Летний теплый день солнечными зайчиками искрился в глазах детворы, с которыми Ольга ехала к морю. Быстрей, только быстрей!!! Другие мысли в голову уже не шли. Как же все-таки это здорово! Позади напряженные трудовые будни, мелочные обиды, обязательства перед всеми и всякая другая бесконечная суета. Надо же, всего несколько часов езды, и все это уже где-то запредельно. А раз так, то и не будем об этом. А лучше о том, что впереди.
А впереди… Бирюзово-туманное море, с силой выплескивающее на берег шипящие пенистые волны, которые иногда так похожи на резвящихся маленьких дракончиков, шорох гальки под босыми ногами, волнующий шум прибоя и высокое синее небо. В городе такой синевы Ольга никогда не замечала, а здесь – глаз не оторвать.
Дорога позади, в домик пансионата заброшены сумки и чемоданы. Конечно, их никто сейчас разбирать не будет, не до них тут! Быстрее, быстрее на море! Дети от нетерпения аж пританцовывают на месте. Но Ольге понадобилось идти в общественный умывальник по какому-то делу, и трое ее ребятишек в досаде побежали за нею.
Описание мест общественного пользования уж никак не входит в наши планы, особенно когда отпускное радужное настроение, если б не вдруг…
Да, именно вдруг… Ох, прав Антон Павлович, как часто это «вдруг…» присутствует в наших рассказах.
И вдруг… Шум, какое-то шуршание заставили Ольгу поднять голову. В ободранном полутемном умывальнике, в самом верху под потолком, билась крыльями об стены ласточка.
Дверь в умывальник была открыта, но она вела не на улицу, а еще в одну длинную темную пристройку. Ласточке не понять и не осилить еще раз этот лабиринт. Ее порыв, воля, энергия были устремлены к малюсенькому оконцу, у которого не было стекла, и через которое чувствовался свежий воздух, и видно было лазурно-синее небо. Через окно врывался свежий бодрящий ветер и смешивался с затхлым воздухом умывальника. И солнечные лучи серебрили маленькое тельце птицы. Да, стекла не было, но была натянута довольно крепкая металлическая сетка. И ласточка отчаянно и беспрерывно билась об эту западню, закрывшую для нее волю.
Ошеломленная Ольга почувствовала, что от ее радужного настроения не осталось и следа. А там еще на улице, видно, всякое терпение потеряли дети.
Женщина, мывшая под краном грязные тарелки, на немой вопрос Ольги ответила:
— Да вот я вторую смену тут отдыхаю, она уже при мне здесь все это время так бьется.
— Вторую смену? – тупо спросила Ольга, почувствовав какой-то леденящий ужас.
— Ну да, когда я приехала, ласточка уже металась здесь. Пытались ее выпроводить в дверь, так она не опускается. Все вверх рвется, к окну.
Вверх, вверх, к небу! А куда, куда же еще рваться птице, как не к небу?! – стучало в висках Ольги.
Остолбенение длилось несколько секунд, далее Ольга знала, что делать. Рассказав ребятишкам о неожиданном происшествии, на море уже не спешили. В умывальник все вместе, тайно от коменданта, втащили маленький кухонный стол. На него взгромоздили стул, на котором вскоре возвышалась Ольга. Вокруг стояли дети: со шваброй, ножницами, ножами – смотря что понадобится для задуманного. А задумано было одно: сорвать эту ненавистную для всех их сетку, сорвать — во что бы то ни стало. Самый младший стоял за дверью «на шухаре». Договорились, что если кто-либо (особенно комендант) будет подходить, то он даст знак.
Распределив роли, Ольга взялась за дело. Но так как все в нашем быту хлипко, то мучились недолго. Сетка была сорвана! И окошко, маленькое, но все же полностью свободное, синим небом ласково их поманило.
Ласточка на секунду зависла в воздухе, не поверив чуду. Но только на секунду. А уже в следующую, с необыкновенной силой бросилась в открытое окно, потом на ветку – одну, другую, и взвилась высоко-высоко в небо, боясь оглянуться на свою западню, из которой за ней наблюдали счастливые глаза Ольги, и раздавался восторженный смех детворы.
