной палате».
На двери висела табличка — «Кастелянская». Десятки слоев краски от серо- зелёной до матово-белой приклеили её здесь навечно. Отсутствие белья позволило, видимо, врачам выделить ещё два койко-места.
Оказалось, что я не взял с собой, кроме кружки, никакой посуды.
Не помню, как получилось, но после беседы с врачом, я пошел в магазин, чтоб что-то, несмотря на цены, купить и как-то решить вопрос с посудой. Было не то время, когда одноразовая посуда была доступна.
Все, кто жил в то время, помнит коридоры стоящих людей у входов в дорогие магазины. Нехитрые пожитки они держали в руках, или раскладывали их на, наспех сооруженных, прилавочках из бумажных коробок, ожидая случайного покупателя. Что-то купив из продуктов, я искал хоть какой-то хозяйственный магазин, чтоб купить глубокую тарелку для супа. Все магазины рядом уже прошли перепрофилизацию и были забиты ауди-видеотехникой, джинсами, кофточками всех цветов и размеров. Вблизи не было ни одного магазина, в котором было бы что-то подобное.
Решив, что мне легче вопрос решить в самой больнице, я уже направился обратно, когда меня остановило обращение явно ко мне: — «Купите у меня что-нибудь!»
Передо мной стояла женщина лет шестидесяти. Белая шаль плотно стягивала голову, прикрытую шапочкой. Мне показалось, что я попал в двадцатые годы. Мне всегда казалось, что так одевались именно тогда. Я отметил про себя, что не хватает еще на руках муфточки и портрет старой, доброй учительницы был бы закончен. Странное дело, но живет в нас какая — то непонятная способность угадывать из сотен лиц – учителей. Может потому, что в детстве нам приходилось чаще их видеть перед собой, чем постоянно занятых родителей. Или это какое-то особое свойство самих учителей. Но я не раз убеждался в этом.
— Купите, что-нибудь. Или так заберите, если Вам понравится, — она хотела сказать что-то ещё.
Я оглядел ее нехитрый товар. Помню были книги, какая-то вышивка, была и тарелка. Она скорее была похожа на ёмкость для какого-то винегрета или салата.
Обливной фаянс был сине-зеленого цвета. Рисунок в виде лепестков неведомого мне то ли цветка, то ли растения рельефно был прорисован как снаружи, так и внутри.
Объём был мне подходящий.
Увидев мое внимание к этой миске, чашке, салатнице – не знаю как её назвать, женщина как будто продолжая с кем-то начатый разговор сказала: — « Вот потихоньку пристраиваю, что осталось..»
Помолчала и добавила: — «Её мы купили с мужем в Пятигорске. У него тогда желудок заболел и нам дали путевку. У меня отпуск большой был. Мы там долго жили. Путевка кончилась, а мы всё жили. Вот там её и купили. А потом вот сюда привезли. Нравилась она нам очень. Вы знаете, ведь редко в жизни бывает, чтоб вот так в годах и где – то, одним без детей, долго пожить. Мы часто вспоминали те дни».
Я мочал, слушал.
« А вы не знаете, что принято с фотографиями делать?» — вдруг встрепенулась она.
«С какими?» — уточнил я.
«С семейными. У нас много семейных фотографий останется. Что с ними у людей принято делать? Куда их? Оставить их некому… Ребята – погибли оба… А после меня… Выбросят ведь… А там мы все. Мама там, папа… Мы … Ребята … оба.
Что принято то у людей…?» — она выжидательно смотрела на меня.
« У меня самой рука не поднимется ведь….»
« Не знаю,» — я правда не знал, что становится с фотографиями людей, которых нет.
« Вы возьмите, возьмите… Можно без денег… Я ведь не из-за них… Правда…,» — она протянула мне тарелку.
« Спасибо. Мне она очень нравится…. Возьмите,» — я протянул деньги, взял её и быстро ушел.
… Теперь папы нет, и эта голубая тарелка у меня дома. Мы ею пользуемся. Красивая – мне нравится. Правда, не модная… Как дальше сложится её судьба…?
И фотографий у нас много….