Александр Миронов.
Сказ Домового
про домик в деревни,
да про его домочадцев,
соседей и братцев.
«В некотором царстве,
Что проживало в братстве,
Где дожили до того,
Что потонули в пьянстве;
Все, — что есть в миру, — пороки,
Как общественные стоки,
Всё сливалося в него
В города и на село:
То ж курение и пьянство,
Воровство и казнокрадство,
То ж мздоимство, те же взятки —
Всё в обыденном порядке;
А сколь песен и стихов
Про лямур и связь полов,
И куда ни глянь – шарман,
Поцелуй во весь экран…
Где б не жил ты, как далёко,
Корни пустит мрак глубоко,
Поглядишь со стороны —
Уж в разрухе полстраны.
Вместе с ним придёт распад
Знаний, нравов и разврат,
Похоть, низменные страсти, —
Все до кучи там напасти.
Через десять-двадцать лет —
Нет селян, деревни нет:
Кто-то вымер, кто в притонах,
Кто подался за кордоны,
Кто-то в гасторбайторы,
Распрощавшись с хатами.
Но, читатель мой, сей сказ
Будет явно не про вас.
Здесь рассказ пойдёт о том,
Как живёт в деревне дом,
Что остался средь лесов
От полтысячи дворов.
Где я старый Домовой,
Повидал беды людской:
Много что потешного,
Счастливого и грешного.
Что ни век, ни поколенье,
В доме, глядь, столпотворенье…
Ну, да ладно, что томить,
Мне пора уж сказ творить.
1.
На пригорке на деревни
Дом стоит по виду древний —
Как живёт хозяин в нём,
Так и выглядит тот дом.
В нём с запамятных времён
Мы все пятеро живём:
Я, три брата и отец –
Он был пахарь, он был жнец.
Но сменились времена,
Умерла его жена,
Да и сам он износился,
Без работы быстро спился.
Да и те, кто здесь живут,
Уж забыли сельский труд.
Но, однако же, бывает,
На собраньях заседают,
Светский там ведут сыр-бор,
То есть важный разговор.
Как-то летом среди дня
Собралась на сход родня,
Как бывало в косовицу…
На сей раз — чтоб похмелиться.
На деревне ж кайф сплошной,
Что ни день – то выходной!
Собрались робята вместе,
Как всегда на прежнем месте,
За обеденным столом.
Выпив, речь вели о том:
— Есть ли люди где по весям,
Что живут лет восемь-десять?
“Это, если перемножить –
Будет восемьдесят может”, —
Так прикидывает Ваня
На печи, придя из бани.
— Нам прожить полста бы лет,
А чтоб восемьдесят – нет! —
Усомнился брат Тарас. —
Нет, хоть выткни левый глаз.
— Ты что, умным слишком стал?
Аль с печи башкой упал?..
Я и слыхом не слыхал,
Кто-то дольше чтоб живал.
Там, похоже, на печи
Растопили кирпичи
Разум твой, что есть ещё,
Коль завёл ты про житьё. –
Рассмеялся брат Самсон
И Тарас с ним в унисон.
Оба весело смеются,
Облаками дымы вьются
Из ноздрей, из ртов, — глаза
Даже ест от них слеза;
Зубы ржавые в щербинах,
Щёки впалые в щетинах, —
Просмеяли дурака.
— Слазь, испробуй табака!
Для тебя, уж так и быть,
Косячок дадим скрутить.
Дёрнешь крепкий табачок,
В раз прочистится умок.
— Мне бы семечек, конфет,
А курить — резону нет.
Дураку ещё табак,
Что я – конченный дурак?
— Ну, какой ты, брат, капризный.
Подь сюды болтать о жизни.
А дурак с печи нейдёт,
Речь дурацкую ведёт.
— Интересно ж, коль подумать:
Как живут в краях тех люди?
Что у них там за собранья?
Как проводят заседанья?
На повестку что выносят?
Кто кого на них поносят?
Может, в планах обсужденья
Есть и трезвые мышленья?
На гулянках что поют,
Курят так же, морды бьют,
Надирают чупруны,
Не жалея седины?
Ты вчерась, Тарас, спьяна,
Вон, отца зашиб, меня.
Ты, как только самогона
Перекушаешь, с Самсоном
Бьётесь, кружитесь без смысла,
Пыль по хате коромыслом,
Сбиты морды, кулаки,
Как последни дураки.
Вы же умные робята,
С сединой уж, бородаты.
Как посмотришь – кислы лица,
А всего вам – только тридцать.
А что будет в сорок с гаком?..
Тут Тарас зашёлся матом:
— Ну, дурак, ни дать ни взять!
Уродит же пьяна мать!.. —
И такие льёт слова —
Словно вяжет кружева.
На него дурак глазеет,
То бледнеет, то краснеет.
Есть чему тут подивиться,
Есть чему тут поучиться.
Даже рот Самсон разинул –
Во, Тарас! Вот это двинул!
Уж на что уж он мастак,
Да едва ли сможет так!
Тут услышали едва
На полатях скрип-слова:
— Как же можешь ты, сын мой,
Так ругаться в выходной?
Очень грамотно кладёшь, —
Да смотри — переберёшь?
За пятиэтажный рык
Бог оттяпает язык.
— Лёг за печку старичок,
Так помалкивай, сверчок. –
Рассмеялись братовья,
Сигаретами пыхтя.
И дурак, на них взирая:
«Вот ведь жизть у нас какая…
Да неужто так везде
Покоряются судьбе?»
К братьям снова подступает:
— Расскажите, кто чё знает?
На печи на вас смотреть мне
Надоело хуже смерти.
Мать курила и пила,
Сорок лет не прожила.
Батька, словно хрен сушённый,
Табаком весь прокопчённый,
Изошёл на кашель весь,
Пьёт и курит всяку смесь.
Скоро, видно, через мост
Тоже двинет на погост.
Да и вы, вон, молодцы,
Что прокисши огурцы.
Да неужто так повсюду
Жисть даётся трудно люду?
Мне понять – не по уму.
Растолкуйте, что к чему?
Братья смотрят на Ивана,
Не поймут его изъяна.
Сушат мозги табаком –
Что случилось с дураком?
То ли умным стал он слишком?
То ль капризная мыслишка
Завелась на этот раз? –
Удивляется Тарас.
Смотрит он на дурака
Из-под радуг синяка.
— Что сказать тебе, браток?..
Не ходил я на Восток,
И на Запад, знаешь, тоже.
Как живут там – мягче, строже?
Сколько лет и сколько зим
Бог отмеривает им? —
То не ведомо, признаюсь.
И признаюсь, что не каюсь.
Средний брат, скрививши рот,
Тоже Ваню не поймёт.
Сквозь щербатый рот смеётся,
Что ответить – не найдётся.
На повестку дня, походу,
Сложный встал вопрос народу.
— Как-то, знаешь, не досуг
Было сбегать мне на Юг.
Все какая-то забота,
То похмелье, то зевота
На полуденечный сон, —
Позевает брат Самсон. —
День какой, смотрю, хандра
Дурака гнетёт с утра.
То ли выспался он худо,
То ли впрямь с Иваном чудо
Приключилось? Видно трёпка
Поправляет дурня ловко.
Лезь почаще под кулак,
Даром вылечим, за так!
А ну братья хохотать,
Да ногами топотать.
Дым со ртов валит, с ноздрей.
У Тараса – аж с ушей.
Кашляют до посиненья,
Смех их душит, иль куренье.
И никак невмочь уняться,
Над Иваном насмеяться.
А дурак на них глядит
И с обидой говорит:
— Хоть и умные вы братья,
Да отбили вам понятья
Самогон и самосад,
И смеётесь невпопад.
Тут отец, седой старик,
Им с полатей говорит, —
Он ушёл от шума братьев,
Сушит мощи на полатях.
Говорит отец, сипя:
— Слышал я про те края.
Батька как-то раз гутарил,
Коль не врал, то правду баял.
Мол, за дальними горами
И за синими морями
Есть совсем другой народ,
По-другому он живёт.
И, мол, там на человека
Всем положено два века, —
То есть наших жизней две,
Хоть в деревне, хоть в Москве.
Даже есть такие старцы, —
Нам за ними не угнаться, —
Больше сотни лет живут,
Славу Богу воздают. —
Тут закашлялся старик
И совсем за печкой сник.
— Вот уж невидаль, дивуха… —
Зачесал Тарас за ухом.
— Да чего с отца возьмёшь?
Старый стал: где явь, где ложь?
Он теперя, коль соврёт,
Так не дорого возьмёт. –
Усмехнулся брат Самсон,
Разливая самогон.
Младший брат тут усомнился
И за батьку заступился:
— То, что бредит он порой —
Это верно, слаб мозгой.
Да и то сказать, попей-ка
Столько лет её, злодейку.
Покури столь лет подряд
Мох сушённый, самосад, —
Будешь, лет так к сорока,
Походить на старика.
— Ну, а как нам жить иначе?
Если пьём – и стар и младше.
А табак, ту ж никотинку,
Мы всосали пуповинкой.
Мать курила – мы курили,
Мать пила – и мы с ней пили.
Зачесался мамкин нос –
Мы уж чуяли прогноз:
Будет штиль или цунами, —
Кайф для нас, лафа для мамы.
В нас заложено чутьё
До рожденья на питьё! –
Гордо старший брат вещает.
И Самсон тут добавляет:
— Так что стоит если где-то
Зачадить – мы нос по ветру.
Нюх похлеще, чем у волка,
Где курится самогонка.
— Потому-то мы все трое,
Братья родные по крóви,
Если с боку посмотреть, —
Отличаемся на треть. –
Рассуждает брат Тарас,
Загибая пальцы: — Раз!..
Я, как старший, значит, главный:
Ум и совесть, суд и право.
Средний брат – и так и сяк…
Ты ж последний, Вань, — дурак.
Не в обиду брат прими,
Повелось так средь родни. –
На Самсона он два раза
Подмигнул подбитым глазом: —
Глянь, Самсонка водит жалом,
Знать, почуял что-то малый.
А поскольку я умней,
У меня и нюх острей, —
Я давно почуял дух.
На тебе ж утрачен нюх.
Чуешь… запах самогона?
У Капусты у Мирона. —
В одиночку пьет, сураз!
Праздник будет счас у нас!
— Мы сейчас его накроем,
Неожиданно, все трое.
Не отвертится тут он, —
Засмеялся брат Самсон.
Но Иван берёт отвод:
— Нет, робята, я не в счёт.
Муха что ли я – на мёд?
А точнее – на дерьмо,
В двери прёмся и в окно.
Тут Тарас поднял стакан.
— Эй, пойди сюда, Иван.
И последние мозги
Не грузи из-за фигни.
Все мы пили и курили,
Матом Бога, чёрта крыли,
И пока ещё живём.
— Будем живы – не помрём! —
Поднимая стаканы,
Прокричали братаны.
— Нет уж, братцы, как хотите,
Но меня освободите.
Повидал я кутежи,
Пьянки, драки, куражи.
Мне от этой жизни тошно.
Не пойду я пить к Мирошке!
— Что тут скажешь? Коль дурак —
То не выправишь никак!
— Ну, тогда катись отсель!
Хоть за три девять земель.
— И пойду, и не кричи!
Прямо сидя на печи.
— Нет уж, печь не отдадим!
Будет надобна самим.
Ты уйдёшь, отец помрёт,
Наш подкатится черёд.
Где прикажешь нам с Самсоном
Кости греть, сушить кальсоны?
— Так что, Ваня, не греши.
Ноги в руки — и чеши.
— Ладно, братья, коли так, —
Соглашается дурак. –
Оставляю печь задаром,
Раз такие вы хазары.
Вот дурак встаёт с печи,
И целует кирпичи.
Поклонился на полати,
Попрощался с пьяным батей.
Попрощался с братовьями:
— Ну, Господь, робята, с вами.
— И тебе попутный ветер,
Поглядай, что есть на свете.
Может, там ума займут,
Если часом не прибьют.
Братья тут перемигнулись,
Ване пьяно улыбнулись,
И давай на перебой
Пожеланья лить слезой.
— Будь, Ванюша, осторожным…
Всё в чужих краях возможно…
Посох крепкий прихвати,
Что стоит сейчас в клети,
Что ворота припирает, —
В драках крепко выручает.
Если вдруг там задерутся,
Он поможет отмахнуться.
Не волшебная дубинка,
Но лихая молотилка.
Только с рук не выпускай
И умело управляй.
Тут и средний брат в поход
Свой подарок достаёт.
— Не забудь приёмчик мой,
Что не раз проверен мной.
Он в борьбе, и в драке тоже,
Завсегда тебе поможет.
Как почуешь – стало печь…
Главно — вовремя убечь.
Тут уж ноги не жалей,
Пятки смазывай скорей.
Тут отец к нему с полатей
Тянет руки для объятий.
— Ты, Ванюша, не серчай,
Не чужие ж, братья, чай.
Не пошлют тебя совсем
Путешествовать ни с чем.
Всё в дороге пригодится,
Не пришлось бы где случится.
Ну, а я тебе в дорогу
Тоже дам чего немного:
Лапти, торбу, крест вослед –
Бог с тобой, храни от бед!
С этим ценным багажом
Наш дурак в народ пошёл.
