Варя торопилась с работы домой, заскочив по дороге в круглосуточный магазин. На работе шли квартальные отчеты – самая жаркая пора простого финансового работника – пришлось задержаться допоздна: сроки поджимали. Варя думала о муже, которому пришлось сегодня забирать их четырехлетнюю дочку Анечку из садика. Наверняка они еще не ели: заставить дочку есть – напрасный труд. Сплошные «не хочу», «не буду». Муж баловал ребенка, потакая всем детским капризам, из-за чего в первую очередь страдал сам, падая в кровать от усталости после проведенного с дочкой один на один выходного дня, когда Варю вызывали сверхурочно поработать.
Она шла и представляла, как придет домой, и все обрадуются: дочка обхватит колени, а муж будет устало улыбаться, стоя в дверном проеме с какой-нибудь новой игрушкой в руках, купленной по пути из садика. А Варя, не смотря на собственную усталость, расцелует обоих и пойдет греть ужин, приготовленный с утра, нарежет салатик из купленных овощей (не без помощи Анечки, конечно). Они поедят все вместе за круглым столиком на кухне, и никого не надо будет уговаривать. А потом Варя уложит дочку спать, рассказывая какую-нибудь старую сказку на новый лад. Кончатся же остатки дня в мягкой и теплой постели в объятиях родного мужа под его тихое посапывание.
Варя посмотрела по сторонам, прежде чем перейти дорогу. По этой дороге мало кто ходил, еще меньше кто ездил, но она всегда была осторожна. Никого не было. Варя спокойно дошла до середины, когда вдруг возникшая ниоткуда машина с визгом сгорающих тормозов снесла ее с проезжего пути. Уже теряя остатки сознания, Варя разглядела лицо озадаченного мужчины.
— Вот тебя угораздило! – незадачливый водитель выругался крепким словцом, — Здесь же никто не ходит.
Он постоял еще немного, обдумывая дальнейшие действия. «Сейчас уедет, оставив умирать на дороге» — подумала Варя сквозь наваливающуюся на мысли тяжесть.
— Жалко, — мужчина наклонился над истекающей кровью девушкой, — Молодая совсем.
Он взял Варю на руки, только сейчас при каждом движении незнакомца она ощутила боль, пульсирующую по всему покалеченному телу. Жизнь стремительно утекала темными струями на грязный асфальт. Мужчина отнес ее в машину, бережно положил на заднее сиденье и вколол что-то в шею. Варя потеряла сознание.
Ближе к полуночи, когда Виктор, не дождавшись жену, уложил дочь спать, позвонили из одной московской больницы и сообщили, что Варвара Николаевна скончалась. Надо было приехать – забрать тело и личные вещи умершей. Мужчина положил трубку и не сразу осознал услышанное, а осознав сел на пол, обхватив колени и заплакал. Виктор просидел у телефона всю ночь, не в силах переварить свалившееся на его плечи горе. Как сказать об этом Анютке, он не знал. И не знал, как сам будет жить дальше. Только теперь, когда жены не стало, он по-настоящему понял, как сильно ее любил.
Варя пришла в себя через какое-то время. Незнакомец вез ее куда-то по ночному шоссе, он все время разговаривал по телефону, препирался с кем-то, что-то доказывал. Девушка не могла разобрать слов. Думать было тяжело, мысли путались, налетая одна на другую, голова гудела, терзавшая Варю боль от сломанных костей и разорвавшихся внутренностей то затихала, то взрывалась с новой силой. Почему-то в голове сидело одно: «не спать». То ли она сама думала об этом, то ли водитель, поминутно отрываясь от телефонного разговора, твердил ей это. Только с этой мыслью Варя продержалась на грани сознания все время, пока незнакомец вез ее. Ей казалось, что едут они ужасно медленно, хотя на самом деле машина мчалась быстрее ветра, распугивая встречные автомобили.
Наконец, машина остановилась. Люди в белых халатах положили Варю на каталку, засуетились вокруг, на ходу делали какие-то уколы, ставили капельницы.
— Больница, здесь мне помогут, — это были последние мысли Вари. Она впала в кому и уже не видела, как ее закатывают внутрь одного государственного учреждения города Москвы. Но это была не больница.
— Ты представляешь, что натворил? – орал «главный врач» на сбившего Варю мужчину, «колдуя» над безжизненным телом.
— Я напишу рапорт. Готов понести наказание.
— Чем ты вообще думал?
— Да там в это время никого не бывает. Понимаете…
— Похоже, это ты не понимаешь! Нельзя на специальном транспорте задействовать дополнительные скорости вне полигона. Только на задании при чрезвычайном случае. Иди и подумай, чем ты в своем рапорте оправдаешь введение иммуна постороннему человеку без предварительного согласования.
— Я сбил ее, она умирала. Это не достаточная причина?
— Это вообще не причина! Теперь придется тратить время и оборудование на сомнительный объект.
— Она выживет, — все еще не терял попытку оправдаться незадачливый водитель.
— Да что ты! Ну, это в корне меняет дело. Ты совсем охренел?! Мы можем тратить такие силы только на сотрудников. Что если она окажется непригодной для работы? Я уже молчу о том, сколько убытков мы понесем, если она умрет! В любом случае все затраты повиснут на тебе.
— Я отработаю, — угрюмо буркнул мужчина.
— Конечно, куда же ты еще денешься! И впредь запомни: работать здесь значит соблюдать интересы государства, а не свои собственные. Думать не входит в твои обязанности, за тебя это делают другие. Поэтому в следующий раз запрашивай разрешение на подобные эксперименты, — «главный врач» развернулся и пошел в операционную, где лежало утыканное проводами и трубками тело Вари.
— А вот хрен Вам, товарищ генерал, — почти неслышно пробурчал вслед уходящему мужчина, — я сам решаю, что мне делать.
«Главный врач» зашел в операционную. Компьютер, следящий за состоянием Вари, каждую минуту выдавал новые показания.
— Похоже, ее состояние стабилизируется? – «главный врач» обратился к сидевшему у компьютера оператору.
— Да, товарищ генерал, состояние приближается к необходимой норме. Будем запускать систему обработки сознания?
— Конечно, нет. Давай ее вылечим и отправим домой, — генерал был зол после недавнего разговора, — Мы же для этого вбухали в нее столько времени и полмиллиона долларов!
— Извините, товарищ генерал, положено запрашивать по форме перед запуском системы, — подполковник лет тридцати был озадачен подобным поведением своего начальника. Редко кому удавалось довести его до такого состояния.
— Ну так и запрашивайте по форме, товарищ подполковник!
Подполковник вскочил со стула, вытянулся струной и, приложив руку к надетой быстрым движением руки фуражке, отрапортовал: «Товарищ генерал, состояние исследуемого объекта приближается к норме. Разрешите по достижении необходимого уровня включить систему установки программы «свободного выбора»?
— Разрешаю, — генерал немного поостыл, — вольно.
Генерал вышел из операционной и наткнулся у дверей на своего заместителя – генерала с забавной фамилией Курочкин.
— Все в порядке? – заместитель был озадачен, грозный голос начальника разлетался эхом по этажу.
— Здесь да, скоро запустим программу.
— В чем тогда проблема?
— Да распустились, блин, обнаглели. Драть их надо, как сидоровых коз.
— Выдерем, — Курочкин улыбнулся, Краков время от времени устраивал разносы своим подопечным, беспокоиться тут было не о чем: повоюет и отойдет.
— Ты считаешь, что это смешно?
— А чем я хуже других? Я тоже распустился, весна все-таки в самом разгаре, — заместитель подмигнул, он всегда умел успокоить своего шефа.
— Я тобой займусь, будь спокоен, — генерал тоже улыбнулся, — А ты займись Якушевым.
— Это Рысью что ли? Да парень молодой, сентиментальный, вот и оплошал.
— Джентльмен хренов! Ты присмотрись к нему получше, он сегодня огрызаться вздумал! Пока не сильно, но чтобы больше таких сбоев не было.
— Огрызаться? – Курочкин посерьезнел, — Тревожный сигнал. Хватит с нас и одного брака. Отправлю его к аналитикам, пусть тестируют. Вообще, Михалыч, программу менять надо.
— Да знаю я. Мои вон работают уже в поте лица. Было бы готово, на этой опробовали бы. А так пришлось по старой схеме обрабатывать. Будет у нас еще одна головная боль. Да к тому же баба.
— Все наладится. Сейчас коньячку у меня жахнем и всех в ежовые рукавицы загребем, — заместитель повел генерала в свой кабинет, — А бабы они, бывает, лучше мужиков справляются.
В операционной компьютер высветил зеленое окно – объект готов к установке программы. Оператор набрал нужный код, ввел подтверждающий пароль и спокойно лег на соседнюю койку. Над входной дверью загорелась красная надпись. До утра его никто не побеспокоит. Заходить, когда идет установка программы, было строго запрещено.
В голову Вари закачивался огромный объем информации. Потом она научится пользоваться всеми заложенными в нее данными и навыками. Попутно программа блокировала память девушки – это было обязательным условием. Новый сотрудник полностью принадлежал государству и обязан был соблюдать только его интересы, воспоминания о прошлом могли только помешать. Варя пролежала без сознания еще несколько дней. Она не знала и не видела, как ее искусственную обезображенную копию забирают родные из морга одной московской больницы, как ее хоронят на кладбище рядом с бабушкой и дедушкой. Как рыдает мать, и стоят с каменными лицами отец и муж. Дочка о том, что мама уехала жить на небо, узнает позже.
Самосознание Вари умирало с каждой новой зеленой галочкой на мониторе компьютера. Через несколько дней в операционной очнется другой человек. Без памяти, без прошлого, без имени.
Часть 1
Птаха сидела в раздевалке тренажерного зала. Тренировка уже закончилась, но она не спешила уходить. Идти было некуда. Она жила уже три года на территории закрытой базы внутренних войск. Здесь для нее был и дом и работа. И вся жизнь ее состояла из этих трех лет. Что было раньше – Птаха не помнила. Она очнулась в реабилитационном центре войск специального назначения, где с ней провели длительное собеседование. Девушке рассказали, что она была бомжем, попала под машину одного из сотрудников учреждения и он принес ее сюда. Ее вылечили и предложили работать на благо Родины за солидное вознаграждение. Нетрудно догадаться, что человек без жилья, семьи, работы, еды, опустившийся на дно жизни, с радостью согласился на такое заманчивое предложение. Единственное условие – полная потеря памяти. Но в таком случае это только плюс, что вспоминать ей, жившей на помойке?
Птахе бы благодарить судьбу за такой шанс, не задумываясь ни о чем. Так она и делала все это время, а потом как будто что-то щелкнуло в ее голове. Девушке стали сниться странные сны: в них она все куда-то бежала, пыталась догнать две размытые серые фигуры – одна высокая и большая и вторая – маленькая. Птаха мчалась за ними, преодолевая непонятно откуда вырастающие из сна препятствия, бесформенные, неожиданно бросающиеся под ноги, но как она ни старалась, не могла достичь своей цели. Иногда кто-то страшный, как сама смерть, гнался за ней, разевая хищную пасть, и ноги подкашивались сами собой от неведомого страха. Никакие навыки и способности не помогали ей догнать неизвестных странников. Они растворялись на горизонте, когда казалось бы осталось совсем чуть-чуть до заветной цели, и Птаха просыпалась в поту с колотящимся сердцем. С этих-то снов она и стала задумываться о своей прошлой жизни, но не находила утешения. Как она ни старалась, не могла вспомнить, кто она. Как ей сказали – бомж, человек без родных, без работы и даже без дома. И хоть повода не верить компетентным органам у девушки не было, она все равно время о времени пыталась вспомнить свое прошлое.
Вот и сейчас Птаха, как прозвали ее за умение без травм прыгать с большой высоты, размышляла о том, кто же эти покрытые забвением люди из ее снов, но жизнь ее началась только с пробуждения в больнице, все остальное было покрыто толстым слоем небытия. Иногда после долгих раздумий, девушку охватывала такая тоска, что хотелось забиться в темный угол и плакать, пока не кончатся слезы. Было гораздо лучше, когда на попытки вспомнить былые годы не хватало времени. Птаха получала особые задания несколько раз в год, обезвредить террористов, убрать лиц, мешающих осуществлению государственных интересов, обезвредить заложенные бомбы, охранять высокопоставленные лица. У девушки был широкий круг обязанностей, но все задания были крайней важности и опасности, на восстановление после их выполнения уходили месяцы. Она погружалась в свою работу с головой, заполняя ею все свободное пространство.
Кроме Птахи в оперативный отряд специального реагирования входили еще три человека. Все парни чуть старше самой девушки. Их отличало лишь то, что кроме кличек, полученных за какие-то особые успехи или привычки, у них были еще и имена. Настоящие полные имена и родные. Бывшие родные, от которых парни отказались, подписав контракт на службу в Федеральном агентстве специального реагирования (ФАСР).
Они относились к работе как к работе и умели от нее отдыхать. Тусили по ночным клубам и ресторанам, проводили выходные где-нибудь на российских или зарубежных курортах. Парни сначала звали с собой и Птаху, но она, бестолково прослонявшись с ними один вечер, поняла, что это не ее и стала отказываться от последующих предложений. Ребята даже снимали себе отдельное жилье (приобретать что-либо в собственность было запрещено), правда появлялись там крайне редко, когда наконец-то уходили в отпуск. Недостатка в деньгах никто не испытывал: у каждого был неограниченный лимит денежных средств на пластиковых карточках. Государство обеспечило их всем – едой, одеждой, транспортом. Агенты могли позволить себе любую машину, но ездили на специально разработанных авто, менявших форму и цвет в зависимости от желания ездока, при этом их машины во много раз превосходили своих гражданских собратьев по всем параметрах и характеристикам; они могли одеваться в лучших модных домах, но их одежда тоже была сделана в подведомственном агентству НИИ и по качеству и свойствам не уступала автомобилям. Агенты могли позволить себе все, но все, что было необходимо – им выдавалось, а остальное было лишним, или запрещенным к обороту в их учреждении. Деньги с карточек тратились на мелкие радости, поэтому существенных убытков не претерпевали, к тому же тратить большие суммы им запрещалось, чтобы не привлекать лишнего внимания.
Им многое запрещалось, но Птаху это не смущало. Не смущало ее и то, что ей единственной из четверых агентов приходится проходить раз в месяц в период восстановления после очередного задания тестирования и беседы с психологом. Парни тоже могли обратиться к специалисту, но по желанию. Ребята шутили, что это все оттого, что она – женщина, а женщины – существа непредсказуемые и могут натворить что-нибудь эдакое, с чем потом придется разбираться им – мужчинам. Тем более, что в последнее время «косяки» за Птахой действительно начали водиться. Если в первое время службы она неукоснительно выполняла поручения, то теперь она все делала по-своему, за что уже не раз получала выговоры. Правы были сослуживцы или нет, девушка не знала, ведь причину постоянного психического контроля ей никто не объяснял. Она и не спрашивала. Сказали : «надо ходить», и она ходила.
И сейчас девушка высиживала в размышлениях оставшееся до очередного похода к психологу время, поглядывая на часы. Стрелка медленно ползла вверх и также неспешно скатывалась вниз, унося с собой неуловимые мгновения жизни. Птаха просидела в раздевалке еще десять минут, практически не меняя своего положения, но вот наконец-то стрелка доползла до намеченного ею времени, она неторопливо поднялась и направилась на второй этаж – именно там обитал Антошка – гений местной психологии.
Антошка уже ждал своего постоянного пациента. Звали его все именно уменьшительно ласкательно, даже суровый Краков, так как парень был словно живым воплощением одноименного мультяшного героя: рыжий- рыжий, конопатый. В детстве его так и дразнили, даже когда он, наконец, вырос, ему не удалось окончательно избавиться от подначек и подколов. Многие намекали, что именно из-за дразнилок в детстве Антошка и стал психологом, чтобы помогать людям избавляться от своих детских комплексов и обид. Сюда он попал совершенно случайно, просто его, как лучшего студента ВУЗа отправили на стажировку в подведомственное ФАСР НИИ, а оттуда он перекочевал прямиком сюда. Он был беззлобным, веселым и общительным, но главное – профессионально подходил к любому общению и умел держать язык за зубами. Антошка – один из тех, с кем Птаха общалась с удовольствием вне его рабочего кабинета. Она мало с кем могла общаться столь же непринужденно и открыто.
— Можно? – девушка заглянула в приоткрытую дверь.
— Конечно! Я тебя уже жду, — Антон лениво потянулся в кресле и улыбнулся, — чуть не уснул.
— Как всегда горишь на работе, — Птаха тоже улыбнулась и без приглашения села напротив психолога, — Почему обедать не пришел? Я от Котькиных анектодов чуть не повесилась!
— А он опять решил испробовать на тебе свое обаяние?! – Антошка улыбнулся еще шире, — У него явно признаки завышенной самооценки и неуемное либидо, надо будет с ним побеседовать на эту тему.
— Так он тебе и дался.
— Да ведь я же непринужденно, в личной беседе, ты же меня знаешь, — Антон протянул девушке тесты, — Ну, рассказывай, что тебя тревожит и мучает последнее время, кроме Котьки, конечно.
— Все как всегда, — Птаха методично расставляла крестики в соответствующих ее ответам квадратиках, — Откуда ты только эти тесты откапываешь? Ведь каждый раз новые.
— Я их сам придумываю, на тебя ведь не напасешься. Иногда старые достаю, начальству все равно, лишь бы отчет был. Так, значит, все в порядке?
— Если начальству все равно, тогда зачем вообще их проходить? Я же говорю – все как всегда – скука сплошная.
— Раньше ты так не считала, — Антон аккуратно замял заданный вопрос.
— Знаешь, когда все время делаешь одно и то же, начинает надоедать.
— Не скажи, у тебя каждый раз новое задание. Покруче и позанятнее. Может тебе в отпуск сходить? Вон ребята раз в год стабильно куда-нибудь ездят, а ты все здесь тухнешь.
— Мне на заданиях хватает и перелетов и впечатлений, но все равно как-то однообразно все. Мне будто не хватает чего-то, чего-то очень важного.
— Например?
— Да не знаю я! Начинаю задумываться – вроде мысль какая-то крутиться в голове – только руку протяни, но поймать никак не могу – ускользает.
Антон начал что-то быстро записывать в блокноте.
— Это очень напоминает мне мои сны. Опять моя цель, до которой, казалось бы, можно дотянуться рукой, ускользает в глубины моего сознания.
— Значит, снова сны, — психолог стал выводить буковки интенсивнее. Птаха могла бы по движению руки определить, что он писал, но ни разу этого не сделала и делать не собиралась.
— Ага, — девушка уже отвечала на последние вопросы.
— И в них ты опять бежишь куда-то? – уточнил Антон.
— Не куда-то, а за кем-то. За какими-то размытыми силуэтами, — девушка помолчала немного, — мне даже стало казаться, что это призраки прошлой жизни. Может даже моя семья.
— Что? – Антошка замер и перестал записывать свои наблюдения, — Ты же знаешь, у тебя не было семьи. Тебя привезли сюда в жутком состоянии, без документов. Скорее всего это какие-нибудь остатки переживаний. Думаешь, у тебя одной такие сны? Все время от времени переживают подобные стрессы, а с твоей работой стресс стал нормальным состоянием организма, его никаким иммунном не вылечишь. Постоянная резкая смена обстановки, новые лица, жажда качественно выполнить свою работу отражаются в твои снах, как желание достичь ускользающую цель, сформированную из мелькающих в реальной жизни персонажей.
— Может, ты прав. Но мои незваные гости всегда одни и те же.
— Вполне возможно, это какой-то устоявшийся образ, наиболее активно «вросший» в твое подсознание, он повторяется каждый раз, все более в нем укрепляясь. Вот и все объяснение, — Антон помолчал еще немного, — А насчет прошлой жизни – исключено. Программа уничтожает память, насильственно заполняя ее другой информацией. В твоем случае это даже к лучшему.
— Наверно, — Птаха подперла рукой щеку и принялась разглядывать дипломы, висевшие на стене. За три года она успела выучить их наизусть.
Антошка мельком просмотрел тест своего пациента, отмечая что-то на полях.
— В принципе, ты свободна, — выдал он свое заключение через несколько минут, — Или ты хочешь еще о чем-нибудь поговорить?
— Хочу, но не об этом. Я тут Достоевского перечитала на досуге, хотела с тобой обсудить сегодня за обедом некоторые моменты, но я могу вполне отложить эту тему до завтра, в этом кабинете я с тобой могу говорить только по долгу службы.
— Я сегодня на пол дня отпросился – мама заболела, ездил к ней навестить.
— Надеюсь, все наладится, — Птаха встала и вышла из кабинета, не прощаясь, хотя знала, что сегодня с Антоном больше не увидится.
Ей еще надо было зайти к Кракову – тот вызывал ее еще с утра. Поднимаясь этажом выше Птаха думала о своей матери, которую она никогда не вспомнит. Была ли у нее вообще мать?
Краков был у себя и распекал кого-то по телефону, его громкий голос разносился эхом по коридору, не смотря на то, что и стены и двери здания тонкостью не отличались. Ругаться – его нормальное состояние, никто не боялся этих эмоциональных всплесков, все знали, что так генерал снимал напряжение. Гораздо страшнее становилось, когда Иван Михайлович принимался бессвязно ругаться матом, буравя собеседника взглядом, тогда уж точно нельзя было уйти от него «живым».
Птаха постучала и, услышав разрешение войти, зашла в кабинет. Краков спокойным тоном пригласил подчиненную присесть, но на его лице еще плескалось недовольство.
— Это твое новое задание, — генерал протянул девушке толстую папку, — Готова к работе?
— Вполне. После травм восстановлена, тренировки идут по схеме двойной нагрузки, к психологу сходила. Все в норме, — Птаха мельком просматривала полученную папку – досье на очередного объекта, — Моя задача? – она подняла глаза на Кракова.
— Устранить, — ответил генерал, — Да, хотел еще тебе сказать, последнее время ты проявляешь мягкотелость. Впредь это не должно повторяться. Поняла? – он слегка нахмурил брови.
— Да. Больше такого не повторится.
Разговор был окончен. Это стандартная модель их общения – только по делу и ничего лишнего. Птаха встала изо стола и вышла в коридор, продолжая изучать досье на человека, которого она скоро убьет.
