МАТРЕНИН КАПРИЗ?

Бабка Матрена сошла с ума. Правда, этого никто в деревне не заметил, кроме ее мужа — деда Матвея. Да и тот, чертыхаясь и кряхтя, третью неделю «колдовал» возле жены, исцеляя уговорами. Вот и сегодня, она мыла окна, стоя на табуретке, а дед стоял рядом, придерживая супружницу за талию, и поглаживая упругие бедра, пытался урезонить.

– Опомнись! Мотря! Ну, что тебе взбрело под старость лет? Неужто не поймешь, не на село, на весь район посмешищем себя выставляешь? Как мы людям в глаза смотреть-то будем, а детям каково, внукам!! Мое своё отжили, а на них, что малые, что старые пальцем тыкать будут.

– Отстань, сказано венчаться, стало быть — венчаться и не перечь. А лапища, с живота убери, а то, как ухожу сейчас мокрой тряпкой. Сам подумай, черт старый, кому ты там нужен на небе, кому? Кто тебе стакан дождя подаст, беспутному? Что думаешь, твои шалавы бывшие расстараются, да они уж давным-давно на сковородках корчатся или демонов ублажают.

– Нет, ты точно умом подвинулась старуха, мало тебе, что мы расписаны, бумагу с печатью имеем, мало тебе, что  полвека вместе прожили, таперича в церковь захотелось под венец.

– Не полвека, а всего сорок три года с двумя месяцами. Ты лучше вспомни, где нас с тобой  записывали? В сельсовете! А таперича, что в этом здании, после перестройки — рынок. Нас кто регистрировал? Верка — проныра. Три раза замуж выходила. Три! А детей ни от одного. Пустышка, даже Богом наказана. А когда из сельсовета ее турнули, так она при магазине до пенсии и ошивалась. А ежели, по совести рассуждать, то выходит, что, мы с тобой на базаре продавщицей расписаны. Вот так-то. И не ворчи, напрасно и руки убери с живота. В грехе мы прожили Матвеюшка, не по — божески, невенчанными. А коли так, то выходит, что не встретимся мы на том свете, потому как чужие мы, Матвеюшка, меж собой, для Бога чужие.

– Это мы то? Детей вырастили, внуков подняли, три железных кровати за жизнь изломали и все чужие? Перекрестись, Мотрюшка, по-твоему, у Всевышнего нет ни глаз, ни головы?

–Это, как посмотреть, одно дело подыматься к нему венчанным, а другое записанным. Для него советские бумаги не указ.

– Матрёнушка, так мы что ли коммунизьму утверждали, али мы отменяли. Мы люди маленькие, да совестливые, как велено, так и жили. Приказывали по-советскому жениться, женились по-советскому. Сейчас затеяли перестройку, стало быть, скоро разберутся, что к чему, и если повелят жить по-божески, так всем скопом, с молодыми вместо посохов, и помаршируем, кто в церкву, а кто в мечеть, дай срок, все на свои места станет.

– Матвей, ты, что три века себе отмерил, пенек трухлявый! Ну, сколько можно говорить, чтоб лапищи с живота убрал, я ж тебе не каленая! Оглянись, бестолочь, не сегодня-завтра нас с тобой вынесут вперед ногами, а он ждать результатов недостройки собирается. Наши кресты над могилами сгниют, пока эти дерьмократы что нибудь путнее для народа сотворят. Каждый о себе думает, о себе!

– Мотря, все, хватит браниться, сказал не пойду под венец, стало быть, не пойду, хоша ружьем гони — не поможет.

Матрена промолчала, опираясь на деда, спустилась с табуретки и захлопнула окно.

– Матвей, не хочешь, не ходи, я так понимаю, ежели б тебя Клавка Рогожина или Файка позвала, ты бы хошь в мечеть, хошь в синагогу за ними попрыгал, а на мне, жене родимой, жениться не будешь.

– Мотренька, ну, наворочала, хоть в петлю лезь, да кудыж я от тебя родненькой. И что ты меня этими досвадебными Клавками попрекаешь, сто лет прошло, а ты все никак не забудешь. Мало ли, что по молодости натворишь, от ерундистики все эти Клавки, от глупости. Пока тебя ни встретил…

Матрена открыла второе окно, принесла свежей воды, передвинула табуретку:

– Ну-ка, подсоби, лапошник, помоги забраться, хошь какая-то польза от тебя станется.

Дед Матвей осторожно обнял жену, и легонько подтолкнул к дивану.

– Ты, что ошалел, венчаться не хочешь, а к дивану двигаешь! Невенчанную не трожь! Я тебе, что? Шалава какая? Все, кончилось мое терпение и твое царствиё. Сегодня же к дочерям уезжаю, а потом к старшему, а у младшего то уж почитай года три как не были. Поживешь один, подумаешь, как от живой  половинки  отказываться.

– Мотриночка, ну, ты уж в крайности не кидайся, может, я еще передумаю, вот немного отдохнем ото всех разговоров, и можно заново посовещаться.

Так, подталкивая, жену к дивану, прошептал дед Матвей. Но Матрена была непреклонна. Хотя ответила, игриво покачивая плечиками.

– Матвейка, сколько раз отдыхали, да совещались, а что толку? Знаю твои приблуды. Один час со мною в церкви постоять не хочешь, а на диван заришься. Все, хватит, уговоры кончились, сейчас окно домою и к дочерям, а ты лапища убери, не твое, не тискай. И на дверь оглянись  – открыта. Ненароком кто…

В это время в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошла соседка, тоже пенсионерка, бывшая учительница Евдокия Михайловна.

Дед Матвей усмехнулся.

– Вот еще одна невенчанная. Ты Николеньку своего, еще не соблазнила на церкву, на венчание?

– Чего? Это еще зачем?

–  Ну, как же, повенчанные влюбленные и после смерти встречаются на небесах и живут вечно счастливо.

– О, господи! Помилуй!

Евдокия Михайловна торопливо перекрестилась несколько раз.

– Мой, здесь на земле осточертел похлеще горькой редьки, не знаю, как избавиться от прощелыги, а ты хочешь, чтоб  и на небесах со своей пьяной ряхой маячил. Я, что, белены объелась? Это как же нужно мужа выходки терпеть, что б вместе жизнь прожить, а к старости  и повенчаться, когда  друг на друга смотреть уже тошно. Да таких баб ни в природе, ни в огороде! Человеческая любовь на год рассчитана, ну может на пять.

– А дальше как?

– Да кто ради детей живет, кто по привычке, или разбегаются. А на всю жизнь, да еще с ним и на небеса! Нет, такого точно не бывает! Мы ж не лебеди святые.  Не по-людски это под старость лет венчаться, нет такой любови среди людей, нету!

– Не по-людски. А как же раньше, повенчался и на века. Любовь, не любовь,-  усмехнулся Матвей, изумлённо поглядывая на Мотрю.

–  Не ухмыляйся, Матвей, пойми,  сегодня уникальное время, когда впервые человеку предоставлена возможность вначале пожить, причем законно, узнать друг друга, а уж потом решать, любящие или случайные попутчики. Ну ладно, что-то я расфилософствовалась, мне болтать некогда, гостей полон дом. Мотря, подкинь чуток до пенсии, а то поистратились мы с Николенькой…

На следующее утро дед Матвей поехал в город, в церковь, договариваться о дне венчания.