Завтра
Стеша Милая

Моей дочери посвящается.

Завтра… Что это за день такой — завтра? Почему-то все мечтают доделать что- то завтра: бросить курить, сделать ремонт, научиться писать маслом, сесть на диету, позвонить нужному человеку, найти потерянное… А вдруг не доживёшь до этого магического дня, не успеешь, или кто-то тебя опередит? Меня же на завтра ждали великие дела, а сколькому ещё предстояло случиться менее великому, мне было и неведомо…
В кафе аэропорта, когда я ожидал прилёта рейса, на котором прибывал мой армейский друг, невольно был свидетелем одной картины. Две молодые особы: ни то сёстры, ни то подруги, оживлённо беседовали, то поглаживая друг друга по лицу, то поправляя что-то друг на друге, то отдавая наказы, то яро жестикулируя, то смеясь, то обнимаясь. Но их мимика явно выдавала секрет: они были родственниками, хотя внешне совершенно не похожие. Одна блондинка, вторая брюнетка, одна высокая, вторая пониже. Лиц их и речи я чётко не разобрал, но энергетика и запахи, которые долетали до меня, непередаваемы! Эти две особы выделялись среди остальной публики, — они так были поглощены друг другом, будто никого не было больше рядом. Это редкое умение отдаваться чему-то одному без остатка я давно не наблюдал в людях!
Позже, когда я уже на стоянке грузил вещи товарища в своё авто, то увидел одну из нечаянных моих знакомых, которая ловила такси, я уже было хотел её подвезти, но подошёл к ней пожилой, невысокого роста мужчина. Видно, очень хорошо ей знакомый, но встретить которого она, видимо, не ожидала. Да и он, по всей вероятности, удивлён был не меньше. Старался что-то говорить, объяснять но она совершенно не внимала его речам. Он даже пытался её остановить, что-то доказать, но усилия пошли даром. Вывернуло на стоянку неожиданно такси, и девушка уехала. Оставшись стоять с опущенными руками, мужчина выглядел жалким. Затем к нему вальяжно подошла импозантная темноволосая женщина. Громко кричала что-то, на что он не проронил ни слова. Мы их подобрали; по дороге до их гостиницы в беседе и выяснилось, что он в командировке здесь по делам служебным, сопровождает его жена, а летели они с моим товарищем одним рейсом, мужчина случайно встретил вот дочь своей давней знакомой…И я сразу смекитил, что именно она и улетела куда-то, наверное, отдыхать. Его же пассия очень нервничала, бесконечно говорила ему неприятные вещи, не стесняясь нашего присутствия. Я пожалел мужика искренне. Он же в ответ ей даже не оправдывался, по-моему, ему было всё равно, он летал в облаках…
За последние десять лет все средства массовой информации так и пестрели сообщениями о всевозможных катастрофах во всём мире. Но чаще всего это было связано с воздушным транспортом. А она очень боялась летать на самолётах. Никогда этого не делала, но всегда этого хотела!
Её двоюродная сестра жила в Болгарии. Уж сколько раз приглашала в гости, но всё упиралось в перелёт. Конечно, можно было поехать и на поезде…Но пути Господни неисповедимы. Почему случилось лететь на самолёте? Видимо, наступил в её жизни такой критический момент, когда было уже не важно, куда ехать и тем более, на чём… Решение было принято…
После окончания медицинского колледжа за границей я с удовольствием вернулся на Родину, честью и правдой служил клятве, данной во времена студенчества. Но сегодня был первый день долгожданного отпуска, — за последние три года отдохнуть не удавалось. Я весь день провалялся в постели, смотрел матч по хоккею, назавтра решил забронировать билет в северные края и уехать к другу погостить. Он обещал показать шикарные места на Байкале, а я там ни разу не был, да и о рыбалке уже мечтал сто лет, руки почёсывались, пора была отдохнуть от нейрохирургии. Хотя и то, и другое требовало ловкости, умения, сосредоточенности. Но смена декораций, говорят, ещё никому не мешала. Так полёживал я и нежился мечтами. Зазвонил телефон, напарник тревожным голосом сообщил, что завтра срочная операция — придётся отпуск отложить…
Недавно к нам в отделение поступил немолодой мужчина, с которым я недавно познакомился в аэропорту. При каких обстоятельствах он попал сюда, мне неведомо, но ему предстояло шунтирование артерий головного мозга, а я всё беспокоился: удастся ли соединить сосуды, не участвующие в кровоснабжении мозга, с артерией, располагающейся на её поверхности. Результатом операции должно было стать перенаправление кровотока в обход закупоренной, либо суженной на каком — то протяжении артерии. Надеялся, что восстановим или хотя бы сохраним кровоснабжение головного мозга.
Уважение вызывал у меня этот человек. Как и в любой больнице, персонал невесть откуда всё знает о больных, так и у нас по отделению ходили слухи, что он прошёл Афган, Чечню, в одном из боёв уцелел один, перенёс массу операций, в том числе на голени левой ноги, вследствие чего она была чуть короче правой, но это было практически незаметно. Спортивного телосложения, мускулистый, с лёгкой, едва заметной сединой, он никак не походил на пятидесятилетнего. В настоящий момент, говорили, был хорошим юристом -практиком. Я ещё подумывал обратиться к нему за консультацией по вопросу продажи своей подмосковной дачи.
А пока, проведя ультразвуковое сканирование магистральных артерий головного мозга, ангиография, после которой мы были информированы о локализации окклюзии как на уровне шеи, так и в полости черепа, получили согласие пациента на операцию. Вот незадача только была в моей жизни — прямо на первый день отпуска моего выпадало это мероприятие! Анализы крови, мочи, электрокардиограмма, флюрография, — вроде бы всё в норме. Хоть бы сердце выдержало! Вот интересно, почему к нему никто не приходит, неужели нет детей, жены, внуков, ведь такая опасная операция… И лицо его мне было очень знакомо! Но за столько лет работы пересмотрено более чем достаточно лежащих на операционном столе, поэтому иногда и все прохожие кажутся на одно лицо. Так думал я, пока не добрался до рабочего места, но более всего мучила мысль: «Выживет ли?»
Началась подготовка к процессу, а мысли о жизни больного мучили меня, тревожили: вдруг никого у него нет, и оплакать будет некому в случае чего.
Юлечка, наша ассистентка, неожиданно предположила:
 Наверное, бабы довели,- такой красавчик, и, говорят, при деньгах?! Сантёр, так я называл по-дружески напарника, вступил:
 Вам, бабам, конечно, видней, но прикиньте, два дня назад приходила «цыпа» одна: задница кожей обтянута, цепи золотые в три ряда, чёрный волос ниже талии, — вся такая — мама не горюй, — сука.
 Почему сразу сука?! Может, она вполне порядочная!
 Ещё бы! Спрашивает: «Выживет?» А я ей: «Гарантий не даю!»
 Вот козёл…. обещал дачу у моря…,- завернулась и умылила.
 Бывает!
 Я продолжал молиться за спасение души и тела попавшего к нам голубоглазого мужика, только вот глаза его были неимоверно печальны, совершенно пусты, будто выцветший и
засушенный василёк, сохранённый среди тетрадных страниц добросовестной ученицей, сорвавшей его давным-давно в чистом поле для гербария, но забытый лежал он теперь одиноко…
Так лежал он лицом вверх, пока ему вводили специальные медикаменты, способствующие засыпанию и расслаблению мускулатуры, ничей, один… Повернув голову пациента и уложив её на сторону, жёстко фиксируя, мы начали дело, оно набирало свой ход. Всё шло удачно, по сценарию и методике, предписанной данной операции.
На следующий день он проснулся в реанимационной палате, его беспокоила боль в горле, вызванная установкой интубационной трубки в трахею, но голова казалась светлой, сердце билось в такт, он был рад, что жив, — расстраивало лишь одно, что отсутствовал телефон, по идее -нельзя было, не положено, а вообще, он даже не помнил, куда его дел!
А она ждала его звонка, ждала его приезда, а , может, уже и не ждала, но он хотел верить в лучшее. Эта удивительная женщина не могла соврать, раз обещала! — думал он. Жаль вот подниматься можно было только на вторые сутки, — убежал бы, а пока к нему никто не приходил, а он всё думал о ней, той далёкой, любимой, дорогой, желанной, родной…
Она, как всегда в выходной день, стояла у плиты. Ей нравилось готовить всякие вкусняшки, будучи дочерью повара четвёртого разряда, не могла посрамить державу, — всякий раз баловала кулинарными изысками свою любимую доченьку — студентку, которая приезжала домой только раз в неделю. Мирно воркуя, слушая свисток красного хозяина кухни — чайника, они мечтали о встрече с ним, тем, который хоть и побыл у них немного, но оставил добрый след глубоко в душе. Дочь говорила о том, что именно такого человека не хватает маме: спокойного, рассудительного, доброго, понимающего, который неожиданно стал тоже родным, будто и не было ни у кого из них своей, отдельной друг от друга жизни раньше. Раньше….
Раньше не было сотовых телефонов, как же здорово было без них. Отсутствие у человека этого предмета есть первый признак свободы. Да, мы были совершенно свободны когда-то, в далёкие шестидесятые — восьмидесятые годы, когда при желании увидеть друга , можно было прийти к нему и общаться, сколько захочется, несмотря на то, что закончатся деньги на счёте или «сядет» батарейка, а чтобы сказать любимой слова заветные, не надо было посылать бестолковых смайликов или смсок с чужими текстами из Интернета, а найти слова собственные, от имени души и сердца своего. Ну что делать, если научно -технический прогресс сегодня поглотил нас целиком и полностью. И у каждого, от мала до велика в руках, кармане, сумке, на столе есть он, заветный и единственный друг — связь с внешним миром. Появился он и у неё и зазвонил в это утро так внезапно, резко, звонко. Увидев его имя после столь длительного молчания на экране сотового телефона, она обрадовалась и сразу приняла вызов, но телефон почему-то говорил чужим женским голосом. Ни слов приветствия, ни извинения, лишь грубый, властный вопрос:
 Вам знаком Виктор?
 Какой Виктор, — не сразу нашлась она.
 Суриков!
 Допустим! А что? — и мысли понеслись с бешеной скоростью…
 Не отвечая на вопросы, продолжился шквал нападок:
 Нечего больше звонить! Тварь ты такая! Я его жена! Понятно тебе? Нечего лезть в чужую жизнь! Мы счастливы без тебя!
Не успев ни ответить, ни задать свои вопросы, она услышала в трубке гудки. Перезвонить, узнать, что это было? Какой кошмар! А говорил, что нет жены! Как я могла опять на одни и те же грабли наступить дважды? А может, это розыгрыш какой, ну, например, проверяет меня мужик на вшивость. Наверное, бывает такое: попросил знакомую сделать звонок, посмотрю, думает, какая реакция будет! Не надо, по- моему, расстраиваться, — успокаивала она сама себя. « А почему же тогда он так долго не звонил сам?»- волновалась она. «Значит, на то была причина!» — заключала она снова мысленно.
Дочь, находившаяся в этот момент рядом, кипела от эмоций, требовала что-нибудь сделать. Но провидение не заставило себя ждать. Следующий звонок последовал с промежутком 30 минут. Снова тот же голос, но уже с другой, полной отчаянья интонацией вещал: « Ты откуда, из столицы? Так приезжай, забирай на хрен своего алкоголика! Меня он замучил! Как с тобой поговорит,- напьётся, обоссыться — и к моему дому!»
 Так вы уже не жена? Быстро это у вас, однако!
 Ну любовница, и что? А до тебя, где бы ты ни была, б… такая, доберусь и начищу рожу!
 Боже, как грубо, — только и успела сказать она до момента отключения телефона.
Она, женщина со статусом, сложившейся репутацией, опытом жизни сумела в ответ, никому не сделав зла, ни оскорбить, ни заплакать…Не зря говорят, что кроме высшего образования нужно иметь хотя бы среднее соображение и,как минимум, начальное воспитание.
Раз звонила посторонняя женщина, значит, у неё есть доступ к его телефону, значит, она не такая уж посторонняя. А, может, он хочет таким образом от меня избавиться? Ну разве я навязывалась кому — нибудь когда — нибудь, а тем более ему. Он первым начал общение, сам звонил, сам писал, сам приезжал, сам решал, делая предложения…И мысли начали своё дело, наперегонки сбивая друг друга с ног, жестоко предаваясь сумятице в голове их обладательницы: почему его телефон оказался в чужих руках? Кто эта женщина на самом деле? А вдруг она сказала правду и он законченный алкоголик?
Было дико неприятно. Видимо, кто хотел это сделать, цели достиг. Она была совершенно выбита из седла. «Странно, мы давно не говорили с ним лично по телефону, а когда я пыталась дозвониться, то телефон был отключён или находился вне зоны доступа! Какое-то временное несоответствие наблюдалось в речи звонившей!».
Так успокаивала она себя. С одной стороны было понятно, что без подвоха не обошлось, но сердцу не прикажешь, нагажено туда было достаточно, потому неуютность какая-то ощущалась вокруг, вся грязь осела на самое дно, не давала покоя, как ил в чистой воде, затрудняла ход жизни.
Конечно, она находила силы, чтобы сопротивляться, говорила себе, что если человек, обидевший её, не очень дорог ей, то она поместит его в хранилище своей памяти на отдельную полочку в отдельной секции, закроет плотно за собой дверь, уходя оттуда, и больше не вернётся, лишая объект солнечного света, своего взгляда, улыбки. Со временем о нём забудет навсегда, а он покроется пылью, паутиной, уменьшится в размерах и когда-нибудь исчезнет из хранилища её памяти. А если человек ей дорог, то…. И она задумалась. А он мне дорог?!
Годами ожидающая счастья, нашедшая того, с кем было хорошо, легко, спокойно, вдруг снова испытания проходит по полному курсу уже немолодого бойца. Ручейки, реки, моря и океаны солёных струй ринулись во всю прыть из её чайный, иногда меняющихся в болотные глаз. И ничто не могло умиротворить или хотя бы успокоить её на время. Как было жить дальше. Всё рухнуло, не начавшись. Почему, — думала она, — кто-то посторонний, чужой, своими грязными ручонками имеет право лезть в мою жизнь, я не планировала пускать туда третьего. Почему он не позаботился о моей безопасности, моём спокойствии, даже если это и любовница-жена, тем более, зачем было ей обо мне рассказывать. Хотя сегодняшние женщины настолько изобретательны в методах борьбы за личное благополучие, что трудно уже чему-то удивляться. Откуда ей было знать, что после сногсшибательного разговора с ней телефон её долгожданного человека был с размаху выброшен, разбит вдребезги чужими руками. Об этом не знал и его хозяин.
Вспомнились слова его о вере, чувствах. Его слова, сказанные её лично, глядя в глаза, обнимая и целуя её. И запал недоверия сразу улетучился. Сердце хотело верить, — и верило! Ну, допустим, у него и есть обожательница, а вдруг он в больнице, и какая-нибудь медсестра, положив на него глаз, сражается таким образом за своё счастье! Эти мысли и привели всё в покой. Настали просто тяжёлые дни ожидания. Ожидания чего, она и сама не знала. Только молилась об одном: чтобы он был жив. Ведь те болячки, о которых он рассказывал, всегда могли о себе дать знать. Спустя какое-то время , она начала разыскивать его, потому как ожидание и молчание были уже невыносимы: звонила во все больницы, какие только удалось разыскать, госпитали, клиники, пришлось даже связаться с Артуром Николаевичем, у которого было арендовано место для офиса Виктором. Главный и сообщил о внезапной болезни её разыскиваемого. Но разве могла предположить, что попал он в больницу не в своём городе…
Не подумав даже о том, что в век сплошной лжи, обмана, людской изворотливости это могла быть просто мужская солидарность, спасение шкуры ближнего, самец за самца, так сказать!
Она, заняв крупную сумму денег, так как путь был неблизкий, потому и недешёвый, решается ехать к нему, не зная дороги, адреса. Мотор внутри неё был заведён, механизм приведён в действие: а вдруг ему нужна моя помощь, а я тут рассиживаюсь! Вот лежит он на диване, сильный вроде бы, а подняться не может, я бы платки носовые меняла, заботилась бы о нём, температуру измеряла, микстуру подавала, чаем поила, плюшки пекла, зразы жарила, уколы тоже умею как никак…
В аэропорту столицы, куда она прибыла на поезде, постоянно отменяли рейсы в нужное ей направление. Проведя три дня в неведении, пришлось вернуться домой, сдав билет до конечного пункта. «Видно, не судьба!»- думала она, веря в приметы, поддаваясь предрассудкам. Поднимаясь по лестнице в квартиру своего дома, думала, думала, думала… Увидев номер на двери, поняла, что не всё так безнадёжно. Ведь он состоял из двух цифр: два и пять. «Всё началось на «2», но закончится на «5»!»- подумала она и воодушевлённая снова принялась за дело.
Звонки и поиски пропавшего не давали никаких результатов. Однажды, когда снова взяла трубку телефона в руки, оказалось, что попала на станцию скорой помощи, беседовала, просила помочь найти…
— Да не беспокойтесь, может, к подружке заехал ваш муж!
Стыдно было сказать, что он и не муж-то вовсе, больно ещё было и оттого, что она , может, и есть одна из его подружек, но найдясь и веря в сказанные ей когда-то слова любви, воскликнула:
— Это невозможно, что вы! У него больное сердце. А вдруг с ним что — то случилось!
…Его я навестил к полудню следующего дня. Сказал, что за руль автомобиля садиться нельзя, тяжести поднимать не рекомендуется, работу по дому исключить, об алкоголе забыть..
— Да кому же я такой теперь нужен? Доктор, вы шутите? Вам бы обвинительные приговоры читать! Во-первых, автомобиль мне просто необходим, так как для насыщенного трудового дня, когда за час нужно побывать в пяти местах, без него просто не обойдёшься, во -вторых, с гирями я общаюсь каждое утро, без них тоже нельзя, мышечная масса мне нужна для тренировок, я люблю хоккей-это часть моей жизни.
— Надо же, так вы хоккеист, а поговаривали, что юрист!
— Юриспруденция — моя жена, а хоккей — любовница! — Вот странно! А кто же длинноволосая брюнетка, которая закатывала здесь месяц назад скандал?
— Это пережитки прошлого, — отшутился мой собеседник.
К сожалению, он не умел заглядывать в будущее, поэтому и не знал, что уже завтра ждёт его масса сюрпризов, связанных с прошлым и так или иначе настоятельно желающих влиять на будущее, до которого был долгий и нерадостный путь. Не знал, что некоторые желания придётся вообще похоронить.
— Жаль, а я надеялся, что она будет вам помогать по дому, — продолжил я.
— Разберёмся как-нибудь самостоятельно. А вот к алкоголю я совершенно равнодушен!
На том мы с ним и порешили. Я обещал, что с ним всё будет хорошо, если выполнять предписания, а он беспокоился, чтобы память его не покинула.
— Зачем она вам, — поинтересовался я, у кого её нет, тот счастлив, — ведь когда ничего плохого нет в голове, то и переживать, беспокоиться не о чем!
— Как вы неправы, хотя и доктор, — умудрённо ответил мой собеседник.
Отметив про себя, что рассуждал он, будто прожил много веков, а вёл себя, как мальчишка, я удалился, а его спустя месяц мы выписали. За массой врачебных и личных дел я выпустил из виду как- то и этого больного, и о его историю.
Как известно, если мечты есть, им суждено сбываться. Завтра ли или через сто завтра…И на следующее лето я-таки улетел к другу на север. Природа этого края меня приятно поразила, — зачем люди едут в Эмираты, Турцию, Египет, если такие красоты есть и дома. Но более всего удивило одно обстоятельство. За день до моего уезда в Москву я попал в компанию рыбаков-любителей, уже не чая не только поймать своими руками сибирского хариуса или осетра, но хотя бы увидеть настоящую рыбу. А увидеть пришлось не только её, и не только увидеть, но и в очередной раз удивиться и сделать для себя приятное открытие о том, что случайностей в жизни не бывает.
Среди прочих мужчин и женщин был один человек, бодрый, разговорчивый, остроумный. Я смотрел на него и всё не мог вспомнить, где его видел. И только глаза, голубые, казалось, те самые, но уже другие — искристые, весёлые помогли мне определить моего столичного пациента. Узнать этого, когда- то потухшего человека, было невозможно. Я как доктор сразу начал выяснять для себя причину таких перемен.
Рядом с ним была постоянно удивительная женщина. Сердце ёкнуло: «Да это же та самая, которую провожала длинноногая девушка в аэропорту много лет назад. Вот этот лучезарный взгляд!» Я сначала не мог понять, кем она ему приходится: дочкой, внучкой, любимой, потому что с ним в аэропорту была совершенно другая, та же и являлась в больницу. Бесконечно ловил на мысли себя, кто больше меня притягивает сейчас: он или она.
Однажды в детстве, когда Эдуардовна таскала нас на Михайловский перевал, дабы обучить ориентированию, разжиганию костра, правильному разложению маршрута, навыку раскладывать палатку, — мы, отряд из сорванцов в двадцать один человек, лазившие по «звериным» тропам с рюкзаками за плечами, выходили из леса и шли пешком по трассе Симферополя с лыжными палками летом, так удобнее было держать вес тела, то люди с выпученными глазами смотрели недоумённо на нас, неумытых, с жирными волосами, но убийственно довольных. А когда перебирались мы на пароме, то возница всё время спрашивал: «Сынки, откуда же вы сбежали?» И почему люди не могли понять, что нам это нравится, нам хорошо! Вот так же и я в этот раз смотрел на этих влюблённых, а они мне как бы говорили: «Нам нравится! Нам хорошо!» И я , как никто, их понимал!
Многих я видел в своей жизни женщин, но эта, действительно, была особенной. Её молодое не по годам, ухоженное лицо ежеминутно было обращено к нему. Она вся будто светилась изнутри, притягивала, манила. Взгляд её был лёгкий, глубокий, тёплый. Высокая грудь, узкая талия, стройные ноги, — как ей удалось так сохраниться? Глядя в её глаза, я понимал, что ей было сорок с небольшим, а выглядела на восемнадцать. Хотя в северных широтах при таком климате, наверное, всё возможно.
Она всегда, подходя к нему вплотную, раскидывала руки в стороны, и пока они сходились в объятия у него за спиной, с них, как будто с крыльев прилетевшей птицы, скатывались печаль и горечь, и наступала такая безбрежная лёгкость и радость. Он целовал её скромно в щёчку, как при первом свидании. Они смотрели даже друг на друга так, будто видят объект впервые, как маленькие дети на всё новое, причём остального не замечая совершенно. Мне вспомнилось искреннее, такое же всепоглощающее прощание этой женщины с девушкой в аэропорту. Такое редкое наслаждение. Да, они, эти двое, сегодня наслаждались друг другом и каждым мгновением своего счастья. Он называл её «Дорогая». И я, в меру своей столичной распущенности, подумал, что, наверное, для его кошелька она слишком…Он постоянно шутил и говорил: «Спасибо, что память не подводит, давая возможность цитировать Чехова, Гоголя, Булгакова, а то не хочется быть двоечником рядом со строгим педагогом!» Она же была мила, спокойна, сдержана. Как пел когда-то Владимир Маркин, «Я б назвал такую королевой….», хотя корона ей ,явно, ни к чему! «Простота и искренность — вот её козыри», — подумал я ещё тогда и не ошибся, спустя годы.
Какую бурю чувств всё-таки вызывают такие мелочи: взгляд, прикосновение, ожидание, робость, нежность…. в сегодняшний быстрый век, когда и поцелуи-то так быстры, что после них у обоих весь день болят передние зубы, это очень странно и непривычно… Здесь, рядом с этими, выступающими слегка вперёд всех остальных лиц, время, словно остановилось…
Рыбалка моя побоку! Мы разговорились с новыми друзьями, и все свои оставшиеся часы и минуты провёл с ними. С одной стороны раздражала эта идиллия, била в моё одинокое сердце острым финским ножом, с другой же завораживала: пахло от них искренностью, неподдельностью, чем-то настоящим, чего жаждет каждый, ищет всю жизнь и находит лишь в редких случаях. Я от души позавидовал. Поймал себя на мысли, что влюбился… Но обидно было, что кто — то меня опередил!
Помню в раннем детстве во дворе моего дома росли четыре вишнины. Были они невысокие с гибкими ветками. Каждую весну появлялся на них неимоверно богатый урожай. Я с пацанами не давал поспеть плодам, подчистую обдирая их ещё зелёными, вернее белыми, потому как перед тем, как побуреть, а затем покраснеть, они приобретали молоково-белый цвет. Красными эти ягоды никто ни разу не видел — не успевали за нами. А как было приятно нам насыщаться ими, ведь они были ничьи, хотя вкуса приятного не было. А вот чувство раздвоенности было в душе моей ещё тогда: вроде бы и своровал — плохо поступил, но ничего плохого и не сделал, ведь ничьи же они…
Когда я уезжал, мои друзья любезно приглашали в гости. На следующий год я был в тех краях, но, к сожалению, узнал, что пара эта уехала в один из городов Черноземья, а куда именно, друг мой не знал. И вот однажды, когда я был в служебной командировке (мы с командой сотрудников помогали коллегам в опробации нового оборудования при выполнении сложнейших операций), ребята решили в качестве разрядки и отдыха сходить во Дворец спорта. Уверяли, что там есть хороший тренажёрный зал, отличный бассейн и даже ледовая арена. А так как последнее вызывало у меня живой интерес, то уговорам я быстро поддался. Все наши пошли, кто куда: по холостяцким интересам, а я как любитель хоккея — на арену. В это время там шла тренировка местных любителей — спортсменов. Внешний вид Дворца спорта уже привёл меня в восторг, а внутреннее содержание убедило ещё раз в том, что в глубинке не хуже, чем в столице: есть, где людям провести время с пользой.
Я пробрался в зал. На арене игроки в сине-красных формах гоняли шайбу: шум, крик, скорость-всё, как на чемпионате мира. И даже настоящий судья выносил вердикт, гоняя за игроками и высматривая подходящий момент для наказания. Но первые мгновения моих приятных впечатлений резко сменились ликованием: на пустых трибунах прыгала и кричала во всё горло белокурая девочка-женщина.
Бог мой! Это была она! Сердце моё остановилось, я не мог даже сделать и одного движения. Вот уж чего не ожидал, так увидеть в таком месте ту удивительную женщину! «Что она здесь делает?»- промелькнуло у меня в голове. И вдруг я увидел на льду его, того самого… Это ему она махала рукой, ему рукоплескала, его поддерживала, им дышала, спустившись с трибун, обнимала, целовала, лепетала что- то, а он только улыбался ей в ответ. Случай привёл меня сюда, и я мысленно прыгал, вторя ей, только от радости нечаянной этой встречи.
Предстоящую ночь я уже был у них. Беседы, беседы, беседы…Каким, однако, начитанным оказался хозяин усадьбы. Цитировал поэтов, писателей, политиков, юмористов, совершенно не задумываясь. Есенин, Блок, Рубцов просто лились из его уст. Дисциплинированный, организованный, наряду с красноречием он был весь подчёркнут, вытянут в струну. Не было в нём ни капли расхлябанности. Бывший военный — нечего сказать. Сегодня не каждый юнец так следит за собой.
После разговора он удалился к тренажёру, затем в баню, а я всё размышлял о том, почему мне с ними было так легко, интересно, будто знал я их вечность. Они и друг с другом разговаривали как-то особенно, на одном, всегда понятном для них двоих языке, а иногда просто переглядываясь или двигаясь в определённом ритме или специальной последовательности, и этого было достаточно для того, чтобы гармония между ними возникала. Другой бы на их месте в некоторых ситуациях вспылил, а эти так находчивы, что просто удивляюсь, наверное, именно это и помогало в семейных отношениях всегда ладить. А ещё мне показалось, что они очень бережны друг к другу: ни лишнего слова, ни осторожного жеста!
И в моей голове снова роились вопросы, на которые не терпелось узнать ответы, распирало от желания, и такт ушёл в сторону.
— Наверное, это не первый ваш муж? — улучил я минуту общения с ней наедине, когда он суетился неподалёку от мангала. И в памяти её, как кадры из кинофильма, всплыла история уже давно забытой, будто чужой жизни. В этот момент калитка распахнулась и вошла высокая, стройная, чем- то похожая на известную теннисистку Анну Курникову, девушка. Я не сразу узнал в ней ту, которую, оказывается, я видел уже, встречал тогда в аэропорту. Широко и красиво улыбаясь, обнажая зубы кролика, развевая пышные от природы, роскошные некрашеные волосы и плавно шевеля короткой юбкой, чмокнула женщину, протянула руку мне, пошла обняла мужчину:
-Мам, я ненадолго!
-А вот, кстати, и моя дочь от первого брака, приехала погостить.
Я тут подумал, что неплохо было бы с этой красоткой познакомиться поближе, если она так же умна, как и её мамочка, которая возвращаясь к ответу на мой вопрос, совершенно без затей рассказала, на её взгляд, обычную житейскую историю, каких было да и есть в каждом дворе: после окончания любимого вуза, с мыслью «сеять разумное, доброе, вечное», приехала в родной город. Учила детей языку, говорила, что литература -это жизнь. Не только говорила, но и свято в это сама верила. (Так вот откуда у её мужа тяга к литературе!- подумал я.) Потом случайно познакомилась с молодым человеком, полюбила, вышла замуж, родила дочь. Мечтала о дружной и крепкой семье. Всё складывалось, как у людей: друзья, дела, счастье в жизни личной. Но только в жизни никогда не бывает так, как хочется. Эта коварница даёт человеку массу испытаний, кто справляется с ними, тот и счастлив. Не знала она об этом по молодости. Пришлось набить шишек на личном опыте: измена мужа, раздел имущества, визиты любовниц, ночные скандалы… Было стыдно и противно. Противно, когда ты доверяешь человеку, а он норовит тебе в спину выстрелить, не знает только что именно там, меж лопаток и растут-то крылья! Осталась одна, в пустой малосемейке с ребёнком на руках, от которого папашка потом, спустя 18 лет отказался по суду, боялся , наверное, что будет дочь претендовать на наследство, хотя всё своё мы успели нажить самостоятельно. И даже отец у неё есть теперь, не хуже настоящего. Виктор любит её как дочь! А теперь вот она уже дипломированный специалист, самостоятельный человек, — будто и не было прошлого, жизни на детское пособие в двадцать пять рублей и питание детским молочком с домашней кухни, которое раньше получали мамочки бесплатно. Сколько было выплакано, передумано, выстрадано! Мучилась очень долго!
-Да разве это мука, когда есть ребёнок и вы способны любить?!
-Да, любовь, именно она меня великому и научила. А ещё люди. Мне с ними всегда везло. На площадке были очень хорошие соседи: Саша и Люся, поволжские немцы, — золотые люди. Надо ребёнка оставить- пожалуйста, денег занять — пожалуйста, именно в этой семье мне впервые довелось узнать вкус настоящего плова. Все праздники мы отмечали вместе, выезжали на природу. Люся была очень хорошей кухаркой, но рукодельницей никудышней. У неё была швейная машина «Чайка» старого образца, ножная. Она ей досталась от покойной матери. Шить на ней Люся не научилась, поэтому давала её мне в аренду. Затем готовые изделия мы с ней людям в общаге по нужде недорого продавали. Сашин брат из Германии привозил нитки для вязания, а так как Люся и вязать не умела, то отдавала их мне вместе с журналами, где можно было найти красивый узор и выкройку изделия, а уже готовую кофточку или юбочку мы снова «толкали» вместе и выручку тоже делили пополам. Этого хватало на всякого рода провизию. Весело было. Помогал мне и брат, частенько приезжал, гулял с моей дочей, пока я занималась делами хозяйскими. Он ей был крёстным, любил её. Были друзья, коллеги, родители… В общем- то теперь это кажется несложным, а даже разнообразным, интересным. Но одной всё равно было нелегко!
-Почему же одной? Вы такая красивая!
И тут, на самой интересной минуте нашей беседы подошёл он.
-Да, моя жена не только самая красивая, но и самая умная! А у красивой и умной женщины должен быть один мужчина и очень много тех, кто хотел бы быть на его месте.
Его не смутил мой комплимент, а я напрягся: вдруг приревнует, ведь мы с ней были почти одного возраста, а он на тринадцать лет старше. Но он продолжил: если моя любимая нравится кому -то ещё, значит, я сделал правильный выбор. Это повод ни для ревности. А для гордости- в моих руках чья-то мечта. Я доверяю своей жене.
Она склонила ему голову на плечо, он взял гитару, — под лёгкий, уже долетающий запах полуготового шашлыка и тонкий аромат духов дочери, которая уже присоединилась к нашей компании, полилась мелодия. Сначала он пел про барабанщика, рассказывал о человеке, с которым дружил всю жизнь, а кличка у него была интересная такая — Дрып, любил очень пионы, говорил, что для радости людской ароматные такие родятся. Он работал фотографом, по вечерам играл в местном ресторане, как музыканта, его отличала старательность и пунктуальность. Усидчив был в деле отработки барабанных ходов. Даже не скажешь сразу, чем он был примечателен, так же, как и не скажешь сразу, чем примечательна правая рука или левая нога. А после его смерти, будто потерял что — то. Потом пел про погоду, рассказывал о непролазных местах и суровом климате во время службы в годы молодые. Потом пел про пионеров, любовь, и тут мы подтянули Окуджаву, Визбора, Митяева, Трофима, Макаревича… Было уютно и телу, и душе. Хотелось жить у них и не думать о том, что мне куда-то надо уезжать назавтра.
Летняя ночь была тёплой, и я попросил поставить мне раскладушку в саду, отказавшись от ночлега в домике, хотя и очень оригинальном, округлой формы. Таких на всей улице ни одного не видел. Во дворе было чисто, разбит цветник, и разливался аромат роз. Они были разные: красные, розовые, жёлтые, чайные, малиновые и её любимые белые. Они, как с картинки, рядом — разве я мог их променять на душные комнаты?!
— Красивые розы!- сказал я.
-Знаете, он всегда мне присылал белые розы!
-Что значит присылал,- спросил я, — с курьером?
-Нет, по электронной почте, — слегка сконфузилась она. Её всегда волновал вопрос: почему она не могла в реальной жизни встретить свою половинку? А ответ был прост: после развода с мужем она была для дочери всем, работала в 3 смены на разных работах, купила квартиру, вела хозяйство, помогала родителям, — когда ей было встреч искать…
И наступила пауза. Я видел, что она, как говорят у нас, пошла погулять. Понял, что спутник ей не нужен в этом деле, ведь она, как огромная планета, у неё свои города и веси. В которые из них отправилась её память, мне было неведомо, но очень хотелось идти следом. Я же лишь следил за выражением её лица и , к моему удивлению, события её жизни легко угадывались, я читал их по её глазам,- плакал и смеялся….Но из головы моей не выходила её дочь, а из головы моей собеседницы — её прошлое. Она вспоминала его фотографии, письма, музыкальные композиции, которыми он их сопровождал и, конечно, розы. Ах, эти розы! На волнах Интернета картинок с их изображением было хоть пруд пруди! Он высылал ей разные белые розы: и примостившиеся у дороги, и в букетах, и в саду, и вперемежку с другими цветами, и только что окроплённые дождевой водой, и наклонённые бутонами к земле, и гордо держащие их кверху. Как и цветы, письма его был разнообразны. Ей было интересно узнавать о жизни и людях, которые встречались каждый день ему, которые радовали или огорчали, о работе и погоде, которая всегда непредсказуема, о музыке и хоккее, который занимает большую часть его жизни, о Родине и дураках, которых почему-то не становится меньше. Об этом и обо всём другом он ей писал много и обстоятельно.
Почти все его послания она помнила наизусть, в минуты его отсутствия часто перечитывала. Вот и сейчас, будто только что открыв страницу, видит: «Здравствуй, моя дорогая, любимая и желанная! Родная! Что касается дураков — это только в сказаниях и легендах они выбирают бусинки и полагают недостойным короны. А в нашей бурной жизни я видел и вижу их немало и в коронах, и в генеральских погонах. Причём действительных, выражаясь языком юридической психиатрии, даже не людей, а существ, чьё поведение даёт основание сомневаться в их полноценности…» Или вот ещё: «Я очень счастлив оттого, что мне достались такие родители. С четырёх лет мне позволяли заводить патефон и слушать пластинки. Их было много, на семьдесят восеь оборотов. Джаз Утёсова, Лолита Торрес, Гелена Великанова….»
Я не нарушал её плавания «по волнам памяти». Сколько времени прошло, я не знаю. Огоньки во дворе зажглись, а она всё сидела на лавочке молча, я тоже не смел сказать ни слова. Тишину прервал его голос:
 Дорогая, пойдём поливать розы! Она встала, обняла его со спины, а он её за плечо.
 До завтра! — повернулась она ко мне, — доброй ночи!
Вот странно, — подумал я,- зачем поливать розы ночью. Не знал я тогда, что ещё многие странности откроют мне. Но всё это будет завтра… Мне не спалось, и я, набравшись наглости, видя манящий свет в окне пробрался в спальню дочери в надежде общения. Она, не повернув головы, сидела, работая за столом.
 Что, скучаете?
 Есть немного!
 Даже от скуки не стоит совершать глупостей!
Я отпустил дурные мысли и понял: «Вот она, моя ниточка ко всем ответам на вопросы, которые я не смел задать её маме!» Сначала я узнал от дочери о химической промышленности, в которой она трудится, о воде, воздухе, продуктах питания, вечном августе в жизни её семьи, ведь родилась она сама в августе, её мама пришла на работу в августе, и как истинный патриот не покидала двадцать пять лет рабочее место, в августе всё поспевает на их земле и приятно, сидя за столом не только поглощать полезное, но и осознавать, что ты сам приносишь земле пользу, в августе её мама и повстречала своего единственного, долгожданного и любимого человека. Но главное, что я узнал от дочери: всё в её жизни ради мамы, благодаря которой она живёт, потому что после развода с «отцом» биологическим, будучи в полном отчаянье, хотела лишиться ребёнка, но решила, что сильная и сумеет всё сделать сама: выжить, воспитать дочь, поставить на ноги; благодаря которой радуется, потому что правильно воспитанный человек не носит в сердце злобу даже на врага; благодаря которой имеет хорошую работу, потому что вовремя данный мамой совет сыграл свою службу; благодаря которой имеет дом, семью, любовь… Видно было, что они, действительно, все любят друг друга, и большего им не надо! Их жизнь, не обременённая накопительством, завистью, злобой текла спокойно. Здесь жила только любовь, и я старался насытиться этим чудесным напитком, как будто нашёл в пустыне живительный источник.
Вспомнилась тут мне древняя притча: Когда-то давно старый индеец открыл своему внуку одну житейскую истину.
В каждом человеке идёт борьба двух волков. Один волк представляет зло — зависть, ревность, сожаление, эгоизм, амбиции, ложь…Другой волк представляет добро — мир, любовь, надежду, истину, верность…Маленький индеец, тронутый до глубины души словами деда, на несколько мгновений задумался, а потом спросил: «А какой волк в конце побеждает?» Старый индеец едва заметно улыбнулся и ответил: «Всегда побеждает тот, которого ты кормишь!»
В углу комнаты стоял гимнастический обруч оранжевого цвета и лежали две синие гантели по два килограмма.
 Любите радовать окружающих красивыми формами?- направив взгляд в сторону спортивного инвентаря, спросил я.
 Не только, в особенности содержанием!
Мне нравилось, что дочь могла легко пошутить, тонко ловила мысль.
— А?! Если вы об этом, то мне ни к чему, видите, я стройна, как тростинка! Занимается мама.
-Странно, она ведь так же, как и вы, прекрасно выглядит!
— Спасибо! Просто она считает, что женщина в любом возрасте должна за собой следить. Поэтому каждое утро начинает с пробежки, затем комплекс её личных упражнений, обруч, гантели, может ещё скакалкой побаловаться. Она не прекращала занятий своих с тех пор, как я себя помню. Всегда удивлялась её силе воли. Иная бы плюшки поела и на боковую или сериал смотреть, или по телефону с подружками трещать… А эта будет «выдавливать из себя по капли раба». Мне не хватает, к сожаление, такого её качества!
Очень интересно рассказ дочери лился, и я снова рискнул:
— А это что за фото?
 Так это свадебное!
 А почему же невеста не в белом?- пошутил я.
— Ну вы меня удивляете! Стандартно мыслите, мужчина! Это сейчас мы не представляем себе невесту иначе, чем в роскошном белом платье — символе чистоты. А вот в эпоху средневековья в Европе ткань белого цвета для пошива почти не использовалась. Дело в том, что белая, то есть неокрашенная, ткань была самой дешёвой, и одежда из неё была уделом совсем уж бедных. Поэтому замуж в белом никто не выходил, даже девушки из простых семей шли под венец всё-таки в цветных нарядах. А уж богатые модницы позволяли себе самые яркие цвета, для получения которых, кстати, использовались самые дорогие красители! — заключила она, снова уводя меня в тему о химии.
 А что ваша мама была бедной или боялась ею показаться?
-Да при чём здесь это! Конечно, о её доходах она никогда не любила распространяться, потому как жили мы скромно, каждая её копейка доставалась трудом, — не хотела разговоров окружающих, никогда не прибеднялась. Наоборот, делала вид всеми возможными способами, чтобы сказать, что у неё всё более , чем хорошо. А что касается пестроты наряда на фото, так мама всегда верила в приметы! Как ей подсказывало сердце, так она и делала! А вернее, как хотела, так и делала! С ней всегда было интересна. Она по сути своей уникальная женщина, вечная выдумщица. А ведь таким образом она меня воспитывала. Но это я, конечно, поняла уже после периода своего детства. Прихожу однажды из школы, а у письменного стола, где у нормальных детей висело расписание уроков или стоял компьютер, у меня расположился небольшой клочок бумаги, на котором следующее: Запомни:
1.Делай добро.
2. Умей прощать.
3. Будь всегда в радости.
4. Не делай другим того, чего не желаешь себе.
5. Познай себя и окружающий мир.
6. Не ищи причину неудач в других, все причины в тебе.
7. Не ленись и не ищи оправданий своим слабостям.
8. Лучше отдать своё, чем взять чужое.
Где она это выкапывала, я не знаю! Но единственное, в чём она была убеждена: с человеком, ребёнком, нужно больше общаться, заботясь о его душе, а не погружать его в материальное изобилие, которое его только портит. Короче, мы с ней много разговаривали о главном, приходящем и уходящем, затем вечном, незыблемом. Она никогда мне не врала, отвечала доступно, интересно, с историями, примерами из личной жизни. И я ей свято верила. Она умела убеждать, потому что всегда верила сама в то, о чём говорила. Наверное, именно поэтому у нас всю жизнь очень доверительные отношения с мамой.
— Кстати, я хотел у вас спросить…
-Опять о маме, я угадала? Ха-ха! Вы попались?! Да, мимо неё ни один мужчина не мог пройти. Ослепляет! Это правда! Аккуратнее, её сердце занято- оно гоняет кровь по организму, и потом, с ней рядом настоящий мужчина, и она его любит!
— Вот это я и хотел у вас узнать!
— Что именно?
— Как эти, дорогие вам люди, нашли друг друга на такой большой планете?
— Да нет проблем! Только прошу вас, не теребите ей душу расспросами, она своё счастье выстрадала, а вам я дам почитать её дневник, вернее тетрадь, если хотите.Когда ей было тяжело особенно, она, чтобы не обидеть дорогих людей словом, всё записывала на бумагу. Никто об этих заметках не знает, кроме меня, ну теперь и вас. Прошу, храните это в тайне! И я обещал.
А она, наконец-то, вздохнула с облегчением, что избавилась от груза воспоминаний, которые мама могла потребовать в любой момент, а приятного в этом для неё было бы мало. Прошлое было горьким. А так можно было бы сказать, что затерялась тетрадочка с переездами, — и концы в воду. Дочь, отдав тетрадь, как ей казалось, в надёжные руки, считала миссию по спасению утопающих оконченной. Но никто из нас не знает, во что превратится завтра то, о чём мы мечтаем сегодня. Я же сегодня обрадовался, что завтра узнаю правду.
Мы долго ещё говорили о жизни и любви, а когда выходил уже к месту своего ночлега, то в углу коридора заметил банку, обычную, пластиковую. Когда-то, возможно, в ней хранился чай или кофе. Теперь же крышка её открыта, а на самой банке надпись: Не жалко — добавь, не хватает — возьми! Внутри же лежали монеты. Я достал из кармана две пятирублёвые монеты и кинул на счастье. Мне было не жалко! Потом остаток ночи я не мог уснуть, обуянный мыслями то об этой смуглокожей, улыбчивой, милой и умной девушке, то о традициях этого дома, то о полюбившихся мне хозяевах… Раздвоенность моей натуры окончательно потеряла почву. Мечты были в шоке от моих возможностей. Звёздное небо мерцало, и сон не заставил себя ждать, но случилось это уже ближе к утру.
Разбудила меня песня местного петуха и звуки внезапной музыки. «Она всегда любила слушать радио по утрам», — предупреждала, наверное, меня вчера ещё дочь, которая уже стояла на крыльце с чемоданом и улыбалась. «Если женщина улыбается, значит, какой-то мужчина очень старается!- подумал я,- почему бы мне не стать этим мужчиной?» Я вызвался сопроводить её на вокзал, а потом решил при наличии билетов в кассе вместе с ней и отправлюсь, тем более, что нам было по пути.
Так, нагруженные в дорогу дарами августа, мы уехали, оставив хозяев в обнимку друг с
другом. Несмотря на то, что тело её было мелким, незаметным, но только оно и выделялось в контексте наблюдаемой мною композиции. Не зря говорят, что выражение чувств — это женское тело. Её, было словно слито с его. Эта маленькая женщина занимала вокруг него всё пространство, её казалось так много, что больше ничего вокруг и не было.
В кассе вокзала удачно получилось приобрести билет, помогла бывшая ученица моей знакомой, оказывается, они были везде,- её любимые ученики. Дочь их всех знала, а они всегда при случае любезно помогали ей, в чём только могли, в отместку за её бывшую детскую ревность к маме, когда она всё своё время в ущерб родной дочери отдавала другим, им, её ученикам, а не ей, родной дочери. Не знала, наверное, тогда, в силу возраста, что если сердце способно любить, то не важно сколько человек в нём живёт, — всех поместит! После окончания ими школы их любимая учительница никогда умышленно не пользовалась их услугами, считая это недопустимым. А они стали достойными людьми, хорошими специалистами, нужными и умными сотрудниками, которые работали уже в разных сферах. Зато я ощутил в тот вечер на себе всю любовь детей чужих, но в то же время ею пестованных всю жизнь, благодарных этой удивительной женщине. Билет в купе нужного мне поезда был в моих руках, да ещё пирожки горячие, вдогонку переданные начальником вокзала — её бывшей ученицей.
Ехали мы в с дочерью в одном вагоне и в одном купе,- пришлось просить студента, чтобы поменялся местами со мной. На перроне было много провожающих в тот день, но нам никто рукой не махал. Позже я узнал из тетрадных записей, что именно отсюда она провожала его много лет назад, а потом он пропал, а она так и осталась мысленно на этом перроне. Проезжая всякий раз мимо вокзала по житейской нужде, обогнуть или миновать его нельзя было, — он связывал старую и новую части города, — её сердце рвалось на части. Она ждала его каждый день…Ведь он сказал, что приедет через две недели, — верила. Её жизнь шла по инерции. Дела делались на автомате. Она не замечала ни дня, ни числа, — всё превратилось в один горький ком в горле. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Она пыталась догнать потерянное, как ей казалось, время, и ждала опять его, ждала бесконечно, всех остальных отрицая, не принимая, не отвечая…
А они были всегда. Был мастер по холодильным установкам, который как только увидел её, придя как-то по вопросу ремонта в столовую, сразу перешёл в наступление: «Женщина, я хочу вас!» «Как это? Прямо так сразу, не зная, что человек из себя представляет, сразу пригласить в свою постель или прыгнуть в чужую?! Зачем? Чтобы удовлетворить минутное желание? А что потом? Поразмялись, так сказать, и всё! Как с этим жить?» — Нет, она не могла так.
Потом был начальник охраны аэропорта. Утончённый такой, с манерами, юмором, вкусом, воспитанием, подкатывался, как новогодние праздники, планомерно, заблаговременно, методично, со знанием психологии тонкой женской натуры. Но как она могла предать всё женское братство, ведь его жена прожила с ним ни один год, в их семье есть свои законы, традиции. Когда -то сама была в подобной шкуре. И ничего приятного в этом нет!
Потом усатый Георгий Фёдорович, незаменимый, добрый, учтивый шеф, приезжающий вроде бы по делам к начальнику, но с букетом к ней. Исходя слюной, он вечно что-то лепетал о жизни, женщине, времени, быстро и неумолимо текущем.
Потом местный авторитет Александр из соседнего подъезда. Всякий раз, подъезжая к дому, «врубал» музон-шансон, который орал на весь двор. Глядя из окна своего авто, он обращался к бабулям, сидящим ежедневно на лавочке и по возрасту подходивших ему вполне: «Подпевай, девки! Ну хотя бы задом повиляйте!!!»И смеялся над ними тут же, что -то своё, юморное, «выпаливая» в их адрес. Её же одаривал особыми знаками внимания, всё подвезти норовил или ещё какую услугу оказать, даже жены своей не стеснялся. Но ближе дозволенного расстояния к желаемому объекту не допускался.
Потом муж подруги, который уверял, что она не сравнится с его «кувалдой» . Было обидно за подругу, стыдно самой от себя, что не рассказала ей обо всём. Но вряд ли она бы его оставила, — общее хозяйство, его большие заработки ей бы этого не позволили. Но дружба пошла вкривь и вкось, а он при нечаянной встрече, — городок ведь небольшой, не сегодня, так завтра обязательно да повстречаешь кого не надо, — всегда намекал на его неугасающий костёр чувств и желаний…
Противно ей всё это было, одноразово. А хотелось с человеком разделить не только любовь, но и жизнь, и она снова мечтала и ждала его, своего…
«Господи, как здорово, что ещё есть такие женщины, но почему они достаются не мне?» — анализировал я позже, уже по приезду в столицу. А пока под стук вагонных колёс дремала её дочь, я читал и читал, где-то разбирая слова, а где — то нет, они были совершенно размыты, наверное, слезами. Стыдно было копаться в чужих чувствах. Но я всё равно много читал, но многое и пропускал, уж больно интимными мне казались записи! А ещё и от злости, потому что его, её половинку и ставшего мне тоже родным и дорогим, хотелось убить. Почему он допускал такие терзания её сердца? Не дойдя и до середины тетрадных записей, я бережно припрятал их на дно дорожной сумки и уснул.
По приезду в столицу мы обменялись с дочерью номерами телефонов и побежали каждый в своём направлении. Столичные будни захлестнули. Тетрадь же заветную я оставил на даче в надежде, что в свободные минуты уединения смогу спокойно дочитать и разобраться в сути происходящих с людьми событий, их причин и следствий.
Наступил очередной август, и я, готовясь морально к сделке несколько лет, решил продать свою дачу, но прежде прибегнуть к консультации моего дорогого знакомого юриста. Пригласил его с женой на пару, заодно погостят и у дочери, подышат нашей суетой. В ответ на моё приглашение они ответили взаимностью. Я ждал их со дня на день. Тревожился, будто собираюсь совершить самое важное в своей жизни, сердце моё, видимо, подсказывало мне что-то, а я, хоть и давно занимался врачебной практикой, но , как в русской пословице, был тем самым «сапожником без сапог»: лечил других, а о себе не разумел. Так и случилось в этот раз.
Мои гости побыли недолго. Бумажные вопросы моей купли-продажи были успешно решены. Но чтобы новым хозяевам оставить территорию в порядке, я и мои гости любезно возились со мной, разбирая всякую рухлядь и уничтожая ненужное, помогая, чем можно, потому что после продажи дачи моей мы должны были отправиться снова к ним, по
традиции на их августовский юбилей. Она возилась в домике, а мы, мужчины, занялись моторной лодкой. И вдруг среди рыбацкого скарба случайно Виктор наткнулся на тетрадь, обычную, ученическую, бирюзового цвета.
— Да вы добросовестный ученик, — выразил он. Храните свои пятёрки от глаз посторонних в таком потаённом месте, да ещё так аккуратно!
Я застыл в оцепенении. «Боже, как я мог забыть! Идиот! Достоевский свой роман писал, наверное, с меня! — мелькало в моей голове. «Не надо!»- мысленно заклинал я держащего в руках эту тетрадь в линеечку. «Что я скажу дочери, ведь я обещал…»
Но было уже поздно. Он открыл первую её страницу, а в меня будто молния ударила и пронизала всё моё тело сверху донизу. Грозовые разряды били в меня беспрестанно. Вот теперь я смог ощутить на себе истину законов физики, которые ещё в школьные годы на уроках преподносил наш лысый учитель. Сила электрического заряда не знала жалости надо мною. А он стоял и, глядя лишь в первую страницу, успел произнести: «Откуда это у вас?» Конечно, он узнал её почерк, строки побежали перед ним, но читать он не мог, замер. Замер и я…
Я знал, что у него слабое сердце, и приступ может произойти в любой момент. Выбежала из домика она, и я был спасён. Отвлекающий манёвр сработал на сто процентов. Виктор моментально сунул тетрадь за пазуху.
— Мальчики, к столу! — весело пропела она. Будущие, а вернее уже настоящие хозяева дачи, Вадим и его третья жена Ира, тоже подошли на прощальный ужин на моей бывшей территории. Виктор разлил наливку по стаканам и начал говорить. Я переживал, что с ним случиться приступ. А он говорил. Он всегда говорил со вступлением, интересно, будто это был и не тост, а целая история жизни. И в этот раз он себе не изменил:
— Однажды преподаватель пришёл в аудиторию к студентам и произнёс: «Тема нашего занятия сегодня — смысл жизни!» Достал большую стеклянную банку из-под стола, насыпал туда крупные камни и говорит: «Видите, я заполнил пространство почти целиком, но там ещё осталось место!» Достал горошины и снова ими наполнил банку, они равномерно распределились между крупными предметами, но среди прочего снова оставалось пространство, он достал песок и насыпал его всё в ту же банку, и снова было какое -то место. Он достал ёмкость с пивом и залил всё в ту же банку. Студенты в недоумении смотрели на профессора. «Что всё это значит?» — спрашивали они. «Всё просто!»- говорил тот. Камни крупные — это самое главное, чем наполнена наша жизнь: семья, родные, дети, работа; мелкие горошины — это наши интересы, песок — желания: машины, квартиры, деньги.
— «А при чём же здесь пиво?!»- воскликнул Вадим вопросительно.
— Точно так же поступили и студенты, — сказал тостующий. А суть жизни, смысл её в том, чтобы у нас было время выпить с друзьями пива, и главное, чтобы было для этого здоровье!
Сказал и осушил стакан до дна. Я боялся каждое мгновение, что произойдёт что-то непоправимое. Но человек воли всегда найдёт в себе силы сопротивляться жестокому, непомерно тяжёлому испытанию жизни. Как говорила моя бабушка, Бог не даёт нам больше того, что мы в состоянии выдержать. И я поднатужился, в надежде выдержать.
— А говорили, что к алкоголю равнодушны! Я пытался отвлечь его мысли и свои действия от вопроса о тетради, которую он припрятал за пояс брюк, прикрыв рубашкой, выпустив её поверх, что было для него совершенно несвойственно.
— С друзьями можно малехо себе позволить!
Вечерним поездом мы отбыли, как и было решено. Приехав поутру в их город, я всё чувствовал и жар, и холод, при помощи которых душила меня моя совесть. Тело до сих пор не слушалось, мозги в отключке, потому что я не знал, что будет дальше и как себя вести.
Тетрадь он мне не отдал. Потребовал, чтобы завтра, когда мы будем с ним одни, я и выслушал его версию, не смел осуждать, а попытался понять. Он видел, что я с трепетом отношусь к его жене и при случае стану на её сторону. Но он тоже её любил, и у него была своя правда.
Тему мы продолжили позже, когда приехали в их рай. А привезла нас их дочь уже на своём Forde – удивительный автомобиль, хороший как в удовольствии от вождения, та и в удобстве для пассажиров. Просторный салон вместил нас без труда. По дороге я думал о комфорте авто, его подрулевых переключателях, о центральном дисплее, на котором отображались дорожные знаки, показания системы контроля разметки, подсказки рекомендуемой передачи. Пока двигались в зоне ограничения, на экранчике комбинации приборов «краснело» напоминание: скорость 60 км/ч, обгон запрещён. Затем думал о трудоголизме удивительной женщины, о воспитанности её дочери и о милосердии Виктора.
Мы заезжали по пути в супермаркет, недолго бродили меж рядов разнообразной продукции. По ходу дочь успела меня снобдить инструкциями о том, что одноразовую посуду лучше покупать с маркировкой РР, а не РS, потому как полипропиленовая безопасна, а вот полиэстеровая очень даже вредная,- при определённых пониженных и повышенных температурах выделяет вредные для человеческого организма вещества. Слушая, я думал о том, что жизнь — это большой супермаркет, но надо помнить: впереди касса и за всё нужно платить. Затем инструкция по борьбе с комарами, которых в местах, куда мы направлялись, было валом, благородно преподнесена была ею в полном объёме. Но меня уже ничто так не волновало, как история, встречи с которой я ждал, и никакие ужасы не помешали бы мне узнать её развязку.
К месту нашей дислокации мы ехали недолго. Вдоль шоссе встречалось много зелени: поля, леса, посадки. Раздолье российское, широта, — всё это слегка успокаивало. Резко открывающийся вид водоёма, местного водохранилища, поразил меня окончательно.
— Это не просто водоём, это мамина Родины, -подвела черту дочь. Здесь были затоплены четыре деревни, в одной из них жили мои прабабушка и прадедушка, имели своё поместье, хозяйство….. Им, конечно, дали возможность переселиться, но дед отказался от клетушек на этажах. А что вы хотели, он был хозяином. Взял землю и строился заново сам. Считал, что каждый нормальный мужик должен иметь свой собственный угол. Для мамы, конечно, это место не просто красота, а более чем родное. Она здесь совсем малышкой бегала босиком по густой и чистой траве, слушала в лесу бесконечное «Ку-ку», пила ключевую воду, ходила с бабушкой на дойку(у них была корова Лыска, которая давала вкуснючее молоко). Прабабушка поила маму прямо сразу парным, а мама в благодарность за такое чудо вычесывала Лыскино брюхо специальной щёточкой. Дружили они, видимо. Любила у деда в мастерской убирать большим веником свежие стружки, которые появлялись после поделок: кадушек, дуг, чанов, жбанов. Наслаждалась здесь мама и скрипом «Журавля», когда люди приходили к нему с коромыслами, вкусила первые звуки патефонной музыки… Конечно, для людей посторонних теперь это просто место отдыха, ласкающее взгляд и душу.
— Ляпота!!!!!!!- вторя герою известного кинофильма, вымолвил я. Хвойный воздух, вкусная провизия, хорошая компания, — что может быть пользительнее на сегодня для человеческого организма, — заключил уже как доктор.
Проводив дочь, мы устроились в одном из домиков, густо расположенных на территории базы.
— Райское местечко!
— Да, вот в этом домике мы с ней жили. Здесь были проведены всего два дня и одна ночь, но этого вполне хватило, чтобы сказать, что прожил не напрасно. Такие моменты вообще забыть невозможно. Ну если, конечно, память не отшибло окончательно.
Я, скинув всю поклажу, приземлился прямо на пол, а он начал повествование:
Как только мы переступили порог комнаты, меня просто унесло, продолжал он. Помню только её красные плавки в сеточку. Всё было как в бреду. Знаете, я уже немолодой человек, но чувствовал себя, как мальчишка. Хотелось кричать от сладкого приступа во всех частях моего тела. Счастье — это когда делаешь то, что любишь, с тем, кого любишь.
Так прошло, не знаю, сколько времени, но мы не выходили из комнаты до темноты, да и не заметили времени, которое было против нас, оно бежало, летело. А мы, как приклеились друг к другу. Потом лежали на широкой двуспальной постели, возможно, она и издавала шумы в процессе нашего общения, но об этом никто из нас и не думал. Белое бельё, которым она была застелена, видимо, поначалу,- совершенно теперь отсутствовало. Мы смеялись, подшучивали над такой непредусмотрительность. Она говорила и спрашивала что-то одновременно о том, что у нас по плану ужин, ресторан, танцы-мансы… А я лишь смотрел на эту женщину, как на икону, и мне было так хорошо, что и жизнь можно отдать, лишь бы не покидать её никогда. И не потому, что она ничего не требовала,- просто была рядом, я гладил её нежную бархатистую кожу и понимал, что это моя женщина, та, о которой я всегда мечтал. Она ласкала мои щёки, а я, как ребёнок, мечтал, чтобы это не закончилось, а если и случится, то хотя бы не сейчас.
И разомлев, как от летнего солнца, мне хотелось рассказать ей обо всём, что меня тревожило и радовало за всю мою долгую жизнь: о том, что когда я был ещё ребёнком, как мама приучала слушать окружающий мир, а папа — любить этот мир и стараться что-нибудь сделать своими руками. И я занимался в радиокружке, в кружке авиамоделизма, в музыкальной школе, в школе танцев…Потом рассказал о перепитиях семейной жизни, о вечных недовольствах жены, с которой пришлось расстаться, о сестре, с которой нет близких отношений, о племяннике, который наплевал на мои старания и бросил карьеру военного. А она слушала меня и мне было легко от её присутствия.
Когда мы вышли вечером к морю, так все называли местное водохранилище, на лицах наших, наверное, всё было написано. И это ВСЁ кричало: «Нам хо-ро-шо!» Окружающие смотрели так, будто знали нас сто лет и, улыбаясь, посматривали в нашу сторону. Конечно, мы делали вид, что не знаем, в чём дело.
Поздний ужин тоже удался. Был День строителя, особо чтимый в городе, где половина населения принадлежала горнякам, а вторая этой доброй братии, по имени строители. Гостей на базе было очень много в тот вечер. Несмотря на то, что моя красота «зажигала» в кругу желающих повилять задом, с молодыми и не очень посетителями ресторанчика, я любовался ею, а она хоть и отдавалась танцу, но смотрела только на меня. Все глазели на неё, а она на меня! Я ощущал нечто божественное, ни с какими ранее испытываемыми чувствами не сравнимое! Это был разговор в движении, язык танца. Глаза её, сверкающие, руки зовущие, — всё было направлено на меня. Когда же живая, темпераментная мелодия сменилась медленной, я подошёл, и мы продолжили, не уходя с круга, вальсировать. Она была прекрасным партнёром, ладным, умелым, лёгким.
Я вспомнил, как в молодости играл на гитаре в ансамбле, как приходилось выступать в подобных местах, как мне всегда хотелось пригласить самую красивую девушку и выпендриться, что это, мол, я всем создаю настроение. И вот теперь мои мечты стали реальностью. Я не только хотел это сделать, но и с удовольствием мог! Мог не столько выпендриться, сколько держать в руках мечту. Мне было с ней хорошо каждую минуту: и в постели, и потом по приезду домой на кухне, и на улице, и в транспорте….
Но этого я ей не сказал. Не сказал и правды о своей жизни, прошлой и настоящей, что не могу в силу ответственного характера бросить ту, от которой уехал, потому что иногда только я её и спасал, помещая в наркологическую клинику, женские запои- страшная вещь. Она тоже была ещё молодой и способной наладить свою жизнь. Боялся я это рассказать той, которая нежно обнимала меня всего разом. Боялся, что не поймёт, боялся, что подумает: раз бросает одну, бросит и другую. А я был не такой. Всегда отвечал за свои поступки. А сейчас нёс какую-то чепуху о молодости и красоте.
Наутро мы ходили в бассейн, посетили процедуры в бочках, нежились на солнце и, конечно, в постели. Насыщенность этой удивительной женщиной не наступала. Знаете, бывают такие, с которыми и одного раза — много. А эта совсем другая. Сначала я боялся, вдруг прикидывается, потому что мне такие, как она, не встречались вообще. Я даже не знал, как себя вести, не было готовых, отработанных схем, которые бы подходили для общения с ней. Экспромт, естественность. Здесь ты и становишься самим собой, и не надо что-то особое выдумывать. Всё легко и просто.
Я сам сначала не мог понять, думал, как эта «белая ворона» могла в таком веке уцелеть, сохраниться со своей искренностью, даже несколько детской наивностью? Необыкновенно нежная, а руки её , будто всё обо мне знали: как я люблю и где, что мне нравится. Об этом не приходилось ни намекать, ни говорить. Это и называется, по-моему, понимать с полувзгляда.
Если сказать честно, то по-человечески не находился с женщиной уже 15 лет. Всё урывки, как в переменах между уроками, и то, когда «погода лётная». Понятно, что мир людей женского пола разделился для меня на две части: моя, и все остальные. О такой женщине мне и мечтать не приходилось. Всё работа, деньги, долг, дела, какие-то чужие заботы…
Да, конечно, были какие-то, но разве это женщины. Вот одна, например, которая приходила только по своей надобности финансовой, разово, когда захочется ей, иногда приходил к ней и я. А как так жить? Хотелось и поговорить, и пожаловаться, и порадоваться, и обсудить что-то. Ну о чём я мог с ней говорить, а тем более душу открывать?!
Вы можете меня обвинить в неразборчивости, возможно. Но ведь каждый нормальный мужик думает об этом каждые 17 минут. Хотелось иногда просто утолить физическое влечение. Всё это ужасно, конечно, когда ты только что выбрался из постели одной женщины, но думаешь о другой, думаешь бесконечно. Поэтому решил всё бросить, начать жить заново, так, как хочется именно мне, — в любви честной, вечной. Необходимости ложиться и вставать с одним и тем же человеком. Экспериментировать, смеяться над экспериментами и понимать друг друга, не быть осмеянным. Провожая на работу, целовать, думать о ней, заботиться. Но именно с этим одним человеком делать всё, что нужно и чего хочется. И разве можно укорять человека, который хочет быть счастлив?! Я, конечно, мучился от несказанного, не хотел уезжать, а время бежало, торопило меня, заставляло что -то решать конкретно.
Проводить она пришла меня на вокзал, забралась в вагон, говорила с шуткой проводницам обо мне, приказывала присматривать за мною, просила, чтобы вёл себя хорошо, к посторонним женщинам не приставал, а я затащил её в купе, задвинул дверь и говорю:
— Как бы я хотел тебя обнять и не выпускать…
— Что же тебе мешает?
— Я скоро приеду!- не отвечая на её вопрос, сказал я.
— Понятно!
— Что, ты сомневаешься?
— Только полный идиот, дурак может никогда и ни в чём не сомневаться! Честно говоря, небольшие сомнения насчёт тебя были. Не верится, что у тебя дома нет женщины. Если бы не было, ты бы от меня не оторвался! Ведь, наверняка, ты ощущаешь, что чувствует моё сердце.
Её слова ударили прямо в цель. Я испугался и обрадовался одновременно, Испугался правды, а обрадовался тому, что она меня полюбила. Это было мне, дураку, уже понятно. Любящее сердце обмануть невозможно, оно без слов всё понимает. И я, действительно, чувствовал, что моё сердце билось в унисон с её. Но снова ничего ей не сказал. Ведь это значило бы убить её…Я просто решил на время лишить себя радости, а ей оставить покой. Силён не тот, кто может многое себе позволить, а тот, кто может от многого отказаться. Я клялся, что люблю и приеду очень скоро! И уехал. Звонил ей каждый день по несколько раз, писал. Думал, приеду домой, квартиру продам, дачу отдам дочери, машину и вещи вышлю контейнером, а землю в Сочи оставлю под будущий домик, во дворе которого будут цвести её любимые белые розы!
 Сидя тогда в вагоне увозившего меня поезда я реально так и думал, что будет по-моему. Человек рождается на свет слепым и не прозревает до самой смерти. Но есть три поводыря: Дух, Разум и Тело. Они дёргали меня за рукава всяк в свою сторону. И ошибается тот, кто сочтёт одного из поводырей главным. Знай, кого и когда слушаться. Только это убережёт тебя от заблуждений и не даст сбиться с пути. Но свой путь найти оказалось не просто, да и не ошибиться в выборе средств к достижению цели тоже было нелегко.
Та приходящая, с которой меня связывало лишь 3-х летнее знакомство и редкие горизонтальные связи, изрядно выпивала, закатывала скандалы, иногда учиняла даже драки. Сказать о ней — хабалка, наверное, жестоко, ведь я сам пользовался её услугами, пусть и иногда. Она, конечно, не просто не хотела, но и не собиралась принимать сказанное мною об уезде. Я же не ботаник, не знал, к сожалению, что когда холишь, лелеешь растение, поливаешь его фильтрованной водой и ждёшь плодов, то они, несмотря на такую тщательную заботу, могут быть ядовитыми.
 А тут ещё на работе случился казус, вследствие которого я мог оказаться профнепригоден, пусть и по наветам недоброжелателей. Прокуратура наступала на пятки, посыпались угрозы, конкретное вредительство, даже покушение. Сердечный приступ снова развил меня и вывел из строя. Я долго тогда провалялся в госпитале, телефон отключал, чтобы при случае, найдя его, не рылись в моей записной книжке, не дай Бог, не сделали чего моей Дорогой! Эти нелюди, в глазах которых только денежные знаки, были готовы на любые фокусы.
И сердце моё, достаточно поношенное, не собиралось выдерживать подобные нагрузки! Не железное! Вы же, как доктор, знаете! Противилось сердце моим желанием, быстро не получилось восстановить силы. И приживалка моя усердно старалась, окружала заботой, из кожи лезла — показывала чувства. Одновременно с этим угрожала, что если уеду, то она тоже не остановится. Потратила на меня свои лучшие годы, а я хочу бросить её…. на работу сообщит, мол, о делах таких, жестокостях… Я понимал, что фантазия больной женщины не может знать границ. С такими, как эта, трудно было вступать в переговоры, тем более тоже не являясь здоровым. Будучи человеком известным, публичным, не хотелось лишний раз заострять внимание ни телевизионщиков, ни прессы.
Но ясно стало одно: это не моё, так почему же я должен тратить отпущенные мне годы с совершенно чужим человеком. Уже тогда твёрдо решил уехать к той, к которой тянуло посильнее земного притяжения во что бы это для меня не вылилось. Никому не говорить, уехать и всё. Конечно, я сомневался: удастся ли найти работу, жильё, ведь жить в её квартире — не дело, у неё была дочь, как она бы восприняла такое известие? Да вы же с ней уже знакомы…. Так вот, обо всём нужно было подумать, что я и делал, откладывая на завтра и то, и это.
Ах это сердце! Пусть и больное, но если влюблённое, то удержать было невозможно. Оно меня рвало на части. Легче вот только не стало. Ведь ложь имеет накопительное свойство. И соврав единожды, приходится делать это ещё и ещё, уже поневоле. Я понимал, что чем дальше тяну с правдой, тем хуже будет обоим. И я решил отдаться судьбе. Пусть будет, как будет. Но как бывает жестока судьба,- не научился распознавать за столько прожитых лет.
А время было неумолимо, всё двигалось вперёд. Эта дама моя, прямо, как паровоз, напирала, будто чувствовала, что нет ей места в моей жизни. А я сначала верил в свои силы. Думал, как решил, так и сделаю, но события всё отбрасывали меня назад.
Сначала поражение в одном из громких судебных процессов, после чего со мной произошла, как позже стало ясно, умышленная авария, после которой пришлось долго восстанавливать «незаменимого коня», потом разбитые окна в моей квартире и пьяные дебоши подружки. А время меня ждать не собиралось, да и не было уверенности, что та далёкая меня тоже ждёт. То ли расстояние, то ли неуверенность в себе привели меня к мысли, что правда уже никому и не нужна, да и не хотелось о ней говорить, да и поймёт ли она меня?! А вдруг у неё уже кто-то есть? Ну и что, что моих вещей у неё осталось полквартиры, выбросит, поплачет и забудет! И я отказался от любви. Мне, наверное, и жить-то осталось недолго, — участились сердечные приступы, депрессия обуяла. Читал её давние письма, смотрел фото и плакал…Зачем ей, молодой и красивой, такой хомут на шее, как я, да ещё с букетом нескончаемых проблем?! И я сдался. Но вернее сказать, было стыдно признаться самому себе, что поступил мерзко, струсил, побоялся трудностей.
Я же в свою очередь пытался всё это время не перебивать рассказчика. Но содержание не становилось яснее, видимо, не суждено мне было понять, как же они всё-таки встретились, раз живут теперь вместе?! А он продолжал:
В очередной раз моя подружка вернулась ко мне после загулов с ей подобными, я не выдержал, стал говорить, что мне этого не нужно, у неё, видимо, тоже зрели в голове мысли, а, может , и готовилась, улучала момент. Начался скандал, ругань, крик, драка. Била, конечно, она меня по телу, голове, куда попадёт. Я же никогда на женщину руку не поднимал, даже в целях самообороны. И вдруг она промазала, упала и ударилась. Ну хотя бы потом успокоилась на время, — думал я. Зато на следующий день пришли менты, допрашивали, завели дело. «Отмазываться» пришлось долго. Спасибо, что во всех структурах были свои люди.
— Что же было с той, которая вас ждала? Вы думали об этом?
— Пытался не думать. Лишь иногда очень надеялся в глубине души, что планеты снова сойдутся в нужное время и в нужном месте, и помогут нам, таким образом, тоже сойтись. Знаете, об этом, наверное, мечтал каждый, кто хоть когда-то имел честь быть знаком или просто находился рядом с этой женщиной. Звонки, пусть и редкие, я к ней возобновил, узнал, что ждёт она меня по-прежнему. Теперь я уже решил быть похитрее, вёл спокойную двойную игру: старался выполнить свой долг по отношению к этой, которой пользовался, и той, которую любил всем сердцем.
И вот в Чистый четверг я взял в руки телефон, чтобы сообщить ей, что скоро приеду, скорее, чем она себе думает! Хотя ещё не знал, как это сделать безболезненнее для всех. Собираясь тем временем на работу, открыл сейф, чтобы достать оружие,- предстояла сделка с участием «непростых» людей, показываться там без ствола было небезопасно. Отвлёкся к зеркалу, чтобы повязать галстук, а затем зажим для него, тот самы серебряный, подаренный той далёкой в день первого знакомства. Когда же повернулся, то увидел направленный на меня пистолет и довольную улыбку на её лице: «Что, дружище, будешь со мною жить или поедешь на колёсиках к ней?» Она взяла мобильник, набрала номер, ей очень хорошо известный: «На, скажи ей, что окончены ваши отношения, иначе….». Я задыхался, просил её успокоиться, а она ржала и тряслась…
И Виктор заплакал. Я никогда не видел, чтобы мужик так плакал: горько и безнадёжно!
Однажды, когда при переезде из съёмной московской квартиры во вновь купленную, я решил отдать ключи от входной двери соседке. Потому как не было времени ожидать хозяев. Позвонив несколько раз, хотел было уже уйти, но решил постучать посильнее, вдруг услышат. А дверь так и отворилась. Я вошёл в квартиру, и обомлел. За время врачебной практики мне многое пришлось повидать: и отказ родных детей от больных родителей, и их смерть на операционном столе, и покушение на жизнь врача, после операции, которая повлекла смерть кого-то, из любимых кем-то, но такого не видел ни разу. Совершенно пустая, ободранная, скорее обглоданная двухкомнатная квартира была абсолютно пуста: ни мебели,
ни посуды, ни ковров, — ничего! В крайней комнате у голого окна стояла кровать, прикрытая грязной дерюжкой, в которой едва угадывалась какая- то одежда. Едва держась за спинку кровати, стояла тощая сгорбленная старушка. На её теле были только одни глаза. От ужаса, что она сейчас упадёт, я вызвал «Скорую».А пока я пытался с ней заговорить:
— Женщина, вы одна живёте?
— Нет, мой сын сейчас приедет!
— А вы что-нибудь ели?
— Не помню!
Я метнулся в магазин. Купил булку, молоко, колбасу не рискнул : с голодухи съест и помрёт ещё, чего доброго!
Когда приехала «Скорая», то сотрудники поведали, что её знают давно, приезжали уже несколько раз сюда. В её отсутствие давным-давно умер сын, его похоронили, а она немного теперь не в себе. Из квартиры всё было вынесено, кем, не трудно догадаться. Родных у неё не было.
Тогда меня поразило не столько отношение государства к старикам и одиноким, не столько отношение окружающих друг к другу, не столько даже здоровье нации, сколько способности человеческой памяти, возможности работы сердца и, конечно чувство восприятия мною увиденного. Я был удивлён и поражён. Примерно такие же ощущения меня посетили, когда Виктор рассказывал о себе. Как же одинока бывает душа человеческая! Его слёзы и эмоции меня поразили больше, чем произошедшее с моей бабушкой-соседкой. Я вспомнил одну запись из той самой тетради, видимо, ту самую, такую же горькую и безнадёжную, сделанную после того телефонного звонка, который так тревожил сейчас и Виктора, звонившего тогда… Моя память сохранила её, возможно, не полностью, за что и прошу меня простить:
Вчера вечером, как обычно, мы долго разговаривали по телефону. Он сказал, что купил новый костюм синего цвета, белую рубашку и галстук в горошек. Всё это для меня, любимой. Скоро приедет и предстанет во всей красе. Говорил о том, что очень-очень скучает и мысленно всегда рядом. Дико обнимает, целует, а когда наступит минута встречи, никуда не отпустит, просто возьмёт в объятия и будет так держать вечно!
— Зачем ты купил костюм?- спросила я, — ведь четырнадцать уже есть, жениться собрался?
— Очень надеюсь на нашу встречу, — загадочно отрапортовал он.
Любы были эти слова и уху, и сердцу, и душе. В необычно приподнятом настроении я готовилась ко сну. Как обычно вечерняя смска с пожеланиями доброй ночи не заставила себя ждать: « Люблю, целую, Дорогая! Утро вечера мудренее… Споки — ноки!» И я начинала ждать мудрого утра, когда снова его услышу.
В шесть часов по Москве, проснувшись, сделала зарядку и подошла к зеркалу, чтобы привести себя в порядок и идти на работу. Рассматривая отражение своего лица, удивлялась тому, что чем старше я становлюсь, тем моложе и бесшабашнее себя ощущаю. Чувствую: путной старушки из меня не получится. Пусть же во мне останется непутёвая девчонка. А горящие глаза так и выдавали радость и счастье.
Смотрела я на себя в зеркало и думала о том, что уже и семь утра, пора выходить из дома, а он не звонит. Лёгкая тревога касалась моей трепетной души, и я уже не знала, что лучше, чтобы телефон зазвонил или чтобы не звонил вовсе.
Был Чистый Четверг, и «грязные» мысли даже не имели права приближаться, хотелось добра, любви, полёта… Женщина всегда будет летать, а уж на крыльях или метле зависит от мужчины.
И вдруг сердце моё забилось часто, тепло разлилось по всему телу, которое размягчилось и стало неуправляемым в одну секунду. Пошла какая- то вибрация, будто сейчас начнётся землетрясение, а потом извержение вулкана, оползни, наводнения, — и всё это приближалось ко мне с бешеной скоростью.
Он говорил в трубку ровно, сдержанно, строго: «Уважаемая Лана Николаевна! Буду официален. Наши отношения, письменные и устные, мы прекращаем с сегодняшнего дня,
потому что это наносит боль моему любимому человеку!» И я будто поплыла…Моё тело и разум отсутствовали полностью несколько секунд, дыхание перекрылось, в глазах стало темно, но слёзы задержались в горле.
— Хорошо, — ответила я. У тебя всё нормально? Ну лишь бы с тобой было всё в порядке?
И он снова повторил текст, казалось, заученный или даже записанный, так монотонен, безэмоционален был его голос. Через некоторое время снова раздался звонок, но с другого телефонного номера, до боли известного мне. За кадром был слышен её командный голос, но речь снова держал он:
— Никогда и нигде мы больше не будем общаться…
— Ну зачем же столько раз повторять, я очень понятливая, — нашлась я, и связь прервалась. Меня трясло и колотило.
В моём зеркале отражалось всё то же красивое лицо, но уже совершенно залитое слезами. Дорогая косметика, нанесённая минутами раньше, уже не наблюдалась, всё было стёрто с лица , как тайфуном с лица земли всё живое…
Где я, кто я, что со мной происходит, — бился в мои двери разум. Но что-либо понять было нелегко. Как по наковальне били меня по голове вопросы: «Поскольку его любимому человеку наносило это боль, то кем была я все два с половиной года для него? Почему он мне врал? Почему я позволяла это делать?» Ответов не было. Хотелось кричать. «Не больно, и не грустно, но холодно и пусто», — помогала мне память встать на нужные рельсы. На самом же деле было больно где-то там, за грудиной, потом обидно, потом — пусто…Но перезванивать я не стала — сначала не нашла сил. Позже, размышляя над своим поведением, обрадовалась, что не сделала этого. Отпусти! — говорило сердце. Если это твоё — вернётся. А если нет — то никогда и не было твоим.
К рассказчику вернул меня звон стакана, Виктор разливал «беленькую».
— Идиот! Опешил! В одно мгновение, казалось, сошёл с ума от содеянного. Я не боялся, что получу пулю, боялся, что потерял любовь навсегда. Сам бы такого не простил при любом раскладе. А эта ржала, и тряслась…- снова повторил он, — ужасное зрелище. В жизни я такого ни разу не видел, только в кино и книгах. Опыта не было! Когда я очнулся, она уже билась на полу в конвульсиях. Откуда мне было знать, что у неё эпилепсия. Я даже «Скорую» не успел вызвать! Ужас от того, что на моих глазах умер человек, а я не смог помочь, стоял, как остолоп, выбил меня из колеи окончательно. Как можно было быть таким болваном? Ругал себя. Конечно, мучился. Пусть и не желанна она была, но ведь спасти можно было… Самого же снова хватил сердечный приступ. Я потерял два месяца времени и окончательную надежду на встречу с любимой.
Прямо, как в миниатюре, подумал я: Я держал её за талию, она меня за идиота. Мы сидели на лавочке: я болтал с нею о любви, а она ногой, — сколько в жизни несоответствий…Но оттого мне полегчало, что титул идиота- меня добровольно переместился к идиоту — ему. Только как вот вернуть мне эту тетрадочку, вдруг придётся отчитываться перед дочерью, а он, как на грех, достал её из внутреннего кармана пиджака и начал листать.
— Так как же вы её нашли, вернули, свою любовь-то?
Пока мы живы, можно всё исправить,
Всё осознать, раскаяться, простить,
Врагам не мстить, любимым не лукавить, — снова кого-то из классиков процитировал он. Не всё так быстро происходило, и не всё так, как мне хотелось бы. После больницы врачи и друзья советовали отдохнуть, развеяться, восстановиться…. Я взял путёвку и уехал подальше от людей, не на острова, не к морю, а туда, где лес и горы, но о той, что была дорога, не забывал ни на минуту.
Активного отдыха не хотелось, и я посещал только процедуры, предписанные врачами санатория. Очень эффективным оказалось лечение одного мануальщика, который когда-то практиковался в Тибете. Его капсулы и мазь оказали на меня целебное воздействие. И когда оставалось до моего отъезда два дня, решил сходить в ресторан, хоть музыку послушать, так что-то захотелось общения, тянуло прямо к людям! Но душу щемило какое-то непонятное чувство! Это судьба вела меня к ней, жаль только я этого тогда не понимал. Войдя в едва освещённый зал бара, я не сразу увидел лиц посетителей, но когда осмотрелся, то сразу узнал блеск любимых глаз. Удар! Резкий, болезненный поразил меня. Сердце не просто клокотало, оно рвалось, прыгало, а потом будто исчезло и вовсе!
Она сидела за столиком с солидным мужчиной, немолодым и нестарым, холёным, нарядным. Они оживлённо беседовали о чём-то. Мне показалось, что она счастлива, хотя обручальных колец я на их руках не заметил, да сейчас и редко кто их надевает. От ужаса, охватившего меня, я замер, а вернее сказать, умер. Подойти я не смел. Лишь когда они пошли танцевать, я, как опытный партизан, улизнул незаметно.
Всю ночь глотал успокоительные, вспоминал, как она любила танцевать, что и сюда приехала, потому что обожает кататься на лыжах, даже у себя дома в неснежную зиму находила уголок для удовольствия души и тела. Говорила, что будто летает после подобных пробежек. А здесь были прекрасные лыжные трассы, да и её любимые горы. Как я сразу не догадался, что именно здесь её я могу встретить. Всё думал и думал, что столько лет прожил, а жить не научился. И показалось, что вся жизнь-то и прошла мимо. Когда мне было тяжело в жестокие военные времена, я напоминал себе о том, что если я сдамся — лучше мне не станет. Терять было нечего, всё лучшее — потеряно, и в муках мысли я дожил до утра. Всё думал и думал, а делал ли? В том-то и беда, что делал мало!
Утром за окном было шумно, я вышел на балкон санаторного номера, и ещё с большим ужасом увидел, как вчерашний «красавчик» провожал мою женщину, подавая ей сумки и помогая погрузиться в маршрутное такси. И я закричал, что было мочи: «Нееееееееет! Стооооой!» Безысходность обуяла меня окончательно — вырвали все внутренности, вот такое было ощущение.
Не одеваясь, я бегом по лестнице спустился с третьего этажа в надежде успеть, догнать, вернуть. Объект моей ненависти стоял в том же дворе, курил и смотрел вслед исчезнувшему из виду транспорту. Я сразу накинулся с вопросами. Тот же , опешивший, не тая, выложил всю правду о том, что познакомился с ней, когда совершал лыжную пробежку, что она здесь отдыхала одна, что после потери любимого человека не может найти почву, хочет поменять в своей жизни всё, что ему она очень понравилась, что взаимности он не добился, но постарается сделать это позже.
И я, как разъярённый бык, на голову ниже аппонента, накинулся на него с кулаками. Сам от себя не ожидал!
— Да, человек, пребывающий в шоковом состоянии совершенно непредсказуем. Мы вспомнили Шурика из кинофильма «Кавказская пленница», который попав в психиатрическую лечебницу, и дверь открывал в другую сторону, и на пальму высоченную с разбегу забирался, лишь бы добиться своего…
— Вот так и я: надебоширил, опозорился, был выдворен раньше срока. Да и оставаться я там без неё не собирался. А мой соперник оказался «большой шишкой» на ровном месте. Я был рад, что она уехала, чувствовал, что на моей стороне правда, что могу действовать. Ведь если бы этот ей понравился, — не уехала бы. И вспомнил себя, как уезжал от неё, а она говорила: «Если бы любил, не уезжал бы!»
Сомнения снова начинали меня терзать. О потере какого любимого человека шла речь? А вдруг она выходила замуж за время моего отсутствия? А вдруг она вообще обо мне забыла? И что я ей скажу, когда увижу? И я снова присел, как подрубленный пенёк! А ведь телефон был у меня в руках: что было бы просто позвонить и всё сказать…Но я уехал домой, а не за ней. Долго ещё переживал, но без неё не мог жить абсолютно ни одного дня.
По делам рабочим я часто летал раньше в Москву, да вы же знаете, и вот однажды, прямо на улице случайно увидел её с дочерью, следил некоторое время, даже в метро ехали вместе. Стоя неподалёку от них, подслушал разговор и понял, что дочь живёт в столице. В метро легко разминуться, я потерял их из виду. Но по своим каналам нашёл место жительство дочери. И чтобы снова не нанести никакой травмы этой удивительной женщине, решил действовать обходными путями.
— Жаль, что мы не знали друг друга раньше, во времена ваших приключений невидимки- любовника! Хоть останавливались бы на ночлег у меня. Я бы вам обязательно помог в решении проблем!
— Милый мой! Каждый должен решать свои проблемы самостоятельно. У меня был телефон её дочери, ещё с тех пор я хранил его, как талисман.
И снова разлил по стаканам, но уже кофеёк. А я радовался, что эта дочь была не только для меня спасительной ниточкой. Надо же, как удачно рождаются люди — всегда и всем нужны! Главное, конечное, кто их рожает!
— А вы что, все эти годы общались с дочерью в тайне от мамы?
— Ну почему же в тайне! Телефон я брал легально и общался не тайно. Долгим и интересным было наше общение до некоторых пор. Мне было приятно знать её точку зрения по любому вопросу. Она была молодой, но весьма умной, разносторонней, что редко увидишь в сегодняшнем поколении. У меня у самого дочь, зять, внучка, но общего языка с ними нет. А эта девочка не только с мамой была на одной ноге, но и с любым, с кем пересекалась дорога её жизни.
— Так вы просто общались или?
— Шутите? Эта девочка оказалась большой умницей! После моего рокового звонка, как настоящая защитница, такой мне разгром устроила, такой отпор дала за обиду, нанесённую её любимому и единственному человеку, что слова эти жгут мне слух до сих пор. И главное, она была, действительно, права. Знаете, именно её слова мне не позволили просто так заново вернуться в их семью. Если честно, до сих пор боюсь её прямоты. Всегда подбираю выражения в беседе с ней. И люблю её, знаете, за это не меньше!
— А со стороны кажется, что у вас очень доверительные отношения!
— Именно так и есть! У нас с ней свои темы, свои секреты!
— Да, дивчина хороша во всём!- на украинский манер парировал я.
— Полегче на поворотах! У неё есть хороший парень, и отношения их серьёзные!
— Ну вот так всегда, всё самое лучшее достаётся не мне!
— Ищите тщательнее, и ваш спасательный круг достанется только вам! А к этому спасательному кругу я бросился сломя голову только потому, что знал: не подведёт, потому как часть моего любимого человека, значит, и моя! Когда я случайно встретил её в Москве в аэропорту, она и слушать меня не стала, да и было за что так относиться ко мне. Но я уже готов был сопротивляться трудностям, по своим «каналам» разыскал её место жительства, навестил в надежде на помощь и сотрудничество! И надо отдать должное: как человек разумный и воспитанный, встретила меня, будто знала, что я явлюсь пред её очами! «Мама измучилась вся, думает о вас каждый день, ждёт до сих пор, боюсь, не свихнулась бы!» Представляете, о моём существовании знала ведь не только дочь, но и родители, с отцом я даже общался по телефону, обговаривали нашу будущую встречу. Но это было так давно.
Тут Виктор достал тетрадь и начал читать:
Родители пытали каждый день: звонил ли, что не звонит? Ты будто маленькая, не понимаешь, что у такого мужика обязательно кто- то есть, а ты только теряешь время. При очередном их допросе я сказала, что он умер, произошёл несчастный случай, и этого человека больше нет. Таким образом, я избавилась хотя бы от назойливых вопросов, на которые я и сама не знала ответов, которые душили, мучили, а если и знала ответ, то легче мне не становилось. Я уже понимала, что увидеться с ним не приведётся, не говоря уже об услышаться. Что же, каждый выбирает по себе. Он предпочёл не меня, разве можно за это казнить человека, — думала я. И каждый день заставляла себя отказаться, забыть, простить, понять…
Кроме дочери, никто меня не поддерживал. Со мной творился кошмар. Хотелось проснуться, как от страшного и тяжёлого сна. Забыть, найти замену. Но как было забыть, когда он каждый день был рядом, я разговаривала с ним мысленно, обсуждала все свои домашние и рабочие дела. Мне его совершенно не хватало. И потом, — он реально жил в моей квартире, а вернее его вещи.
Вещей было немного, но они были, казалось, повсюду. В какой бы шкаф я не заглядывала, везде рубашки, брюки, трусы, носки, платки, шапки, сандалии…. Сандалии стояли сначала у входа, где обычно находится вся наша обувь, которую мы носим в настоящий момент. Думала, приедет он внезапно, а его туфли дома, будто и он здесь и никуда не уезжал…
Лето прошло, закончилась весна, наступила зима, — приходящие к нам люди спрашивали: «Что это вы, мужчину завели? Или: Лето заблудилось, и к вам дорогу позабыло?» Пришлось всё упаковать в один большой мешок, засунуть, как казалось, подальше, но натыкалась всякий раз по надобности и без неё. Воспоминания накрывали с головой, слёзы хлестали, не думая обо мне. Что делать? Выбросить? Не могла! Хоть тело его и не издавало особенного запаха, да и постирала я их перед тем, как убрать, а всё равно перед носом витал этот тонкий мужской запах. И чувствовала я его постоянно. Мне казалось, что я тихо и медленно схожу с ума. В очередной выходной я решила пойти в храм, исповедалась и рассказала о вещах
 священнику, он предложил принести их к нему, а о хозяине обещал молиться так же, как и о моей душе. «Видно, он добрый человек, раз вы так печётесь о его вещах!» — молвил и обещал найти достойного нового хозяина. Мне стало легче…
— А мне вот легче без неё не становилось!
— Так дочь помогла вам? Каким же образом?
— Мы условились с ней не терять связи, и как только я буду готов, сообщу о своём плане свидания!
Я приехал в тот город, но на глаза любимой женщине показался не сразу. Купил в «Долине бедных» , так называли местные жители район застроек для жилья состоятельных людей, домик. На первом этаже был хороший гараж, где в одной его половине я всё устроил по своему вкусу, а в другой получилась неплохая мастерская. На втором была библиотека, тренажёрный зал, кабинет, спальни, кухня, гостиная — всё, как она когда-то хотела. А розами, которые вам уже знакомы, попросил оформить двор уже специалистов, потому как сам в этом деле был совершенно невежественным. Думал, что никогда не придётся так близко общаться с землёй, моя большая часть жизни прошла в кабинетах с людьми…Баню, конечно, выстроил, но уже позже, вместе с ней.
— И что, за время, которое ушло на благоустройство, вы её даже не видели ни разу?
— Отчего же, всякий раз, когда хотел, приходил к её дому. Но никогда не поднимался к двери. Не имел права!
— Так как же случилось, что вы теперь вместе?
— Мы всегда были вместе! А встретились, конечно, не без помощи дочери!
— Пойду посмотрю, ждёт ли нас ещё рыбалка! — и подал мне ту самую тетрадочку. Бывало в детстве, когда задавали решить задачу, я сразу заглядывал в ответ, а потом всё как-то само собой решалось. Так и в этот раз. Я открыл последнюю страницу тетрадки и жадно читал выведенные её красивым, правильным, уже неторопливым почерком, видимо, сто раз приглаженные её рукой линии страницы, ровные, даже не смеющие более прыгать и рваться от ненависти, столько было здесь желания: моего — узнать, и её — жить!!!
На работе предлагали от профкома земельные участки под строительство собственных коттеджей, конечно, под большие проценты. Но природу не обманешь, — хотелось жить в своём доме, как дед, ходить по своей земле, оставить этот клочок своим внукам. И я соблазнилась, даже ездила посмотреть, даже выбрала место. По соседству был красивучий оригинальный домик. Ворота первого этажа были открыты, и голос, доносившийся оттуда показался даже знакомым, хотелось зайти, пообщаться с хозяевами, но таксист торопил, говорил о лимите времени, о стоимости поездки.
Опьянённая напрасною мечтой, отрезвев дома, поняла, что одной мне не потянуть с моим доходом такую стройку, и отказалась. Но постоянно при случае грезила, дочери всю голову забила. А она всё успокаивала и говорила: «Мужика бы тебе, мам, хозяйственного. Вот тогда и дом можно строить!» А месяца так через два говорит: «У Ксюхи, ну помнишь, что перешла к нам в десятом из соседней школы, — Днюха, поедем вместе, она приглашала. Там будут все наши, — хотели тебя видеть. У них там такие розы! Загляденье!»
— Да неудобно как-то без подарка!
— Об этом я сама позабочусь, не переживай!
— А чем я рискую, в отпуске всё равно! А в компании молодёжи всегда мне приятно, я там не чувствую себя чужой!
Намарафетились, по дороге купили торт «Наполеон». Всю дорогу радовалась, что удалось именно этот торт купить, а потом вспоминала, как ещё в вузе преподаватель по языкознанию всякие всячины советовал учить. По этому поводу всплыло само собой: Наполеон — на поле он. Кто он? Почему на поле? И почему именно о ком — то «О НЁМ» намекала память?
Приехали, а во дворе тишина. Как-то не по себе стало. Мне не нравится приходить в гости раньше всех, хотя и опаздывать не люблю. Что за шутки, — подумала я. Но удивляло приятно то, что домик-то был тот самый, который мне очень даже глянулся во время моего визита при осмотре желаемого участка для несостоявшейся покупки. Однако, живут же люди, а вроде бы простые труженики. Я ахнула: — Вот этот дом, доча!
— Что значит, этот?
— Ну помнишь, я же тебе рассказывала!
— Да?! Ну, значит, можешь быть уверена на сто процентов, что Бог есть, и ты молилась ему не напрасно!
Дочь, пройдя ближе к крыльцу, закричала во всё горло: «Подарок прибыл! Кто тут только что родился?!»
А я стояла вся , как сюрприз, и ждала увидеть Ксюху, а ,может, Диму, а ,может, Алёну…Не знала, что я сама являюсь подарком и получаю свой подарок одновременно. Он вышел на крыльцо в белом костюме и с букетом белых роз. Я едва не упала в обморок: «Ты?!»
Однажды, находясь в служебной командировке, мы с коллегами добирались до места ночлега после рабочего дня, и по пути нас застал ливенный дождь. Он был такой сильный, что через небольшой промежуток времени колёса проезжающих авто полностью скрылись в воду. Мы поснимали обувь и бежали босиком. Промокли до нитки, нижнее бельё будто отсутствовало, но никого это не смущало. Все были бессильны перед этой стихией. Ручьи стекали с нас. Кто-то смеялся над другими, что потекла тушь, и лицо разукрасилось так интересно, будто это и не лицо вовсе, кто-то плакал, боясь облысеть, так как дожди в последнее время стали идти не очищающие, а кислотные. Вспомнилась фраза: Не забудь надеть маску: на улице нынче очень искренне! Оттого изменить состояния уже никто и не мог, да и не пытался. Подобное происходило со мной и в данный момент.
— Как здорово, что ты пришла, а то мне одному даже шторы не повесить. Составишь компанию на всю оставшуюся жизнь? И обнял меня, не дожидаясь ответа.
Был август. Мой любимый август….
— У тебя же в июне День рождения! И при чём здесь Ксюха, — уже обращаясь к дочери, спросила я.
— Ну поздравляю вас обоих с новым рождением! Уж не расставайтесь больше!
— Да вы заговорщики, оказывается!- рассмеялась я.
Мы смеялись и плакали уже все вместе, одновременно. Глотки земной любви обрушились потоками. Именно так исцеляются от всех болезней. Хотелось снова жить! Не завтра, а сейчас! Так мы стояли, не решаясь оторваться друг от друга.
— Ну неплохо вы устроились! А чай пить будем? А то торт уже заждался!- напомнила о земном стоявшая рядом дочь.
На этом записи прекращались. Я выдохнул облегчённо.
Возвращались с базы мы с «мелочью», которая годится только для таранки.
— Ничего, мы такую тоже уважаем! — радовался Виктор.
— Нет, ну а что же вы делали на Байкале?
— Дарю вам эту тетрадь, читайте внимательно и не забывайте заглядывать между строк. Я держал её в руках и думал о том, что не все линии в ней были прямыми. Но именно они, большие препятствия на пути к прямым, могут оказаться подарком судьбы. Не надо бояться трудностей!
Каждое лето я гостил у моих приятелей, там же и нашёл свою судьбу. Как-то раз приходила коллега Ланы за розами на свадьбу своей дочери. Увидев меня, пригласила приходить повеселиться, а то с родственниками со стороны невесты был определённый недобор. Я не отказался, так как эта Елена, как выяснилось позже, была Прекрасной!
С подарком для молодых мудрить не пришлось: единогласно решили положить в конвертик деньги. Так, приняв парадный вид, мы втроём отправились «зажигать». Жених был кавказской национальности, поэтому большую часть гостей составляли его родственники. Очень весёлая, своеобразная была свадьба. Но я, как и все нормальные русские люди, первый час пребывания в ресторане дико мучился: когда же мы вручим свой подарок по назначению. Спрашивал, у кого только можно. Не выдержав приступа своей совести, подошёл к отцу жениха и спросил напрямую: можно ли подарить подарок молодым и когда это лучше сделать? Он же, обняв меня дружелюбно сказал, что раз я пришёл к ним разделить радость, значит, это уже подарок, и о большем просто мечтать невозможно! Я был обескуражен! Как же так? Не по-нашенски как-то! Ну и нравы! Хотя некий своеобразный порядок в этом есть. Вот почему, например, те, кто пришёл на флюрографию, не может сделать это сразу? Нужно занять с раннего утра очередь, чтобы взять талон с номером, потом выстоять «живую» очередь, чтобы пройти эту злосчастную процедуру, а потом ещё очередь, чтобы получить результат. Оказывается, во всём есть смысл. Значит, так надо! Надо, чтобы данные были обработаны, а на это уходит время, надо, чтобы аппарат рентгенологический работал определённое количество времени, не больше и не меньше. У всего на свете есть закономерности. Так, думая о медицине, я размышлял о людях.
Потом, по дороге домой мы всё делились впечатлениями, говорили о радушии устроителей праздника, о том, что мама невесты теперь осталась одна. Оказалось, что мужа у неё не было. Упускать такой шанс я не собирался. Не стоило откладывать на завтра то, что можно было сделать сегодня. Она же в свою очередь не отказалась стать моей женой. «Вот так, думал я, — кто-то большую часть жизни проводит в поисках своего счастья, а я нашёл его без труда, наверное, придётся потрудиться, чтобы его сохранить».
Мы с ней уехали в Москву, но каждый год приезжали к моим дорогим и любимым.
Бирюзовую тетрадку в линеечку храню до сих пор. Думаю отдать знакомому издателю. Может, получится интересная книга, которая поможет каждому, кто возьмёт её в руки, не переставать верить и любить…
Пару раз я ещё ездил к другу на Север, там и познакомился с дочерью Виктора, к которой он с Ланой и приезжал тогда, во время нашей встречи на Байкале.
Удивительным было это место — узкий голубой полумесяц, самое глубокое и чистое озеро. Вопрос о его возрасте, как и всех влюблённых, оставляю открытым. Но мистическую энергию, что отдаёт священное озеро каждому, кто приходит на его берег, видимо, успел вдохнуть и я. И живёт она теперь не только в заветной тетради, но и в сердцах всех, кто держал её в руках.

Конец!

События, описанные в произведении, реальны, некоторые имена в целях конспирации изменены!