***
Чем хуже на сердце,
Тем песни короче.
А может быть слово
Огромное кротче.
А может быть четче
Явление мысли —
Явление жизни,
Но в меньшем объеме.
В растрепанном томе,
На первой странице,
Как цветик в петлице…

***
Мне не видно конца в этом море:
Электрический блеск, шум машин…
Утром город, как раненый взвоет —
Распадется на сотни причин
Поспешать…
Словно сеть на асфальте
Разбежавшихся трещин-морщин,
Разложение плоти в пространстве
На молекулы женщин, мужчин…
Там — жужжанье мушиного роя
И мышиная, в общем, возня.
Призрак Гамельнского крысолова
Промелькнув, чуть заденет меня.
Он реальность, и он постоянство,
Он единственный — целен и тверд.
Только как бы одной не остаться,
Когда он за собой позовет…
Очень страшно, однажды проснувшись,
Не увидеть распада толпы:
Тишина. Только ветер гуляет,
Заметая морщины-следы
Бывшей жизни на голом асфальте
(Психоделика судного дня).
Призрак Гамельнского крысолова,
Наиграй реквием для меня.
Может, Моцарт с тобой повстречавшись,
Этот странный мотив повторил?
Все ушли он, наверно, остался,
А все думали, что уходил.
Диогенов фонарь погасила —
Проще вслушиваться в толпе,
Как играет на дудочке старой
Крысолов.
И остаться в себе.

Единство и борьба

Жизнь наизнанку,
Нервы на раздачу:
Шестая сигарета,
Не иначе,
За этот час.

На небе тонкий обод Ориона…
Растрата Леннона на шубку Юкки Оно.
Который год, уже, с аукциона
Идет Ван Гог, Лотрек и шляпка леди Ди.
(Цена и ценность спутались, поди).

Смешались мысли,
Нервы наизнанку:
Похоже, у меня
Сорвало планку,
В который раз.

В окне лохматый призрак кипариса.
В ходу теперь примитивизм Матисса.
На пачке диетического риса
Тибетский лама, Будда и Брюс Ли.
(Единство и борьба — куда ни посмотри).

Но не смешно…
И нервы на раздачу.
В дыму табачном
Я, увы, не спрячу
Себя от вас.

Эпохальная песенка

Безликая эпоха
И безъязыкий мир.
Условность новой совести,
Давай поговорим
На языке раскаянья,
Мой новый Вавилон,
Среди многоголосицы
Затасканных имен.
Расслоены, разломлены
И втоптаны в i-net
Герои безусловные,
Которых больше нет,
Твоей тяжелой поступью,
Мой безъязыкий Рим.
О совести законности
Давай поговорим?
На языке причастности,
На языке ЛикБез
В эпоху общей гласности,
В которой личность без —
Доверия, возможностей
И прочих личных благ,
Без общества подобных
Себе — какой пустяк!
А на окне рассыпанный
Стихами силуэт —
Надежда понимания,
Которой больше
нет.

Шагреневая кожа

Нас считывают со страниц —
За слоем слой
И пахнут слезы
Чернилами и целлюлозой,
Ручьем сбегая с книжных лиц.
Но эта боль      всего дороже!
В желании апофеоза —
Морщины стягивают кожу.
На переплеты горькой прозы,
Как правило, идет шагрень.
Но     человеческая кожа
Еще теплее и дороже,
Когда читатель бросит тень
На переплет.    И вот — не спится:
Шуршат под пальцами страницы
И жаждет слово – воплотиться,
Преуменьшая дни творца.
И, с каждым взглядом между строчек,
Читатель от поэта хочет
Еще желаний и огня…
…Морщин все больше,
Меньше сна…
И скоро кожа истончится.
И вот, на титульной странице,
Смеется фото мертвеца…

Он умер,
Но не до конца