Запрет, живший с детства: не соваться в чужие бумаги. Но в музее все по-другому, экспонаты становятся теплыми и живыми, если к ним прикоснуться. Картины, как книги, на стеллажах. Валя улыбается ее восторгу — она работает здесь уже 3 года и глаза бы ее на все это не смотрели.Проснувшись сегодня, подумал словами поэта: «Скоро осень проснется и заплачет спросонья…»Приходит Валя и обстоятельно рассказывает про какую-то тетю Симу, подружку своей бабушки. Читать и одновременно слушать ее невозможно.На последней странице: «Рисовала Л. Полстовалова».
-Ты сиди, я схожу на обед к бабушке.
Валя художница. Яна тоже рисует. Изредка. Слишком уж изматывающее занятие.
— Ты дашь мне домой почитать?
Валя мнется, Яна понимает всю несуразность просьбы и настаивает еще азартней.
— Давай после Нового Года. Я тебе еще ее работы покажу.
Огромная папка, каждый лист в отдельном конверте. Макеты книг, наброски по фотографиям. Мелкие, точные рисунки. Вале не нравится: слишком академично.
— Она что, книги иллюстрировала?
— Да, в каком-то сведловском издательстве.
— Так она не в Сарапуле живет?
— Нет. Она умерла в 93м.
Между листами пророчества Глобы за 1991 год.
— А это ее сестра, тетя Сима.
Акварель, молодая женщина на фоне реки.
-Тетя Сима?
— Я только что про нее говорила. Она и передала все это в музей.
Какая-то старуха, у которой нет никого из близких. Сим-Сим из гнединских писем. И этот портрет перед Яной. Они живут и ничего не знают друг о друге. Как лица игральных карт, смотрят в разные стороны, разделенные чертой зеркал.
До после-нового-года она бы сто раз прочитала эти письма и забыла про них.
«Аленький цветочек». У Яны в детстве была такая же. Не может быть. Или? Даты сходятся: 72й. Старшей сестре было 4 года, предки жили тогда в Свердловске и покупали ей, а потом все досталось Яне. Она смотрит на рисунки — только что видела их в черновых эскизах — и пытается вспомнить все эти тонкие книжки, истрепанные, сшитые отцом в один толстый том, — неужели именно из этих иллюстраций, скупых, неярких, расцветали — волшебно и страшно — грезы.
— Почему посторонние в фонде! Немедленно выйдите!
Кто-то из сотрудниц застал Яну на месте преступления.
— И из зала выйдите! Где Валя!!!
Появляется Валя, улыбаясь.
Музей вообще сегодня закрыт, меняют экспозицию.
— Посмотреть хочешь?
Но Яна уже перебрала музейной пыли.
Экспозицию меняют к новому веку, а ей не верится, что тысячелетие кончается. Как будто предала столетие, в котором появилась на свет. От него все устали и спешат отвернуться, а он — великолепный мой век, сквозь завесу звезд, когда сядешь писать воспоминания, улыбнись ей, она твоя дочь, не обижайся на ее щенячьи неудачи — Яна теперь совсем взрослая, ты не окутаешь ее своим теплом, не защитишь — и медвежья шкура спадает с плеч Чудища. Как связать Милю и ту волшебницу, что лишь очертила силуэты снов, щедро предоставив ребенку заполнить их самому?
Яна просит у директора музея официального разрешения поработать в фондах:
— А то Вале влетит за меня, наверное.
— И правильно влетит, — смеется он.- Да, разрешения-то у нас платные.
— Мне на пару дней всего,- хнычет Яна.
— Давай после Рождества, я занят.
После Нового Года выяснилось, что письма и не оформлены в музее, принадлежат лично Вале: — Я как бы наследница Полстоваловой. Я у нее рисовать училась, она все мне передала — краски, этюды. Кому-то надо было оставить.
Она уже давала знакомым почитать эти письма.
— Один,
