Холодно. Мороз давит так, что все вокруг трещит. Деревянные домики, притаившись за высокими заборами из горбыля, скукожились и вжались в землю. Спасаясь от лютого холода, они беспрерывно пыхтят печными трубами. Плотный белый дым столбами устремляется к небу, с усилием пробивая заиндевевший воздух. Тихо. Безветренно. Все застыло вокруг. Изредка, поджав хвост, пробежит по своим собачьим делам какой-нибудь пес. Или громко, на всю улицу, проскрипит снег под ногами прохожего. Лучи далекого холодного солнца красят в бело-розовый цвет клочья тумана…
Сквозь толстый слой льда на оконном стекле едва пробивается серый свет. Время к обеду. На кухонном столе записка от мамы: «Закрой трубу». Я проспала все на свете – у меня каникулы. Угли в печке давно прогорели, и теперь через дымоход в небо уходит не дым, а последнее тепло.
Натягиваю толстый свитер, шерстяные носки. Свесив ноги, долго сижу на диване и, прищурив глаза, рассматриваю сквозь ресницы мерцающую цветными огоньками новогоднюю ёлку. Красные и желтые блики скачут то по блестящей мишуре, то по прядям стекающего с ее макушки «дождика», то по слегка потертым елочным игрушкам. Коты в сапогах, красные шапочки, белые и коричневые медведи, зайчики, белочки висят вперемежку с подвешенными за ниточки шоколадными Кара-Кумами, Вася-Васильками, Черемушками, мандаринами, привинченными к пахучим веткам медными проволочками. Педантично тикают часы на стене.
– Утуе кун! – радостно сообщает радио. – Ылыыр Кола Бельды.
– «Эге-еэй!!!» – задорно поет Кола. – «Самолет – хорошо, пароход – хорошо, а олени – лучше!».
Невообразимо хочется солнца. Я не видела его уже несколько дней – на улице трещит мороз, и меня не выпускают из дома. Да и куда идти? В школе каникулы, подружка Маринка живет в другом конце города… Взрослые на работе, а дети – такие же как и я узники.
– Аллё, – стучу я по рычажкам телефона, – аллё…. Девушка, вы меня слышите?
– Слышу я тебя, слышу, – досадует телефонная трубка. – Куда опять звонить будешь?
–Соедините с один двадцать два?
– Занято. С один двадцать два болтает твоя Маринка.
Я кладу трубку. Чем заняться?
Обручальное кольцо-о-о,
Не простое украше-енье, – крутит якутское радио.
Я слушаю и плавлю толстый лед на окне пальцем. Он тает медленно, палец мерзнет. Конечно, пойди-ка попробуй растопи пальцем ледяной панцирь. Но есть одно средство… Пока взрослые на работе, я могу им воспользоваться. Это соль.
Я кидаю щепотку за щепоткой на лед – он шипит, трещит и тает, тонкими ломаными струйками стекая вниз. Мама не позволяет делать этого, она говорит, что из-за соли стекло может лопнуть. А я точно знаю, что не лопнет. Ведь я всегда так делаю – уже не первый год.
Вот он, долгожданный просвет! Приходится неудобно наклониться, чтобы увидеть улицу сквозь маленький пяточек стекла. «В следующий раз надо будет кидать соль в другое место – чтобы было удобно смотреть». На улице пустынно. Через дорогу напротив нашего дома пыхтит печкой соседская избушка. Сквозь толстую ледяную корку в её окнах виден свет от электрической лампочки. Смеркается, скоро четыре часа.
Дома ощутимо похолодало. Кошка спасается от холода сном – свернулась плотным кольцом на пуховой шали.
Надо растапливать печь. Если мама придет с работы и увидит дома признаки обледенения – мне грозит большая взбучка. Стараюсь набрать как можно больше дров в охапку – очень не хочется бежать в дровяник второй раз, хоть по опыту знаю, что одним заходом не обойтись. Тяжелые сосновые поленья валятся вниз, больно ударяясь о мои ноги…
Теперь самое сложное: нащипать лучинок. Папа делает это быстро, у него лучины выходят тонкие и длинные. У меня – короткие и корявые. Но я придумала метод. Беру отцовский охотничий нож и ставлю поперек полена. Потом аккуратно стучу по нему колуном. Лучинки получаются длинные, но толстые. Это даже не лучины, а тонкие поленья. Ничего – если напихать под них побольше газет, то обязательно разгорятся!
Навозившись с печкой, замечаю, что на улице уже совсем темно.
Весело трещат поленья, играя красными бликами в сумраке кухни. Часы показывают пять вечера – скоро вернутся с работы родители.
***
«Говорит радиостанция «Юность». Московское время двадцать три часа. В эфире радиоспектакль « Обыкновенное чудо». В ролях: Адеев – Олег Табаков, Анна Павловна (его мать) – Галина Соколова, Поспелов – Андрей Мягков…»
Я слушаю голоса актеров не вникая в смысл пьесы. Зарывшись по самые глаза в пуховое одеяло, я мечтаю. Мечтаю о Москве, в которой живут певцы и артисты. О румынских сапогах на каблуке, которые позавчера привезли в магазин и в которых у нас зимой никто не ходит. Я знаю, что когда-нибудь уеду из этого лесного края. Буду ездить на трамвае, жить в благоустроенной квартире с центральным отоплением, покупать на обед бутылку кефира с булочкой (я видела, как это делает героиня в фильме) и никогда…никогда!..не вернусь сюда. И обрубив все ниточки своей памяти, даже не вспомню дом, в котором прошло мое детство…
