Полыхающим летом 2010 в Москве

 

Вот, наконец-то, и наступила  пятница. Два дня можно будет не ходить на работу. Не то, чтобы я её не любил, просто моё положение там меня не очень-то устраивает.

 Давным-давно я окончил инженерно-строительный институт по специальности промышленное и гражданское строительство, кратко в «междусобойчике» именуемой ПГС. «Надел погоны» — пошёл работать в военный научно-исследовательский институт по своей прямой специальности. Самообразование  на моей работе — службе приветствовалось, и я потихоньку «кропал при свете лампады» кандидатскую диссертацию по строительной механике.

 Женился на симпатичной девушке Нине, дочери своего начальника. Вовремя получал очередные звания, начальство не обходило меня премиями, не проходили стороной и бесплатные путёвки в престижные санатории на юге нашей Родины. Через определённое время успешно защитил диссертацию, стал кандидатом технических наук, получил новую руководящую должность.  Через какой-нибудь десяток лет (довольно быстро по советским меркам) получил двухкомнатную квартиру в Подмосковье, неподалёку от места службы. Вообщем, жизнь шла по накатанной дороге.   

Ну а после трудного периода перестройки мне с семьёй бесплатно выделили обширную трёхкомнатную квартиру современной планировки в одной из красивых причудливой формы многоэтажек нового строящегося района Москвы. Да ещё в пяти минутах ходьбы от метро!  

 Я был тогда уже в звании подполковника  и занимал должность заместителя начальника отдела обследований в одном из НИИ министерства обороны РФ. Через несколько лет службы был назначен на должность начальника отдела, а вскоре после этого довелось надеть папаху полковника. Был я на хорошем счету у начальства, возраст ещё позволял служить, и впереди, по туманным намёкам руководителя НИИ, пока ещё не очень отчётливо, но всё же, замаячили «дубовые листья» и лампасы генерала. А это означало бы неопределённо долгую отсрочку дня выхода в отставку и длинный список всевозможных льгот, надбавок и прочих приятностей.

 Сосед, инженер – геолог Женя,   коллега, с той лишь разницей, что он занимается изысканиями под строительство и реконструкцию сооружений, а я — обследованиями состояния ветхих зданий. Во время бесед со мной посмеивается: «Ну, какая тебе принципиальная разница подполковник, полковник или генерал?». Как сугубо гражданский человек он не понимает, что до полковника дослуживается любой офицер нашей страны, если во время службы не сотворит что-то из ряда вон выходящее, какой-нибудь неординарный проступок. В звании полковника выходят в отставку практически все советские офицеры в количестве десятков тысяч человек.

 А вот генералов в нашей армии считанные единицы, то есть – первые сотни человек. Генеральское звание – это показатель выдающихся личных качеств и заслуг, высшего успеха, состоявшейся карьеры военного человека. Да и определённого пенсионного возраста для генералов не  существует, служи столько времени, насколько хватит сил и здоровья.  

 Так вот, в этот решительный для моей карьеры момент и грянул этот всемирный кризис, чёрт бы его побрал (прости господи!).  Правда, уволили у нас считанное число людей. Для меня снова начали приоткрываться туманные генеральские перспективы. А для начала руководство представило меня к ордену «За заслуги перед Отечеством». Сказали, что Путин предварительно одобрил списки, но окончательное решение будет принято на следующий год новым президентом. Путина сменил его друг и ставленник Медведев.  

И вдруг громом среди ясного неба прозвучала новость: будут отправлять на пенсию всех офицеров вооружённых сил, достигших пенсионного возраста.  Пенсионный возраст в армии 45 лет, а мне уже «настучало» аж — 46! Как же так? А обещанный орден?! А «дубовые листья» с лампасами?! Надеялся, что уж меня-то, как необходимого сотрудника с большим опытом работы по специальности, всё-таки «минет чаша сия». Не минула! Настал день, когда мне тоже объявили об увольнении. Всё! Фенита ля комеди! Плакали мои генеральские погоны, а заодно и орден!

  Больше месяца не мог прийти в себя. Хорошо ещё, что до увольнения из армии успел купить дочери небольшую, но отдельную двухкомнатную квартиру на окраине Москвы, а — сыну новую машину-иномарку отечественной сборки. Но отложить хоть какой-то запас денег «на чёрный день» у меня так и не получилось.

 Неожиданно быстро нашёл работу по договору подряда в институте, работавшем на нужды столичной подземки, правда, пока только на половину ставки. Мне предложили произвести сложные расчёты для проектирования новой станции метро «Марьина роща». Работа почётная и престижная, но, увы и ах, малооплачиваемая. Однако большого выбора у меня не было, поэтому, скрепя сердце, пришлось согласиться.

  Начал злоупотреблять «зелёным змием», хотя в определённых рамках, потому что на следующий день нужно было идти на работу.

Иногда выхожу перекурить на общую обширную лоджию, где частенько встречаюсь с соседом Женей. Он неизменно является туда в сопровождении двух своих кошек. Они души не чают в своём хозяине (впрочем, как и он в них). Позавидовал их идиллии и завёл в квартире чёрного  сибирского кота Барсика. Но тот не оправдал моих надежд. Иногда запрыгивает ко мне на колени, минутку негромко помурлычет, иногда пару раз потрётся об ноги и всё.  И тут облом! Ну и ладно, нам с Барсиком хватит того, что есть. Уж он-то точно не уедет, как моя жена, на встречу Нового года в Германию, чтобы не видеть мою тоскливую физиономию.

 Женя обещает похлопотать для меня перед директором. Он входит в руководство, а место начальника отдела изысканий, которое он раньше занимал, сейчас  вакантно. Так что, возможно, удастся принять меня без понижения, на ту же должность, соответствующую моему воинскому званию, хотя и на «гражданке».

   Время от времени встречаюсь с председателем нашего ТСЖ (товарищество собственников жилья) Николаем. Тот бывший военный лётчик на пенсии.  С ним можем просидеть и вечер напролёт.  Он беседует, чтобы   поддержать меня. Я ему благодарен,  и  Николай чувствует эту признательность. Но Женя и Володя – это деликатес моих общений. Все остальные собеседники менее умные, образованные, интересные, зачастую, совсем неинтересные, не измученные воспитанием, изучением наук и излишним напряжением ума. Но так сложилось в моей жизни, что сейчас стало не до выбора собеседника-собутыльника: кого поймал на этот вечер — тот и сойдёт.  

А тут ещё лето выдалось – не приведи господь! Такого на своей памяти и не припомню. Одного того, что температура месяцами зашкаливает за +30^○С было бы достаточно. Это ведь жара не в лесу или в поле – в каменно-асфальтовом городе! Этим летом здесь каждый дом, и каждый кусок асфальта, раскалённый нещадно палящим солнцем, сам пышет жаром, как валун в банной парилке. А само солнце? Таким я его в жизни не видел! Огнедышащий багрово-красный диск размером вдвое больше обычного. Не знаешь, как закрыться от обжигающей силы лучей этого взбесившегося разбухшего угрожающе-кровавого светила. И месяцами ни единой тучки на опустевшем небе, ни капли дождя на высохшую, спёкшуюся до крепости камня, звенящую от удара землю, на перегретые города.  

 Так нет же, этого оказалось мало для наших несчастных сограждан. Вдобавок ещё взялись гореть леса, поля и степи по всей европейской части России, со временем прихватив и изрядные куски на Урале и в Сибири, особенно – Западной. Небывало густым едким дымом заволокло не только леса и поля – практически все населённые пункты до Урала, а затем и за ним. Нагоняемые ветром на город клубы молочной пелены от пожаров немного уменьшают палящее воздействие солнца, в одночасье ставшего чужим и враждебным. Но это весьма сомнительная помощь измученным горожанам и никудышная защита их от зноя, потому, что при этом в разы увеличивается количество вредных отравляющих примесей в атмосфере, и без того разреженной и обеднённой кислородом от перегрева. Тогда солнце перестаёт испепелять, но зато в раскалённом душном задымлённом воздухе вообще становится нечем дышать.

 Теперь даже жители небольших деревенек и хуторов испытали на себе некоторое подобие смога.  И более того, густота дыма от пожарищ в городах и сёлах, по несчастью вставших на пути огненной лавины лесного пожара, доходила до такой степени, что жители уже в прямом смысле не могли дышать. Люди старались уехать в соседние городки, где в данный момент гари было поменьше или учились дышать через смоченные водой тряпочки. Это немного помогало, но лишь на короткое время.

 Сосед Женя рассказал, что из иллюминатора самолёта невозможно было рассмотреть ни клочка земли до самого Урала. Да и за этими горами, разделяющими Европу и Азию, обширные участки страны были затянуты ядовитой пеленой дыма от лесных пожарищ. И в довершение этого огненного смерча над несчастной Россией начали гореть торфяники под землёй. С большим трудом годами и десятилетиями умные головы из наших НИИ осушали торфяные болота. Сколько техники и людей было задействовано на создание сети водоотводящих каналов, чтобы добиться этого. И добились! И победили! И ликвидировали эти рассадники комаров, в том числе малярийных, а также прочих мошек, мух и других надоедливых насекомых!

 С торжественной помпой начали использовать часть осушенных земель для сельскохозяйственных нужд, выращивания не очень прихотливых овощей и зелени. Даже хилые деревца начали расти на окончательно отвоёванных у «никчемных» болот землях. И только этим летом поняли, какую непростительную ошибку совершили, самодовольно возомнив, что можем делать с природой всё, что взбредёт нам в голову. А как же, цари природы! Огромные подземные огненные хранилища горящих торфяников помогли нашим светилам –  ботаникам,  осознать одну простую истину. Наши учёные наглядно убедились в том, что от воды, заполнявшей отложения торфа и создающей такие вредные для населения и бесполезные для земледелия России, порой непроходимые болота, всё же была определённая польза!  

  Наконец, настал такой день, когда с Красной площади в ясный день сквозь пелену дыма стали видны лишь очертания башен и стен Кремля. Руководство страны со всей современной технической базой и службами министерства чрезвычайных ситуаций,  вооружёнными силами, милицией и другими силовыми государственными структурами ничего не смогло противопоставить огненной стихии. Оно наглядно продемонстрировало посольствам всех стран, да и всему миру свою полную несостоятельность в неожиданно создавшейся критической ситуации. В этот же день и до самых заядлых отечественных сторонников осушения торфяников дошло, что делать этого было нельзя. Самые самоуверенные преобразователи природы, поняли, наконец, что нужно детально прогнозировать последствия любого, даже не очень значительного вмешательства в природу, чтобы по-возможности меньше нарушать сложившийся биологический баланс на территории нашей страны. За подобные ошибки, за пренебрежение её законами, природа мстит беспощадно.

 В зависимости от направления ветра очередной вал огня и дыма неудержимо прокатывался по лесам, полям и степям России то в одном, то в другом направлении. Общим для всех этих очагов возгорания было то, что руководство страны и вверенные ему всевозможные подразделения ничего не смогли противопоставить дичайшему, небывалому разгулу огненной стихии. Да они не очень-то и пытались это сделать. Более того, были вопиющие случаи, когда приезжавшие к месту пожарищ бдительные защитники лесов —  милиционеры арестовывали местных жителей за незаконную вырубку деревьев.  А те бесстрашно выходили всем миром навстречу огню и нехитрыми подручными средствами со своих подворий пытались расчистить перед деревней защитную полосу перед стихией и создать хоть какой-то заслон своему извечному грозному беспощадному врагу.  Впрочем, уже к середине дня селян отпустили по домам, вот только их беззащитная деревня, в том числе и дома задержанных «лесных браконьеров», к этому моменту выгорела дотла.

 Руководители чуть ли не всех рангов в это критическое для страны время отдыхали в отпусках, преимущественно за рубежом, и проблемы спасения своей страны их мало волновали. Да и то сказать: денег и славы на тушении пожаров не получишь, а неприятностей можно «огрести» видимо-невидимо.   И никто из этих дезертиров не уточняет, что же ему так фатально помешало оторвать свою задницу от зарубежного пляжа и через несколько часов оказаться на территории несчастной, всерьёз выгорающей России. А она полыхает гигантскими кострами и в центральной, и в северной, и в южной, и в восточной, и в западной частях. По всем направлениям покрыта страшными ранами-ожогами наша многострадальная земля. Видно в очередной раз чем-то сильно прогневала создателя древняя, как мир, святая Русь. Только теперь её облик изуродован не бомбами, минами и снарядами, как во время войны, а рваным ковром  полыхающих пожарищ и дымящихся тлеющих обугленных пепелищ.

Чем же мы вызвали такую напасть, этот беспощадный разгул огненной стихии по всей России? Самая удивительная особенность этого всероссийского стихийного бедствия состоит в том, что за пределы границ нашей страны эта многокилометровой протяжённости огненная лавина практически ни в каком направлении не выкатывается! В этом проглядывает уже что-то мистическое, целенаправленное. Какими же такими грехами, именно мы, разозлили до такой степени неведомые силы? Как нам вновь удалось вызвать ненависть создателя и накалить её до такого немыслимого градуса?

 Если всерьёз покопаться, то за россиянами конечно можно отыскать грехи. Другое дело, а так ли чисты и непорочны другие народы мира, те же американцы, которые за годы нашей государственной слабости провели пару десятков победоносных карательных войн против непокорных, официально суверенных государств? И не слишком ли сурово судит и карает только нас создатель? За что же такая избирательность? Или мы настолько хороши, что с нас особый спрос и в нашем глазу высшему разуму необходимо выискивать  даже пылинку? Вопросы, вопросы, вопросы…. Вот только ответов и разъяснений нет ни с небес, ни с земли. Ну да мы, собственно, за последнюю сотню лет к этому настолько привыкли, что сами в очередной раз найдём какое-нибудь удобоваримое объяснение. 

      Всё это лето огонь является истинным, безраздельным хозяином нашей страны. Только местные жители, отчаявшиеся дождаться помощи от властей страны и регионов, да малочисленные службы МЧС (министерства чрезвычайных ситуаций) под руководством умного, неутомимого и вездесущего скромного трудяги Сергея Шойгу, то тут, то там встают на пути разгулявшейся смертоносной стихии. Силы явно неравные, людей и техники не хватает даже на то, чтобы защитить от огня жилые постройки.  Пожары, раз за разом, захватывают окраинные дома, целые улицы и кварталы городков и посёлков. А в некоторых случаях, при верховом пожаре в лесу и сильном ветре, огненная лавина за считанные минуты сжигает целые деревни и посёлки, как, например, произошло с селением Верхняя Верея в Нижегородской области, и многими другими в этой же и других областях страны.

 Да что там деревни! Вконец обнаглевший огонь, не встречая сильного сопротивления, осмелился атаковать окраины областных центров и миллионных городов! А сколько ещё домов и селений сгорит в России до окончания этого ада? Старожилы говорят, что такого количества пожаров и подобной их силы не было на территории России даже во время последней мировой войны. Хотя оккупанты частенько сами поджигали леса для борьбы с надоедливыми неуловимыми партизанами. Граждане России с искренним изумлением и растерянностью осознали такую простую истину, что им необходимо бороться за выживание собственными силами, без оглядки и надежды на расслабившиеся при отсутствии стихийных бедствий, неорганизованные, и, в результате, бессильные перед огнём  государственные службы. Вся страна жила в напряжённом ожидании окончания невиданной огненной вакханалии над Россией.  

   Опасная тревожная обстановка во всей России как нельзя больше гармонировала с моим собственным душевным состоянием. По моей судьбе такими же волнами прокатывались сжигающие валы стихий перестройки, корёжащие и переламывающие мою душу, желания, стремления и надежды. Как никогда я ощущал себя частью несчастной, задыхающейся, горящей  России. Чувствовал себя единым целым с её гибнущими сёлами, умирающими животными, птицами, другими обитателями лесов и полей. Я уж не говорю про людей, сметаемых с лица земли неукротимым  огненным смерчем. Мне казалось, что с ними я вообще стою в одной шеренге.

 Село Верхнюю Верею я знавал в его лучшие времена. Добротные, преимущественно деревянные дома, старинная, каменная, ещё не отреставрированная и пока недействующая церковь с сохранившимся куполом и крестом над ним. Два небольших каменных магазина и металлические автобусные остановки возле них. На снимках сгоревшего села видны только закопчённые кирпичные остовы этих магазинчиков, да искореженные остатки изогнутых металлических конструкций навесов у остановок. Около одного остова магазина видны останки обгоревшего грузовика со сгоревшими шинами и кузовом. Остальное село представляет собой сплошное пепелище с остатками печей и нелепо торчащих труб. Эта картина смело может конкурировать с документальными кадрами разрушений после интенсивных боёв во время второй мировой войны.

На одной из окраин этого села, недалеко от магазина проживала местная целительница и колдунья Нина. Она с переменным успехом, а чаще совсем без него, лечила многочисленных приезжих от всех болезней сразу заговорёнными настоями и отварами из местных трав, о целебных свойствах которых она, по-видимому, всё-таки от кого-то что-то когда-то, слышала. Во всяком случае, говорила о действии трав понятно, в названиях не путалась, хотя в рассказы о своей деятельности напускала изрядного тумана.  Прямо рядом с её домом начинался бескрайний светлый сосновый бор из вековых сосен, со стволами в обхват и больше. А толщина некоторых деревьев-гигантов достигала толщины двух, а изредка и трёх человеческих обхватов!

 Природный пейзаж вокруг её дома и приусадебного участка был чу′дным по красоте. У ближайшей к калитке сосны была вкопана покрашенная голубой краской скамеечка для ожидающих своей очереди посетителей. За ней и даже прямо под ногами земля была покрыта густым брусничником. Сквозь зелень листьев издалека были видны тёмно-красные россыпи ягод брусники, этой сестры – близнеца клюквы, наполненной витаминами, терпкой, вкуснейшей в протёртом виде с добавлением сахара.   Чуть дальше вглубь бора начинался сплошной ковёр черничника, а на открытых лесных полянах к хвойному запаху примешивался неповторимый аромат, источаемый крупной душистой  земляникой. Нина рассказывала, что прямо за огородами собирала белые грибы. Богат был природными дарами вековой сосновый бор!

  Тем страшнее и печальнее было для меня зрелище сгоревшего бора, в мгновенье ока исчезнувших вековых сосен вместе с подлеском, травами и всей живностью. Село Верхняя Верея (в простонародье называемое почему-то «Гибловкой»!) было стёрто с лица земли за считанные минуты бешеным огненным валом,  подгоняемым сильным ветром, распространявшимся со скоростью около 30 м/сек. Во время этой свирепой сорокаминутной (точное время в 40 минут установили чуть позже) адской вакханалии по официальным статистическим данным погибло 12 человек. Однако местные жители утверждают, что в огромной низко гудящей и громко потрескивающей горящей карусели вознеслись на небо огненным смерчем души не менее сорока их селян.

  Дом целительницы Нины одним из первых оказался на пути  пламенной лавины и сгорел в мгновенье ока. Углы и стены её дома были увешаны иконами, она через слово поминала имя бога и кого-то из святых угодников. Но, видимо, местная знахарка не обладала той святостью, близостью к богу и его благорасположением, как преподносила это больным просителям.  А вот один дом во всём селе всё-таки остался целым и невредимым, хотя соседние избы сгорели дотла. Даже забор около непостижимым образом уцелевшего жилища остался нетронутым.

 За два дня до трагедии хозяйка дома Любовь Григорьевна – пенсионерка в возрасте 70 лет ежедневно обходила свой дом с иконой божьей матери «Неопалимой Купиной» и чтением молитв. Когда уже весь воздух в селе Верхняя Верея был пропитан дымом от горящих лесов, и жители всё чаще говорили, что огонь не минует деревню, пожилая женщина вспомнила об иконе «Неопалимая Купина», которая спасает от пожаров. Она просила богородицу о том, чтобы окруживший деревню огонь, не тронул её дом и пощадил их с мужем. За глаза селяне насмешливо улыбались религиозной причуде и наивной вере Любовь Григорьевны в чудеса: «Да какая там богоматерь! Если уж прорвётся в село огненный вал высотой в десятки метров, то никто и ничто его уже не остановит. Всё живое и неживое сметёт до самой земли!». До сих пор никто не понимает, каким чудесным образом  пламя обогнуло её дом, сметя все постройки улицы до него и после него! Поистине, неисповедимы пути господни! «Бог уберег», – крестясь, говорила изумлённая и воодушевлённая женщина своим соседям.
«В первый-то день я и до леса доходила и, где можно пройти, везде ходила, молилась. А во второй день меня уж муж не пустил к лесу-то, потому что огонь был слишком близко. И пока языки пламени не начали из леса высовываться, я так все и стояла подле дома и молилась Богородице».
   Только тогда, когда огонь уже перекинулся на соседние строения, Любовь Григорьевна ушла от дома. Точнее панически убежала от накатывающегося огненного вала.

  Любовь Григорьевну вместе с несколькими другими женщинами вывез на машине из горящей Верхней Вереи какой-то мужчина. Во время бегства она видела, как замешкавшиеся жители села прятались в пруду.  А некоторые пытались даже закапываться в землю. Страх, даже ужас витал над горящим селом. Эти чувства, по-видимому, унаследованные от первобытных людей, беззащитных перед стихией, напомнили о себе селянам в этот страшный, критический  для Верхней Вереи момент.

Однако, чудеса-то чудесами, но была ещё одна причина для непонятного спасения дома. Хозяин избы, муж Любови Григорьевны, Владимир Сергеевич 72 лет отроду наотрез оказался покидать своё жилище. Он без рисовки просто сказал, что уже старый, помирать ему не страшно, а свой дом попробует отстоять от огня.

Все соседи, которые могли убежать или уехать, покинули село. Но сделали они это в самые последние минуты. Нельзя сказать, что люди беспечно надеялись на русское — «авось». Никто не думал, что пожар пройдёт стороной от села. Вековой сосновый лес вокруг Верхней Вереи был безжалостно вырублен на добрую сотню метров. И люди небезосновательно надеялись, что огонь не сумеет преодолеть столь широкую защитную полосу. Село всё больше наполнялось дымом. Во второй половине дня ветер усилился, и пожар стал приближаться к Верхней Верее быстрее. Многие жители заблаговременно покинули село, но значительное число селян продолжало надеяться на неприступность созданного бастиона, этой голой стометровой фаланги, казавшейся неприступной и непроходимой для огня любого происхождения и силы.

 Ближе к вечеру показались первые огненные всполохи приближающегося врага. Огонь сразу в нескольких местах показывал между деревьев раскалённые желтовато-красные языки и тут же убирал их. Вскоре он  приполз к защитной полосе, остановился и яростно забушевал. Казалось, пламя было взбешено попыткой людей остановить его продвижение. Так как вперёд пути не было, огонь начал расширяться в обе стороны вдоль вырубленной полосы. Время от времени под сильным порывом ветра поднявшийся огненный «змей» делал резкий, но пока бесполезный выпад в сторону села. Ему ещё не хватало сил, напора и скорости броска. Не дотягиваясь до изб, раскалённая «кобра» бесславно уползала назад, на опушку горящего леса. Жители с тревогой и надеждой наблюдали за этой необычной битвой и от души радовались первым успехам своей импровизированной защиты – молчаливой, неподвижной «фаланги». Лес горел на широком участке вдоль вырубленной полосы.

 Длинные языки огненных «гадюк» практически непрерывно, один за другим  атаковали, пробовали на прочность последний безмолвный бастион «Гибловки». Они легко дотягивались до середины единственной защиты села, и лишь отдельные огненные «укусы» попадали в опасную близость от жилых домов. Но огненных змей становилось всё больше, атаковали они всё чаще и злее. Всё яростнее и длиннее становились выпады раскалённого обжигающего жала. Селяне с возрастающей тревогой следили за непрерывным шквалом вражеских атак, надеясь, что сосны вдоль вырубки выгорят быстрее, чем огонь прорвётся через неё. Оставшимся жителям села казалось, что бой с огнём длится вечность, на самом деле он продолжался считанные минуты.

 Вот очередной яростный молниеносный особенно длинный бросок огненной «кобры», лёгкий, чуть заметный, но смертельный испепеляющий «укус» в ближайший деревянный дом, и первая победа извечного неумолимого врага селян – лесного пожара. Стометровая «фаланга» вырубки продержалась совсем недолго, она была через считанные минуты прорвана одним удачным броском огненного змея. Она ещё удерживала море огня, бушевавшего вдоль неё в догоравшем лесу, но по другую сторону от вырубки уже зародилась, с каждой минутой утолщалась, набирала силу и всё выше поднимала голову с разящим раскалённым жалом новая огненная «кобра».

Пара выпадов-укусов, и вот уже три страшные огненные «гидры» подняли головы над вспыхнувшими, как спички, сельскими избами, высматривая ближайшую, теперь совершенно беззащитную добычу. Ещё минута – и добрый десяток огромных раскалённых «змей» угрожающе покачивал головами над ещё нетронутыми, но уже обречёнными на сожжение избами села. Теперь стая гигантских пламенных «змей»,  грозно потрескивающих, как знаменитые гремучие змеи, стала безраздельно господствовать над Верхней Вереёй. И уже никакая сила в мире не смогла бы остановить быстрые прыжки этого неистового «змеиного» выводка и спасти  «Гибловку»  от неминуемой гибели.

Едва различимое для глаза касание — «укус» пламени мгновенно поджёг первую избу. В течение нескольких секунд ещё оставалась надежда, что огненная атака всё-таки не достигла цели. Затем показался лёгкий дымок, а в следующее мгновенье пересохшие брёвна сруба вспыхнули, как порох. Через минуту   дом представлял собой огромный пылающий факел. Вот тогда-то ещё остававшиеся жители «Гибловки» окончательно пали духом и поняли, что битва с огнём безнадёжно проиграна. С этого момента началось паническое бегство селян.

 Пожилой мужчина с бесстрашной душой, истинный герой земли Русской, как богатырь из древних былин спокойно стоял лицом к лицу к смертельной опасности. Владимир Сергеевич ждал приближения огненного вала не обречённо, как агнец на заклании, а спокойно и уверенно готовился вступить в неравный бой с огнедышащим «Змеем Горынычем»  и победить его: «Коли бог даст!». Кому-то со стороны пожар представлялся огненным шаром, прокатывающимся по селу. А Владимир Сергеевич видел его наступление вплотную, можно сказать изнутри, и описывал его в виде отдельных столбов.

Огонь шел на него столбом, высотой в несколько десятков метров. Всё громче становилось низкое гудение огня, сопровождаемое треском горящего дерева и отдельными резкими звуками «выстрелов», издаваемыми отлетающими обуглившимися, горящими головнями. Летящие облачка всё более едкого и удушливого дыма густели, объединялись, раскалялись и начинали перехватывать дыхание. Глаза ломило от невыносимого жара, казалось, они вот-вот лопнут от такой температуры. Да и просто оглядеться по сторонам было трудно, почти мгновенно слепила раскалено-белая наиярчайшая часть пламени над горящими домами. Гул пожара передавался перегретой, растрескавшейся, твёрдой, как камень, земле, которая всё больше дрожала под ногами. Владимир Сергеевич всеми органами чувств, да и, вообще, всем телом ощущал это приближение смертоносной стихии, эту нарастающую дрожь земли и воздуха, но только – внешнюю. Сам он был собран, напряжён, однако внутренне спокоен. Ни одна жилка в нём не дрогнула, он был ко всему готов, и теперь его уже ничто не могло напугать.

   Из-за дыма и искажения перегретого воздуха трудно было разглядеть и точно определить верхнюю границу этого огненного смерча. Всё нестерпимее становился жар от его приближения. Стихия не была похожа на трёхглавого Змея Горыныча, скорее, она напоминала тело кобры, изготовившейся к броску для смертельного укуса. Только разить она собиралась не ядом, а огнём. Вот её огненное туловище начало изгибаться, слегка наклонилось вперёд, перегнулось дугой высоко над Владимиром Сергеевичем.  Очередной резкий порыв и без того  сильного ветра, молниеносный выпад огненной головы через его дом, в — следующий  по улице. Соседский дом вспыхнул сразу весь, одновременно со всех четырёх сторон. Через несколько секунд пересохший бревенчатый пятистенок представлял собой сплошной мощно ровно низко гудящий факел, образовавший столб огня и дыма на десятки метров в высоту.

 Вид неистовой смертоносной стихии завораживал, притягивал к себе, как бездна. Этот  раскалённый смерч, уходящий высоко в небо, походил на грозно покачивающееся огненное тело вновь рождённой гигантской  ядовитой гадюки. Огненная феерия казалась неестественной и сильно напоминала бы кадры из фантастического фильма ужасов, если бы к реальности насильно не возвращал всё возрастающий жар, становившийся нестерпимым, да раскалённый воздух, дышать которым было всё труднее.

 От следующего усиления напора ветра тело прежней «кобры» стало опять грозно изгибаться, но немного в сторону от селянина. Дальше все произошло почти так же, как и в первом случае: короткий быстрый порыв ветра, резкий выпад — «укус» огненного столба-тела «кобры» от которого вспыхнул и как будто тут же упал каменный дом, расположенный с другой стороны от избы  Владимира Сергеевича.  

 Почти мгновенно последовал третий бросок   огненной «змеи», очередной беспощадный «укус»,  и загорелась баня Владимира Сергеевича. Но он даже и не пытался её тушить, понимая, что это абсолютно бесполезно. Да и не из-за неё он остался один на один с бездушным жестоким испепеляющим огненным валом, и вооружённый лишь ведром, топором и багром ввязался в неравную схватку со стихией, которую не смогли остановить все государственные силовые структуры России. Ему нужно было любой ценой сохранить свой дом, последнее убежище, оплот их с женой старости. Пожилой человек прекрасно понимал, что не те у него силы и доходы, чтобы построить новую избу. Через пару минут от начала атаки огненной «гадюки», Владимир Сергеевич оказался в огромном гудящем огненном кольце. Он до сих пор не может понять, почему все соседние жилища сгорели, а их дом, как будто невидимой стеной огороженный, остался стоять, почему огненная «кобра» так и не посмела провести смертельный бросок в его сторону и не пометила огненным жалом их избу!

Сильный, временами нестерпимый жар палил пожилого человека со всех сторон. С трёх сторон от его дома гигантскими факелами   горели соседские строения. Где-то высоко над головой Владимира Сергеевича они смыкались, образуя раскалённый купол. Но человек перестал обращать внимание на замкнувшееся смертоносное окружение, он быстро облился водой и со скоростью и неотвратимостью разогнавшегося тысячетонного поезда безоглядно, как головой в омут, ринулся тушить вспыхнувшую около дома траву. Только она как будто и вовсе не тушилась: только отвернётся селянин залить  траву на соседнем участке, глядь, а залитая мгновеньем раньше лебеда уже снова высохла и вспыхнула. Да и на нём самом одежда мгновенно высыхала, приходилось всё чаще выливать воду не на полыхающую траву и во всё большем количестве прилетавшие от горевших соседних домов головёшки, а на себя любимого, чтобы рубаха не вспыхнула прямо на его теле.

Ну, одежду ещё худо-бедно можно было залить водой, а вот охладить раскалённый воздух Владимир Сергеевич не мог никакими мерами. И через мокрую тряпочку дышать плохо получалось: она мгновенно высыхала, а постоянно смачивать её ему было некогда, руки были непрерывно заняты ведром с водой, быстро опускал лицо в ведро с водой и снова бежал к огню. Со стороны, наверное, очень смешно смотрелся человек с ведром воды в руках, казавшимся крошечным в окружении гигантских костров, в которых брёвна сгорали, как спички. Зрелище было бы весьма забавным, если б это не был настоящий бой живого человека, который один-одинёшенек отчаянно, не на жизнь, а на смерть воевал с бушующим океаном огня, накрывшим его сплошной полусферой. Как он не угорел насмерть и не сжёг и даже серьёзно не повредил лёгкие – одному богу известно. Для самого селянина это чудо так и осталось загадкой.

 Владимир Сергеевич действовал размеренно, как автомат и необычайно быстро для своего возраста. Загодя запасённая в большой бочке вода всё-таки катастрофически быстро уменьшалась, Отчаянно сражавшийся в полном окружении с несравнимо превосходящими силами неумолимой огненной стихии пожилой человек молился не о себе, а только о том, чтобы огонь отступил раньше, чем у него закончится вода.

Вот, наконец, балки и стропила наветренного дома подгорели достаточно для того, чтобы, взметнув высоко в небо столб из мириадов искр, рухнула его крыша,  и сразу же жар с его стороны начал уменьшаться. Спустя считанные минуты с треском обрушилась кровля и подветренной избы, перед гибелью высоко над собой отсалютовав бесчисленными огненными светлячками, которые, угасая, медленно опускались на землю маленькими клочками пепла или просто бесследно исчезали где-то в вышине сумеречного неба.  Дыма, гари и пепла в воздухе ещё хватало. Но нестерпимый жар безвозвратно отступил, потому что в окрестностях дома Карпова гореть больше было нечему.  «Неопалимый», «заколдованный» дом Любови Григорьевны и Владимира Сергеевича теперь вызывающе, даже мистически возвышался над чёрным тлеющим пепелищем, образовавшемся на месте сельской улицы. Даже   расположенные поодаль от домов заборы из редких штакетин выгорели до самой земли. Только теперь пожилому воину стало можно хоть немного отдышаться. Это было как нельзя, кстати, потому, что Владимир Сергеевич  уже начинал изнемогать от бешеной гонки в условиях адского пекла.

После  исчезновения «Гибловки» в огне пожарищ, Владимир Сергеевич   остался единственным жителем на обширной территории бывшего села, в одночасье стёртого с лица земли. По просьбе соседей он присматривал за добром, которое те успели закопать в землю и спасли от огненного вала. Всего, по сообщениям СМИ, в селе сгорел 341 дом, уцелели только три избы: Владимира Сергеевича и ещё две, стоявшие немного особняком. Ужасающим последствиям пожара немало помогла компактная застройка Верхней Вереи.

Вот он, скромный герой из затерянного в густых лесах села. Русский богатырь из древних легенд! И медали, ордена, награды и всенародная слава ничегошеньки не сможет ему ни добавить, ни убавить. Да и не надо Владимиру Сергеевичу всей этой суеты. Главное, что ему было нужно в этой жизни, он отстоял. Один, без помощи руководителей всех уровней и миллионов силовиков различных ведомств, в, казалось бы, абсолютно безнадёжной ситуации!  Есть такие люди в России. Живут они скромно, воюют со стихиями всерьёз, не по-детски, не для славы, похвал и наград. И на экраны телевизоров такие ядрёные мужики из глубинки — соль земли Русской — не лезут: ну ни к чему им эта суета и нездоровый ажиотаж вокруг их простых имён и незатейливых судеб.

Но мало кто из людей, застигнутых в селе огненным вихрем,   пережил эту «гиену огненную». Сорок смертей односельчан в адском пламени, сорок человеческих трагедий произошло всего за сорок минут! По одной уносимой жизни за минуту пожара!

Когда «огненный змей» прорвался в Верхнюю Верею, то с ужасающей скоростью  начал «пожирать» избу за избой. Вот тогда селяне поняли, что промедление смерти подобно. Как были, они бегом побежали сторону заранее подготовленных для эвакуации автобусов.  
 Одна пожилая семейная пара  жила на окраине села.  Лидии и Петру исполнилось уже по 80 лет. С ними проживала незамужняя дочь Надежда. У её матери к старости практически отказали ноги. Надя взяла на себя ежедневную заботу о матери.  По словам односельчан, ради этого ей пришлось пожертвовать личной жизнью. Надя работала медиком в Доме малютки в городе Выкса.  В селе её любили за безотказность и доброту.  

Когда загорелся их дом, из него выбежал Пётр. Он кричал дочери, чтобы она убегала, спасалась от огня. Но Надя не смогла и не захотела бросить, обречь на мучительную смерть лежачую мать.
Петра увезли автобусом вместе с другими селянами. Надя стала поднимать Лидию с кровати на больные ноги. Та  стонала от боли, но Надежда 57 лет отроду,  напрягая все силы, чуть ли не несла мать из горящего дома и пыталась спасти её. Вместе женщины кое-как добрались до крыльца, но дальше бежать было уже некуда, потому что, повсюду вокруг безраздельно властвовало неистовое пламя горящих домов и построек. Надежда повела еле-еле перебирающую ногами, уже плачущую от боли мать в сторону реки. Лидия стонала, хромала, часто падала. Но дочь из последних сил тащила мать к спасительной реке.

Огненная «гадюка», как будто заметив ускользающие жертвы, бросилась вдогонку и положила вокруг беглецов кольцом своё раскалённое тело. Смертоносная «кобра»  поймала их  в смертельную ловушку, когда до реки оставалось   каких-то двадцать метров! Обгоревшие тела несчастных женщин нашли местные жители после того, как деревня сгорела дотла.  Видно было, что дочь  до последнего вздоха защищала мать   от огня.  Любящая самоотверженная Дочь с большой буквы, Надя не вступала в практически безнадёжную борьбу с гигантскими огненными змеями. В отличие от Владимира Сергеевича, она не обладала великой смелостью, боялась гибели и хотела жить. Но любовь, сострадание, чувство Дочернего долга по отношению к матери оказались для неё сильнее страшной опасности. Она самоотверженно всю свою жизнь посвятила больной матери и, в конце концов, погибла, пытаясь спасти её.

 Её подвиг лично для меня (да, думаю, не только для меня) ещё ценнее, величественнее, чем победа Владимира Сергеевича в неравной схватке. У нас в России хорошо знают цену победе и высоко ценят героев. Но больше любят и жалеют всё-таки людей самоотверженных, мучеников и блаженных. Во многих областях России влюблённые говорят: «Я жалею его (её)», вместо: «Я люблю его (её)». То есть, слова «жалею» и «люблю» у нас являются почти синонимами.  Таков наш менталитет. Сирые, убогие, нищие во все времена пользовались всенародной любовью. Некоторых из них считали святыми, других – пророками. Чего стоит юродивый времён Ивана Грозного – Василий Блаженный, в честь которого после его смерти был назван собор на Красной площади.  

  Вот так помогают близким людям в трудные минуты их жизни! Эх, да разве можно словами объяснить и научить такому поведению?  Муж и отец сгоревших женщин, Пётр, успел убежать от огня (а заодно и от жены с дочерью!) и теперь остался, как пишут «один одинёшенек». Мне нисколько не жаль его, вот образчик моей жены в мужском обличии в натуральную величину! Пожар насквозь просветил душу каждого из этих людей, как на рентгене. Стало ясно видно, кто — герой, а кто – не герой. Совсем не герой! Если не сказать больше, потому что от трусости до подлости и предательства, всего один шаг.

  Руководство страны в лице премьера Путина всенародно обещало к зиме восстановить село Верхнюю Верею. Дай то бог! А вот для того, чтобы вырастить сгоревший сосновый бор, потребуется ещё не менее сотни лет. И никакими приказами уменьшить этот срок будет невозможно! И души погибших в огне людей не вернуть с небес на нашу грешную, порой страшную, но такую прекрасную землю.

Оставим на время закрытый дымной пеленой Кремль, сгоревшие вековые деревья, окраинные дома российских городков и сёл и целые деревни, выгоревшие дотла. Уже и нам, жителям Москвы, в столичных квартирах, на значительном удалении от мест непосредственного горения лесов, полей и торфяников, тоже стало нечем дышать. Не только чиновники городов страны всех рангов, но и более или менее состоятельные граждане стараются на время этих пожаров сбежать за границу, желательно на всё лето. На худой конец, уехать на дачу, только если она расположена не в лесу, а где-нибудь в поле далеко за пределами  Подмосковья.  

  В некоторых же районах  Московской области, особенно в тех, где расположено много торфяников, дыма ещё больше, чем в Москве. Вот и съезди туда подышать чистым воздухом! Там и через мокрую тряпочку-то иной раз не вздохнёшь! Да что там, по дороге в сад машина стала глохнуть из-за нехватки кислорода! А в выходные дни концентрация дыма почему-то увеличивается, причём, сначала в Подмосковье, потому, что сама-то Москва, слава богу, пока ещё не горит. Но борьба с огнём в Подмосковных лесах и на торфяниках в выходные и праздничные дни почему-то  значительно ослабевает. В чём тут причина – не знаю, но факт остаётся фактом. Нет уж, никуда я не поеду, даже на  выходные.  

Со здоровьем и физической формой до сих пор у меня всё было нормально. А вот этим летом  часто дышу открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег: не хватает воздуха ни днём, ни ночью. Кондиционер в квартире мы не ставили, потому что он за все годы проживания здесь не потребовался ни разу. А этим летом на них возник такой спрос,  что цены на покупку и установку этой чудо — техники выросли в десятки раз.  Как-нибудь так переживём.

   Теперь вздохнуть полной грудью, немного отдышаться можно только в офисе, да в некоторых крупных магазинах.  Но, ни в офисе, ни в магазинах, человек не может расположиться надолго, а за короткие часы пребывания эти «оазисы» не могут дать полноценного отдыха лёгким, сердцу, всему организму, ежедневно перегретому небывалым для Москвы зноем и отравляемому удушливым дымом от лесных пожарищ и горящих торфяников.

 А в этих сизых клубах и углекислый газ с концентрацией выше всякой нормы, и – угарный, и набор прочих разнообразнейших ядовитых продуктов горения. Да ещё надо учесть, что всё это происходит при жаре больше 30^○С и, соответственно, в разреженном воздухе со сниженным количеством кислорода. Моё доселе совершенно здоровое сердце дважды объявляло мне ограниченную забастовку. Приходилось вызывать скорую помощь. Хорошо ещё, что летом Москва была полупустой, пробок на дорогах практически не было,  и «неотложка» приезжала через считанные минуты. Для меня эти приступы явились громом среди ясного неба. Однако мне пришлось и дальше жить в Москве, ожидая улучшения экологической обстановки и климатических условий для нормализации деятельности организма.  

   Ага, кто-то позвонил в дверь, наверное, мой знакомый, ставший за последний год товарищем и даже другом – бывший военный лётчик Николай. Так и есть, по голосу слышу. Приятная новость. Значит этим вечером мне не нужно никуда идти, никого искать – собеседник, да ещё приятный, прибыл собственной персоной, без особого приглашения.  

Выпили по чуть-чуть, закусили, чем бог послал. Не спеша побеседовали о нашей теперешней жизни, в том числе на самую злободневную сейчас тему: о пожарах по всей России и в Подмосковье, о небывалом задымлении Москвы. Посетовали на современное руководство: «При советской власти такого безобразия  ни за что не допустили бы!». За приятной беседой, да чаркой вечер прошёл очень душевно, несмотря на невозможную духоту и такое сильное задымление, что соседний дом был виден как в тумане. Тем не менее, к ночи даже дышать стало легче.

 Однако всё хорошее когда-нибудь заканчивается, завершилась и наша встреча. Николай извинился, сказал, что и так засиделся в гостях, и ему уже нужно возвращаться домой. С сожалением простился с ним.

Снова стало тяжело дышать, сердце бешено колотилось где-то у горла, и время от времени подкатывала и полностью накрывала сознание волна какого-то беспричинного необъяснимого страха. Водки оставалось ещё много, но это нисколько не радовало меня, совсем не хотелось пить в одиночку, да и чувствовал себя сегодня на редкость неважно. Дым стал казаться более едким, чем обычно, он лез в нос, в рот, в лёгкие, вызывал неудержимый кашель, мешал дышать. Я стал физически задыхаться. Руководители медицинского руководства страны рассказывают, что никакой опасности для граждан задымление при нынешней духоте не несёт, что кислорода в воздухе для нормальной жизни пока хватает и паниковать нет причин.

Умные люди, облечённые властью в области отечественной медицины рассказывают с экрана телевизора, хотя я сейчас и редко его смотрю,  что лишь 1-2% мнительных людей могут ощущать себя хуже, чем обычно. Что ж, видимо я и вхожу в число тех самых боязливых граждан. Шутки шутками, но, где же мне глотнуть хоть немного воздуха, не чистого, но которым, по меньшей мере, можно сделать полный вдох. Попробовать выйти на балкон что ли, может быть там станет легче. Нет, и здесь плохо, кружится голова, присяду-ка на стул. Ну, наконец-то, стало легче дышать, вот только тело налилось свинцом и вокруг стало быстро темнеть, как при солнечном затмении. Не удержать мне на стуле своё непомерно тяжёлое тело…

В воскресенье вечером жена с детьми вернулась с дачи. Их удивила незапертая входная дверь. На балконе они нашли тело Володи. Он спокойно лежал на боку, как будто спал. Вот только под его головой растеклась и успела засохнуть большая лужа крови:  при падении со стула Владимир ударился об грань шлакоблока, лежавшего на полу.