Интервью
Римма АРТЕМЬЕВА, Казахстан, г.Алматы
НИКОЛАЙ АНАСТАСЬЕВ —
ОТ ФОЛКНЕРА К АУЭЗОВУ
В Москве, в известной серии «Жизнь Замечательных Людей» готовится к публикации книга о Мухтаре Омархановиче Ауэзове. Ее автор Николай Аркадьевич Анастасьев — российский писатель, критик, литературовед, доктор филологических наук, профессор МГУ, главный редактор издательства «Культура». Так случилось, что моя встреча с этим необычайно интересным и обаятельным человеком состоялась именно в день рождения Мухтара Ауэзова . В этот свой приезд в Алматы Николай Аркадьевич познакомил казахстанцев с рукописью книги о жизненном пути выдающегося казахского писателя, ученого, основоположника абаеведения, автора исследований по теории казахской и киргизской литературы и фольклора М.О.Ауэзова. И, конечно же, личность самого автора вызвала не меньший интерес, чем и его взгляд на творческую судьбу нашего великого соотечественника.
Р.А — Николай Аркадьевич, Вами написано множество книг, более 20 монографий, свыше 1000 статей, среди которых на особом месте творчество В.Набокова, Э. Хемингуэя, какие еще у Вас есть пристрастия в русской и мировой литературе?
Н.А. — Специально только о русской литературе я никогда не писал, если не считать рецензии и статьи. А так – главный мой герой – Фолкнер, о котором, как и о Набокове, я написал две книги и еще бесчисленное количество статей. Много написано мной о западно-европейских писателях. Но с середины 80-х годов меня перестали интересовать замкнутые явления и явления, замкнутые в форме. Привлекательными стали крупные фигуры в их диалоге со всей мировой литературной «community» (англ.) – «общиной» так сказать. Поэтому Фолкнер интересует меня не просто, как писатель, а, например, в параллели с Шолоховым, или Хемингуэй и русская или советская проза. Правда, недавно я написал книгу «Американцы», которая в какой-то степени подводит итог моим многолетним занятиям американской литературой, и где через линзы литературы я смотрю на американскую культуру, духовность, американскую цивилизацию. Мне самому было важно понять и по мере возможности рассказать об Америке, тем более что сегодня о ней существует масса мифов, которые прочно укоренились в сознании людей.
Р.А.- Вы часто бывали в Америке?
Н.А. — Да. Начиная с 70-х годов, я постоянно бываю в Америке. Я жил и работал там.
Р.А. — Как случилось, что Ваше внимание привлекла казахская литература?
Н.А. — Может показаться странным обращение немолодого человека вроде меня, который всю жизнь занимался литературой Запада, к совершенно иному культурному ареалу на Восток. Год назад у меня тоже в серии «ЖЗЛ» вышла книга о части жизненного пути Абдижамила Нурпеисова. Как мне кажется, живого носителя традиций Мухтара Ауэзова. Тогда же возникла идея создания тома и о М.Ауэзове. Эта серия налагает определенные жанровые обязательства. Беллетризованное жизнеописание, к чему я заведомо, в силу характера и формы работы, сложившейся за годы, не склонен. Я же просто пытался соединить биографию человека с биографией художника, т.е. биографию его книг. В конце концов, писатель интересен книгами, поэтому в моих публикациях не мало элементов того, что скучно называется литературоведением, разбором и т.д. Я прекрасно понимаю что, обратившись к казахстанской литературе, сильно рискую. «Западник» по образованию, склонностям, опыту, интересам, языковой среде: английский, немецкий, французский, тогда, как казахского языка я не знаю, казахский фольклор — очень поверхностно. Поэтому мои высказывания о связях Нурпеисова, а теперь и Ауэзова с традициями, которые возникли здесь, на Востоке носят поверхностный характер. С другой стороны, у меня, как мне кажется, есть некоторые преимущества в моем опыте, есть возможность, как говорится, правильно «расставить зеркала» и посмотреть на творчество Мухтара Ауэзова при свете тех явлений и традиций, которые возникли на западе в Х1Х, ХХ веках. Ибо, по моему глубокому убеждению, последние его романы в полной мере адекватно нельзя воспринять только в кругу его собственных произведений или в мощном свете поэзии Абая, или других великих, восточных художников, которые осознанно или стихийно оказали воздействие на его художественное становление. Мне кажется, Ауэзова в полной мере можно понять, только читая его книги, эпопеи, беллетристику 20-х годов (еще до конца не прочтенную и в полной мере недооцененную), его драматургию только при свете Шекспира, Бальзака, Толстого, Тургенева и далее писателей 20-хгодов. Уникальность его эпопеи «Абай» состоит в том, что в ней странным, причудливым, чрезвычайно увлекательным для литературоведа образом, объединились классические традиции мировой литературы Х1Х века, с совершенно новым художественным языком Пруста, то, что ближе к Востоку, Джойса, Фолкнера, в меньшей степени Хемингуэя, Т. Манна, латиноамериканских писателей, во главе с Г.Маркесом.
Р.А. — Если бы такую книгу Вы задумали написать в советское время, получилось ли бы достоверно?
Н.А. — Конечно же, нет. В советскую эпоху любое высказывание о художнике было сковано некой идеологической догмой. Если бы я, или кто-то другой, стал писать о М.Ауэзове до 1985 года, это была бы совершенно другая книга. Не по качеству, я совершенно не склонен преувеличивать достоинства того, что я написал. Не по жанру – жанры могут быть разные, а просто по честности взгляда на труднейшую жизненную дорогу. В любом случае биография была бы искажена. Никто бы не рассказал о том, что он 2 года сидел в тюрьме, что его орденоносца, лауреата, за исключением 3-4 последних лет жизни, преследовали за какие-то мифические националистические пристрастия. Ведь у Мухтара Омархановича есть автобиография, написанная им самим, но там нет даже намека на эти факты. Сейчас об этом, при первой же возможности, должно было сказать. И я попытался честно, не по идеологическим, а по творческим соображениям, рассказать о том, какую тяжелую жизнь прожил этот человек. В какой-то степени она является моделью жизни вообще советского писателя.
Р.А. — Кто Вам помогал в работе над книгой?
Н.А.- В первую очередь, конечно же, Национальная библиотека РК и непосредственно Мурат Мухтарович Ауэзов – сын писателя, крупнейший культуролог, и замечательный человек. Огромную организационную поддержку оказал музей Мухтара Ауэзова. А в прошлом году была организована моя поездка в родные места писателя в Семипалатинскую область. Мне удалось побывать музейном комплексе Абая –Ауэзова.
Р.А. — Были ли у Вас какие-то трудности в работе над рукописью?
Н.А. — Ну, наверное, исключительно профессионального характера. Они связаны с тем, что я, крайне поверхностно знаю восточную традицию. Ту, с которой вырос Мухтар Ауэзов. И мое незнание казахского языка. А переводы Ауэзова на русский язык – крайне неудовлетворительны. Я вынужден об этом сказать, потому что, читая их, я чувствовал, что это очень далеко от оригинала. Это какой-то «канцелярский», «жестяной», не гибкий язык. По этим переводам трудно понять какой это крупный, великий писатель, выдающийся художник. В это можно только поверить, потому что по масштабу, по захвату – это гигант. Но, ведь, литература – это все-таки язык. Поэтому, пользуясь, случаем, еще раз со всей определенностью (что делал уже не раз) хочу сказать, что просто необходим новый перевод «Пути Абая» на русский язык, который требует больших творческих усилий. Конечно, необходимы и существенные финансовые инвестиции. И, думаю, это задача государственная.
Р.А. — А было ли что-то необычное или неожиданное в процессе работы?
Н.А. — Скорее, удивление поворотами судьбы. Когда я работал над рукописью о М..О.Ауэзове, то воспользовался и материалами Главного Театрального Музея России им. А.А. Бахрушина. Заодно мне захотелось вновь просмотреть архив моего отца – в советское время ведущего театрального критика Союза. И хотя я сам когда-то сдавал в музей эти документы, прошло уже более 25 лет и что-то, безусловно, забылось. Отец много ездил по прежде огромной стране, часто бывал и на премьерах в Алма-Ате. И вдруг я обнаружил среди его изданий записи о просмотре в театре драмы им. М.Ауэзова спектакля по произведению М.Ауэзова. Возникло какое-то непередаваемое ощущение семейной близости, причастности к этому человеку.
Р.А.- Каково Ваше мнение о современной казахстанской литературе?
Н.А.- К сожалению, современная казахстанская литература мне совершенно не известна. И все мои вопросы о современном литературном процессе в Казахстане наталкиваются на невнятное пожимание плечами. Это, честно говоря, меня совсем не удивляет, ибо свидетельствует о том, что казахстанская литература тоже вписана в мировую ситуацию: западно-европейскую, латино-американскую, русскую. Она также пребывает в состоянии «неопределенности промежутка», если вспомнить знаменитое тыняновское определение перехода. Потому что, как мне кажется (на Западе это происходит осознанно четко, в России с неохотой, с трудом начинает осознаваться и в дальнейшем, думаю, этот процесс будет более стремительным) приходит понимание исчерпанности того направления, которое назвало себя «постмодернизмом», и которое выступило под знаменами полной свободы, полного плюрализма в эстетической области. А на самом деле обернулось такой тоталитарной художественной идеологией. При ощущении исчерпанности этой стратегии, и возможно возврата к чему-то тому, что уже было, даже не к модернизму, давшему великие образцы искусства в ХХ веке, а к тому, что ему предшествовало. Вот эта неопределенность и характеризует сегодня состояние мировой литературы.
Опубликовано: в еженедельнике
«Столичная жизнь» (Казахстан) №43, 2005г.
Справка:
Сын одного из ведущих советских театральных критиков и профессора филологии МГУ- Николай Аркадьевич Анастасьев, окончив филологический факультет МГУ, два года занимался журналистикой. Потом поступил в аспирантуру Института Мировой Литературы, где впервые познакомился с Муратом Мухтаровичем Ауэзовым. Тогда их знакомство не было особенно близким. М.Ауэзов поступал в аспирантуру, когда Н.Анастасьев ее оканчивал. Защитив диссертацию, Николай Аркадьевич около 20 лет проработал в замечательном, в те времена, журнале «Вопросы литературы», позже несколько лет возглавлял журнал «Иностранная литература», совмещая, и по сей день, всю свою деятельность с преподаванием в МГУ. Автор множества книг, монографий, статей.
.
