А домовые есть…!

Я слышал, как хлопнули сначала дверь потом калитка.
Дома никого.
— Давай, выходи,- говорю Домовому, зная, что он меня слышит.
— Откуда? Я и не прятался нигде, как сижу, так и сидел. Правда, лежал сначала.
Улежишь тут… Ведрами брямкают, брямкают… Покоя нет. Когда от коровы то избавитесь? Двадцать первый век – все-таки. Не какое-нибудь средневековье…
И Этого бы одного уже пора оставить… А то блондится, блондится по двору… Делает вид, что делом занят… Ох, прости, Г…, — Домовой что-то хотел еще сказать, но осёкся.
Он перешел от печки к столу, потом подумал и сел на диван.
Я знал, что «Это» – это Дворовой – лентяй и его помощник. Не знаю почему, но Домовой его недолюбливал.
Бывало с Шишигой – она в бане живет, начнут над ним потешаться. Кутерьма…!
— Ты бы зеркало накрыл… А! Что у вас – у людей за манера, только о себе думаете. Нет у вас вот какой-то жилки такой коллективистьской.
Лавки поубирали..! У каждого теперь свой стул…! Не хотите «плечо к плечу» сидеть. К чему идёте…? Не знаю! Не знаю, к чему придете! Да и вы сами не знаете.
… А ведь когда я был постарше, ведь, меньше ворчал. Но, с другой стороны, и ворчать-то было не за что и не на кого… Вот, за что, например, было ворчать на твоего прадеда…? Не за что!
… И вон то зеркало — тоже закрой, я хоть по комнате похожу. Навешают зеркалов… Знаете же — не люблю я их!
Как вы любите себя…! Ой, как вы себя любите…! Там зеркало, там, в машине штук пять… С собой носите… Да, слава Нарцисса вам покоя не даёт..!-
Домовой встал, прошел по комнате из угла в угол, сел на краешек стула у стола.
Я перешел и молча сел на диван.
— Вот ведь, прости, Г…,- недоговорив, Домовой махнул рукой, — и разговаривать ведь не с кем…! Хозяин мне нужен для разговора! А, ты! Хозяин…?-
Он опять махнул рукой и замолчал.
— Эх! Если б не нужда… Вот начнёшь с тобой разговаривать, советоваться, рядиться… Тогда ведь, вроде, как ты — хозяин в доме. А на свет! Какой ты хозяин? Мать давеча с Марией разговаривала,- какой по нынешним временам телевизор лучше…? Её ли это дело? Ослобони голову то у матери…! Мало ей забот с тобой да с сеструхой твоей…? То же – ох! — звезда…, ох! — звезда..!
…Нет! Если б не нужда – не вел бы я с тобой разговоры… Тары-бары-растобары… —
Он опять замолчал. Мне тоже не хотелось с ним говорить. Что за претензии?! Тут, как конь в хомуте. Люди все, как люди, живут. А тут с утра до вечера вкалываешь, вкалываешь, а утром нотации!
Я тоже молчал. Пусть себе молчит. Осень скоро.
Начнется тогда! Картошка, дрова, сено под крышу, хоть часть, занести надо. Крышу пройти надо, посмотреть. Дожди впереди!
Нинка – дура!
Вот дура! «Если бы не мама, я в этой дыре ни минуты бы не осталась». Вот дура! Мать ей жить мешает! Съездила в город. А чё вернулась то? Купила бы квартиру там, мать забрала бы к себе. А то — «если бы, да кабы…»! Это мне деваться некуда! Деды! Одни, вторые, мама, Светка… Тут, в кои веки, выходной, так этот теперь бубнит, бубнит…
— Ты жениться то думаешь? – Домовой уже перебрался во главу стола. Сел так плотно, — одна голова торчит и руки на столе. Кулачищи, что голова.
— На ком? На тётке Марии?-
— Ты тут не юродствуй. Не на наперти! Милостыню тут не подают!
А, Нинка, чем плоха? Битая! Не упала, хоть и били, похоже! С косичек вы вместе. Какого рожна хороводом ходите? Ждете? Она-то – волос длинный — спрос какой? Да и гонор! Бабский гонор беречь надо! Он ей на людях пригодится…
«Жду, говорит, принца на белом коне!» Я ей уже говорил: — «Слезь с коня то!»
…На тебя указал… Хвалил я тебя-то…
Зря хвалил только! Река под домом, лес рядом. Все лешаки вас всех с малого знают, за руку здороваются. Грибы, ягоды. Ох, если бы не нужда…-
-Буду молчать,- решил я. Надоест — отстанет.
… Пока дома, надо бы ворота в хлеву поправить, а то снега наметет, опять замучаешься открывать. Приподнять надо, а то потом забуду. Так и не заметишь, как зима наскочит.
— Ты и не заметишь, как жизнь пройдёт! Отстанет…,- Домовой поёрзал на стуле.
— Беда у меня! Вот!- он слез со стула и подошел ко мне.
— Беда, что и не сказать! Вот! –
— Говори, может, чем помогу? – не выдержал я.
— Брательник мой – Жихарко, мой, старшой, без дома остался.
Вернее с домом – да без хозяев. Надо с ним что-то делать. Малой он. Вернее, он — старше меня, но малой сейчас. Молодеет… Мы с годами молодеем. Вам не раскусить проблем наших.
Одним словом, надо его в хорошую семью пристроить. Ну, и дом конечно, чтоб хороший. Вот я и подумал, — может вы с Нинкой то, того, ну…, поженитесь, да ты дом начнёшь строить… Вот бы ему-то на старости лет то. А я тут — с мамкой да Светкой. А?-
— Наговорил, наговорил…! На телеге не увезти.
Веди его, да живите здесь. Не подеретесь, надеюсь. Меня то — под ярмо, зачем подводить. Мало мне этих трёх домов. Итак, как на карусели, всё мелькает. Ни за чем, не уследишь!-
— Веди! В — первых не так просто. Олонецкие – мы. Он там остался, а меня сюда на Волгу свезли. Давно было! Ушкуйники – мы. Вернее хозяева наши были ушкуйники. Вот откинь триста лет и ещё семьдесят назад — поймёшь, когда было- то…
Вышли мы тогда с Севера — одно затмение солнышка было. Сюда пришли — второе. То — весной. А это — осенью. Тяжелая зима была… Да!
…А во – вторых, ему добро делать надо. Возраст у него серьезный. А для кого делать? Не зная кому добро делать – так попасть можно… О…! Потом не расхлебаешь.
А вдвоём одному делать, тебе значит – не по правилам это! Не по правилам! Понял! Да и характер у него…! Опять же я младший… А на подголосках, я не привык…-
Домовой сел и стал ждать, что я скажу.
— И больше не кому..? Ну, кроме тебя, за ним присмотреть то?-
Я смутно представлял ситуацию.
— Присмотреть! Скажешь! Я же тебе объясняю, что не присмотреть… тут надо, — чтоб он при деле был. А у них там… Дела! Никто понять не может… Разор – одним словом. Беда! Города ведь народ собирают, чтоб потом всех людишек разом к ногтю. Кто поглупее, так те бегут, как муха наскипедаренная на сахар… А ты вот смотрю тянешь лямку то… Вот и подумал,- дом будешь строить. Жихарко то — малой… Ну, по вашему, старик совсем! –
— Дом строить! Знать бы на что…! Конечно, так бы с газом, с водопроводом…. Машина. Здесь жить можно!-
— Вот, вот! Газ то в следующем году дадут. А у тебя к этому времени и дом будет почти готов. Ну, не дом, так фундамент… Ваши-то места, ой, в какой цене будут. А у тебя земли – то… Немеряно!
Почитай пол улицы… Три дома ваших… А луга! А еще в сторонку возьмешь … Вот на косогорчике-то и построите, с Нинкой… А? А Нинке шепни, чтоб свои-то дома и землю не продавали. Итого – пять! Помещик! А? –
Я представил нашу улицу.
— А на что строить то?-
— А я и говорю,- из ушкуйников — мы. Всякое было… Да за давностью лет голову не секут… Припрятано, кое-что, кое-где… Только холостому золото не дастся… Вот!-
— Врёшь!-
— Вру ?! Делать мне нечего! Прикинь сам, — зачем холостому дом, да забота? Вру! Вру-не-вру, а решать мне…! Вот! Не дастся клад холостому!-
Домовой довольно улыбался.
— Что лыбишься?!Всё ему — «ха-ха». Действительно – что малый, что старый! Тоже в Олонецкой стороне золото-то? Это, что — где Кемская волость? – вспомнил я «Ивана Васильевича».
— Кемская! Кемская! Соседи наши. А котел-то тут — под боком! Полчаса ходу.-
Я смотрел на Домового. Вроде не врёт.
— А мы вот, как сделаем! Я расскажу, где клад-то лежит. Ты пойдешь и проверишь. Брать не будешь. Там чугун. Накрыт котлом. Ты докопаешься. По котлу постучишь и обратно. Ну, засыпишь, понятно опять. До — «пока не женишься»… А ?! По рукам?-
Он сел и стал смотреть на меня.
— Согласен! По рукам, – решил я.
— Вот знаешь камень на берегу? Знаешь! В нашу реку там ещё ручей впадает. На камне том сверху щербина. Обухом выбили её. Увидишь. Поставишь на щербину лопату черенком. В полдень – это, по вашему, теперь наверное одиннадцать будет, тень от черенка упадет на камень. Может не одиннадцать…? Тень должна падать строго на север.
…Начудили, блин, вы с временем, теперь не знаешь как объяснить. Одним словом, дождись, чтоб солнце на юге было. По – людски то, это — полдень. Двенадцать значит. По вашему, значит, это одиннадцать.
…Вот тень упадет, ты там колышек поставь. Потом с колышка стрельни на черенок – это будет значит строго на юг. На солнце, значит. По другому не мерь — ошибешься. –
— Подожди, а кто лопату держать будет, когда стрелять то?- я не понял, как лопата на черенке на камне стоять будет.
— Нинка! А кто ещё? –
— Так она никто мне!
Мне же только проверить надо. Разболтать всё сразу! Ты думаешь, Нинка – дура?! Она сразу всё поймет! – я был уверен, что если Нинка узнает, что там я что-то искал, то там в округе будет гектар взрыт на глубину до трёх метров в течение суток.
— Ну, тогда я не знаю, как…! Как помню, так и говорю…! – насупился Домовой.
— Ладно, давай дальше. Соображу!-
— Стрельнёшь. От края камня три сажени на юг. И рой. Неглубоко. Полтора аршина, вроде.- Домовой сидел довольный.
— Сажени – это сколько? А аршин – это как по — простому? –
— Действительно! С ними тоже чудили, чудили, как Петр I начал… так… А, ну встань! – Домовой тоже слез с дивана.
Я встал, а он отошел от меня к окну и стоял, внимательно разглядывая.
— А ну, ладонь поставь под подбородок. –
Я поставил.
— Чуть ниже опусти к кадыку. –
Я опустил.
— О! Сажень! Ох, и здоров ты всё-таки! Вроде так никогда не приглядывался, а тут смотрю… Здоровый! Хорошо тебя, кормили в детстве. Да и кровь не подкачала. –
— Ладно. Сажень — разобрались! Аршин давай! –
— А это тебе по пупок будет!- Домовой прищурился, разглядывая меня.
— Значит полтора – это вот!- я поставил опять ладонь к горлу.
— Балбес! Это я тебе полтора насчитал. Полтора – до пупка. Понял.-
А чё тут было не понять. От макушки камня – на юг. От края камня – три сажени. В глубину – по пояс.
— Поточнее нельзя было? – я посмотрел, как мне казалось, укоризненно на Домового.
— Не промахнёшься. Там котел размером вот…- Домовой похлопал по столу, разведя руки.
— А чугунок? – мне было интересно.
— А чугунок! Ватага была…, — он задумался, — … как, сегодняшних два ведра. –
— И всё золото?- меня распирало.
— Да, нет, конечно. Пистолеты, там. Сабли, может быть. Серебро – это точно. Потом разберешься. Мне докладывали, что ли. Видел краем глаза, что добро несметное.
— Договорились?! – Домовой подошел и протянул руку.
— Договорились! – я пожал её.Моя рука утонула в его ладошке и так она стала гореть — моя рука! Жар прямо до плеча. И иголочками покалывает.
… Я проснулся. Рука упала с кровати и затекла.
— Вот ведь, приснится всякая чертовщина. Сколько хоть времени? – подумал я.
Время было полдесятого.
— Да! Поспал. Мама с Светкой уже уехали на работу. –
На столе стояло молоко, накрытое салфеткой, хлеб, в тарелке, тоже накрытой, видимо была картошка.
— Вот ведь приснится! – сказал я вслух.
В сенях загрохотало ведро.
— Совсем обленился. Сидишь тут, а по дому чужие коты, как у себя ходят, — сделал я выговор Пушку, сидящему около печки.
— Обленился совсем. Или старость тебя достала. Печка то холодная, что жмешься к ней. Вышел бы на солнышко. Кошек бы погонял. А то вон,- они в гости, а ты нахохлился, как ворона в дождь. Иди, молока кусни за компанию.-
Я отлил молока в его миску.
— Надо же, сон какой! – думал я.
Камень-то этот я знал хорошо. Его еще у нас называли «Судный».
Якобы, когда – то разбойники суд у него чинили. Приведут, значит, к нему кого, и если до утра за осужденного трое не скажут за него доброе слово – то казнят.Или кто в мужья не возьмет, если молодой и свободный. Как уж там казнят – неведомо!
А по реке то ниже – Волга.
Может, и было что.
— А может и сон вещий? – подумал я и посмотрел на часы.
— Глупо, конечно, но… Но проверить надо… Искупнусь заодно…,- решил я.
…Я взял лопату и пошел к реке.
Решил, что пойду «крюком» — сначала к мосту, а потом уже спущусь ниже.
— А ты куда? С лопатой! – Нинка появилась, как чёрт из табакерки.
— Да вот, решил дубок выкопать, да у дома посадить! – ведь только чуток смутился я, а она сразу: — В августе деревья сажать! Ой, ли! –
— Дубки только в августе и сажают! – как можно увереннее произнёс я.
— Может быть. Может быть. Дуб он ведь — не как все. А что вдруг решил? – теперь Нинка смутилась почему-то.
— Да вот хочу на косогоре посадить. Пусть растет. Большой вырастет. –
— Слушай, я тоже хочу. Посадим два. И три липы. Нет — пять лип. Пять лип и два дуба. Вот как! – у Нинки даже волосы, вроде, встали дыбом.
Она когда маленькая была, а её коротко подстригали, то волосы у неё всегда стояли дыбом.
— А ты в эту сторону-то почему пошел? Надо было туда, — Нинка махнула в сторону Волги.
— Сначала искупаюсь. Вчера на бане топором намахался… С непривычки как то…, — я повел плечами, показывая «как мне».
— Смотрела, я вчера. Малу заложил баню-то.
Надо было ну уж никак не меньше, чем шесть на шесть. К предбаннику надо было сразу ещё комнатку закладывать, — Нинка рассуждала, как бы вроде про себя.
Дура! Я-то знал, — мне нервы треплет.
— Ага! И сдохнуть на ней! Я тебе, кто? Слон индийский? Поворочь бревна-то! Сырые. Если б не нужда,… — я опять вспомнил сон и Домового. Вот ведь привязалась.
— Нин, может домой тебе надо? А?! –
— Надо! Но дубки сажать интереснее! Я сама буду выбирать. У меня рука легкая. –
— Ладно. Завтра схожу, — подумал я. -Эта не отвяжется. Придётся сажать. И дубки и липы. Вот кто дёрнул меня за язык? –
Ребятишки крутились у «купалки».
— А помнишь, человек по двадцать собиралось. А сейчас… Трое. —
Нинка грустно смотрела на ребятишек.
— Ты знаешь, мама сказала, что вчера днем по околице какие-то люди с треногой ходили. Мерили, что-то. Не знаешь, что хотят то? – она была совсем расстроена.
— Газ проведут. На следующий год. Так, что матери скажи, чтоб ни землю, ни дом не продавала. Газ будет – налетят городские. А так глядишь — наши вернутся. Только не болтай, направо да налево. – опять вспомнился сон.
Я сделал серьёзное лицо.
— Чок! Чок! Язык на крючок! Кто проболтается – пусть не обижается. А кто будет болтать – того палкой станем драть.-
Нинка запрыгала на одной ноге.
— Слушай, пойдем ниже к камню. Намутили тут. –
Меня прямо тянуло к этому камню.
— Пойдем. Мне без разницы. Я в купальнике.-
…. Камень был на месте. Ручей тоже. Ниже его вода была холоднее. Нинка забралась на камень.
— Теплый. –
Она разделась.
— Вот что разделась? Кто будет выбирать деревья то?-
Что за манера, каждое дело начинать с перекура.
— Нин! У тебя тряпицы никакой нет? –
Я смотрел, как она одевалась.
— А зачем? –
Она спустилась с камня.
— Повязать на ветки. Какой веткой здесь на юг росли, так и там посадим. Дерево то привыкает. Оно потом, что крутиться должно, что ли? –
Во, дает! Всю жизнь в деревне и не знает.
— Это ты правильно придумал. Не надо чтоб у них были трудности. И так от дома отлучим, так еще и кое-как посадим…
Ты знаешь, что?! Разжигай костер, а я домой. Там у меня бак с бельем кипятится. Я быстро. Сниму.
Принесу мясо. У меня есть! Будем шашлык делать. Принесу тряпиц красивых, ленточек. Потом выкопаем. Потом отнесем на косогор. И посадим. Бак надо выключить. Я думала – скоро. А тут, так хорошо.
Одна сюда же не пойдешь! –
— Давай, не торопись. Я дождусь. Давай, давай. Мухой! Белье то прополощи, что-ли, а то киснуть будет! Вдруг затемняемся! —
Я прикинул, что времени мне хватит.
«Три сажени – полтора аршина».
Приснится же…!
Нинка побежала, оглядываясь.
Я пошел вглубь леса за дровами.
Сразу же наткнулся на дубок. По меркам Домового — сажень с аршином. Ровненький такой. Стройный. Темно – тянется к свету.
— Скоро у тебя света будет, хоть отбавляй! – я покачал его ветку, взявшись за неё, как за руку.
… Мы вас троих там посадим. Как три богатыря будите стоять. На косогоре. И имена дадим. Границу будите стеречь! – добавил я.
… Я вернулся с дровами. На костер положил ещё две сушины – пусть перегорают.
… Отмерить – это пару минут.
Земля была влажная, легкая.
— Нашли куда закапывать. Пистолеты поржавели, чего доброго, — думал я, углубляясь.
— Вообще-то, паводок до сюда не доходит, — соображал я о том,- как и почему выбрали это место разбойники.
— Волга-то была ниже! – осенило меня. — Плотин то не было. Это значит триста семьдесят лет назад. Это был 1700… , нет 1640год.
Оба — на! Надо будет узнать, что тогда хоть у нас творилось в стране-то. –
… -Дзиньк! — лопата ударилась об что-то металлическое.
— Дзиньк! Дзиньк! –
У меня выступил пот.
— Дзиньк! – я просунул вниз руки. Ничего видно не было, но руки чувствовали что-то гладкое, холодное и скользкое.
— Дзиньк! Дзиньк! Дзиньк! – «постучишь» — я вспомнил Домового.
… — Дзиньк! Дзиньк! Дзиньк!
Дзиньк! Дзиньк! Дзиньк!
…Я проснулся! Дребезжал дверной звонок. За окном стояла Нинка.
— Заходи! Ты чё ни свет ни заря. –
Я подошел к окну.
— Полдень. Ты то что, спишь? Намахался вчера топором, с непривычки сморило, что-ли? Я уже всё постельное перекипятила, вывесила. Погода хорошая. Смотрю, тебя на бане нет. Думаю – отдыхаешь!
…Думаю – пойду убалтаю на шашлыки. Вот мясо взяла. Даже взяла вина. Дорогу-у-у-щее. В магазине на меня, как на дуру, посмотрели. Давай к камню сходим. Шашлыки пожарим. Искупаемся. Сколько уж лет там не были. После выпускного наверное.–
Я смотрел на Нинку.
Я ничего не мог понять. Пушок сидел у печки. Нинка стояла у стола. На часах было одиннадцать.
— Дубы сажать? –
— Какие дубы? А где? Если на косогоре, то я – «за». Три дуба, как три богатыря и семь липок. –
— Пять!-
— Почему пять? Семь. Семь! Повяжем ленточки им. Пусть живут, растут. Дубы охранять их будут! –
…- Слушай, Нин, а как узнать, сплю я или нет!-
— Когда? –
— Сейчас. –
— А, кто тебя знает? Посчитай, что-нибудь вслух. Например 2010 минус 300 потом еще минус 70. –
— Нинка! Я уже это считал. 1640 будет. Мне наверняка надо знать – сплю я или нет.-
— Я не знаю. Я вот точно не сплю. Бак снимала – обожглась. А ты… Кто тебя знает? Странный ты какой – то. Правда не знаю. Если ты не знаешь, то я — то откуда знаю ? –
Я сел за стол, решать, как мне узнать, сплю я или нет.
…- Ладно. Пойдем на шашлыки. Тут не разберешься! Ты только не болтай там никому про что я спросил. А то на смех поднимут. —
— Чок! Чок! Язык на крючок! Кто проболтается – пусть не обижается. А кто будет болтать – того палкой станем драть, — Нинка, смеясь, запрыгала на одной ноге.
Дура!