Заморыш

Все дети мира плачут на одном языке. 
                                                  Л. Леонов 

 

1

 Вера Петровна Кудашева была женщиной великодушной, доброй и скромной. Одиночество в ее жизни стало напоминать картину Сальвадора Дали: где выступ скалы над морем, темно-серое небо и фигура человека, будто выточенная из камня и застывшая  там навечно.
 Репродукция этой картины осталась от бывших жильцов, и стала для Веры Петровны каким-то загадочным и необъяснимым символом ее собственной жизни.

 Работала Кудашева в детском саду нянечкой, уже, больше двадцати лет. Работу свою любила, на судьбу не роптала. По выходным дням ходила в церковь, а после церкви отправлялась в дом для сирот, и всегда умудрялась что-нибудь прихватить с собой, чтобы не идти с пустыми руками. То пирожков напечет, то пряников медовых, а то, игрушку какую-никакую сама смастерит из разных тряпочек-лоскутов. Не велика роскошь, а для детишек радость!

 Только переступит порог детского дома, как набегут гурьбой ребятенки, обступят ее со всех сторон, и начинают наперегонки, перебивая друг дружку, делиться с ней новостями.
«А знаете, тетя Вера, к нам на следующей неделе дядьки иностранцы приезжают, будут смотреть, как мы здесь живем… А Соньку мать вчера забрала… Она сказала, что сюда больше не вернется, но мы ей не верим… Сама прибежит, как миленькая, она так всегда делает, когда мать напьется, а Соньке есть нечего будет… А Мишка сегодня поколотил Саньку… А еще, нам тетя Лида прививки болючие делала… А еще, наш кот Матрос котят привел, теперь он не кот, а кошка, и зовем мы ее – Матроска!

—  Как же, кот Матрос мог котят народить? Чудо неслыханное! – усмехалась Вера Петровна и трепала по волосам озорных несмышленышей.

— Ха-ха-ха! – смеялись громко дети. – Ха-ха-ха! – раздавался детский смех отовсюду.

 Только один маленький, щупленький ребятеныш годков пяти от роду, стоял в сторонке, пригорюнившись, а на его бледном личике не сияли отблески лучезарной улыбки.

— Кто же тебя обидел, дитя? – спросила ласково Вера Петровна, выйдя из толпы обступивших ее сорванцов.
 Щупленький мальчонка поднял на нее большие измученные глаза затравленного зверька, и пытался что-то сказать, но от волнения стал заикаться.

 Вера Петровна обернулась, чтобы расспросить ребят, что произошло, и кто его обидел, и, ненароком, увидала, как один из сорванцов выпятил кулак и грозится им в сторону мальчонки.

— Ты, зачем так делаешь? Разве, тебя не учили, что младших и тех, кто слабее, обижать нельзя?! – побранила она рыжеволосого мальчугана. – Он же вам, как брат родной быть обязан.

— Никакой он нам не брат! – хором горланили дети. – Он Заморыш! Заморышь! Заморыш! – подразнивали они его.
— Как же, вам, не стыдно! – вычитывала их Вера Петровна, —  Ух, окаянные!

— Тебя как зовут? – спросила женщина, водя ласково рукой по щупленькой фигурке малыша.

— Ванечка его зовут! – выкрикнула из толпы одна девчушка с взъерошенной от ветра челкой. — Он новенький… Он к нам в среду поступил… У него ни мамки, ни папки нет. Говорят, что когда он был совсем маленьким, его в мусорном баке нашли.

— Дивно! А где же он все это время жил? – изумилась Вера Петровна.

— В доме малютки, — сказала все та же девочка по имени Настя.

— Странно! В доме малютки так долго держать не будут. Ему на вид – лет пять. Он мальчик уже взросленький.

— Ванечка, дитя! Где же ты, жил все это время? – попыталась расспросить у него Вера Петровна.

 Мальчик не отвечал, а только хлопал запуганными глазенками, а потом начал выдавать какие-то нечленораздельные звуки.

— Он даже говорить нормально не умеет, а еще, от него воняет! – кричал рыжеволосый мальчуган, подбивая все прочих на бунт против слабого новичка.

— Зачем же ты, наговариваешь? Не воняет от него ни капельки!

 Пыталась Вера Петровна переубедить несговорчивых и ожесточенных детей.

— Это потому, что Заморыша в одежки новые переодели. А раньше, на нем были тряпки. У нас в интернате такими тряпками полы драят, — выкрикивал громко один из воспитанников, с насмешками и улюлюканьями.

 Поняла Вера Петровна, что заступиться за Ванечку будет некому. Дети, живущие в интернате – особый контингент и подход к ним нужен особый. Раз, не взлюбили кого-то, не оставят в покое так просто, пока не изведут своими насмешками и пенками.

 Попросила Вера Петровна приглядеть за Ваней Настю, и не давать его в обиду, хоть на некоторое время, а взамен, как поощрение, вручила девочке самодельную куклу. А сама отправилась на разговор к Марие Афанасьевне – директору детского дома.

 Почувствовала Вера Петровна, как екнуло у нее глубоко в груди сердечко, перевернулось все в один миг. Захотелось ей приголубить беззащитное дитятко. Да, кто ж, ей разрешит это сделать? Пятый десяток нынче пошел, одинокая всю жизнь, без мужа, без хлеба с маслом. Сама она неприхотливая, привыкла жить скромно, на горбушку ей хватит, и на том спасибо. Но, одно дело – она сама, а другое дело – дитя, которого кормить чем-то надобно, да на ноги подымать. Тем более, если оно – такое малое да хилое совсем народилось, как маленький паршивый жеребенок на неокрепших ножках. Но, вот такого, как раз таки и жальче всех, хочется его приголубить, лаской и теплом окутать, оживить в теплых ладонях, как озябший на морозе цветочек, отогреть и взрастить, чтобы тянулся он за лучиками солнца, и никто не смог бы, его обидеть, ни словом, ни делом.

— Ребенок мой жеребенок! – проговорила тихо Вера Петровна, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Какая-то необъяснимая затаенная, многострадальная надежда посетила ее душу. А если, вдруг, разрешат…? А если, и впрямь, такое возможно? Она, ведь, будет самой счастливой матерью на свете! Пускай, зарплата небольшая и условия не ахти какие. Но все же, своя однокомнатная квартира есть, кухонька, сан – узел. Это раньше было ни кола, ни двора, но, городские власти смиловались, выделили ей квартиру. Пусть, крохотную, но зато свою! Неужели, не хватит ей места с ребенком? Хватит, еще как хватит! Она его в садик пристроит, там, где сама работает, будет детеныш под присмотром. И работу можно дополнительную подыскать, чтобы денег водилось побольше. И тут же, как необратимое препятствие, промелькнуло в голове противоречие, и стало непреодолимой стеной. Как будто выросла та стена посреди дороги из огромных колючих булыжников.

 «Не быть тебе матерью, не быть, никогда не быть! — мучал голос ее внутреннего страха. – Ты, только взгляни на этого мальчонку! Тощий, недоразвитый, хилый совсем! Правы дети – заморыш он, а не жеребенок. А ты — старая дура! Неужели, ты хочешь стать, еще и тягловой лошадью? Неужели, тебе мало тех, которые в детском саду? Не надоело тебе за ними горшки мыть и сопли подтирать? Так лучше дорабатывай и на пенсию выходи со спокойной душой, и доживай свою убогую, одинокую старость.

 Маялась Вера Петровна в противоречиях, пока не поравнялась с дверью директора детского дома.

 Марию Афанасьевну она застала в кабинете. Пожилая женщина с добрым, но серьезным лицом, сидела за столом, склонившись над какими-то бумагами, и внимательно их изучала.  В посетительнице, она сразу же, распознала Кудашеву. 

— Здравствуйте, Мария Афанасьевна, я вас не сильно отвлекаю? – скромно осведомилась гостья.

— Верочка Петровна, вы проходите, голубушка! Присаживайтесь. Рассказывайте, как у вас дела? Опять, к нашим оболтусам заглянули, добрая вы – душа! – заведующая интернатом сняла очки и положила их аккуратно в футляр. – Я, вот, заметила такую особенность, Верочка, чем человек проще и скромнее, тем жалостливее к детям относится. Находится в его сердце уголок и для сострадания, и для милосердия. А вот, чем напыщеннее, тем более черствый и безразличный. Не умеет он дарить любовь к ближнему, не говоря, уже, о любви к обездоленным. А вы — замечательный человек! И дети вас любят! Каждый раз ждут, когда вы придете к ним. И, самое главное, время не жалеете, чтобы придти, ведь, у вас забот в детском саду, и без нас хватает.

— Но, что вы, Мария Афанасьевна! Я не иду к вам, я лечу, у меня, словно, два крыла за спиной вырастают, — улыбнулась Кудашева, и потом, на вздохе, решилась задать вопрос, который ее больше всего волновал, после того, как она увидела Ванечку. Но, заведующая интернатом опередила, как будто, прочитала ее потаенные мысли и желания.

— Хорошая вы женщина, Вера Петровна! Вам бы, своих нянчить!

 Слова Марии Афанасьевны кольнули по сердцу острым ножом, но, в то же время, явились «живой водой».
— А я, ведь, за этим и пришла! – осмелела женщина. – Пришла просить, вас, об одном вашем воспитаннике. Если, мне позволит комиссия и жилищные условия, я готова усыновить этого ребенка.

— О ком же, Вера Петровна, идет речь? О каком воспитаннике, вы, говорите?

— О новеньком мальчике… Его Ванечка зовут… А кличут отчего-то Заморышем?

 Мария Афанасьевна приподнялась со стула и подошла к окну. Отодвинув занавеску, она спросила:
— Вы, случайно, не этого имели в виду?

— Да, да, этого! – воодушевленно и волнительно отвечала Кудашева, глядя на худенького мальчонку на детской площадке.

— Скажите, Вера, а почему, именно, этого ребенка, вы бы хотели усыновить? – удивленно спросила директор. – В детском доме много детей. Неужели, вам никто больше не приглянулся?

 А Вера растерялась, и не знала, что ей ответить, вот так сразу, с ходу. И, действительно, почему этот? Не возможно было передать словами. Потому, как он, и только он!

— Я понимаю ваше смятение, вызванное моим, казалось бы, несуразным вопросом. Ведь, люди, которые к нам приходят, чаще руководствуются не логикой, а интуицией. Вам, конечно, лучше решать, какой ребенок больше приходится по душе. Но, на вашем месте, я бы, не стала так спешить. Этого ребенка вы видите впервые, если я не ошибаюсь. Ваня, у нас находится всего несколько недель. Когда же вы, успели сделать свой выбор? Когда, успели прикипеть к этому ребенку? – Мария Афанасьевна была серьезно озадачена настойчивостью исходящей от Веры.

— Сегодня! Я его увидала, и поняла, что хочу, во что бы то ни было, стать его матерью. Он такой маленький, беззащитный, его обижают все дети.

— Так, он, вызвал у вас жалость… Только поэтому,  вы, хотите его усыновить?

— Нет, не только поэтому… — Кудашева опустила глаза. – Мне показалось, что ему больше всех, сейчас, нужна забота и ласка.

— Вера, вам, действительно, показалось. Забота и ласка необходимы всем нашим детям. Толь не думайте, что я вас отговариваю.  Я просто не хочу, чтобы под давлением сиюминутной жалости вы теряли голову, понимаете меня, Вера?

— Не совсем…

— Вы присядьте, в ногах правды нет, и давайте поговорим, я вам все объясню, — спокойно сказала Мария Афанасьевна. – Поймите, Вера Петровна, жалеть ребенка, только потому, что его не принимает коллектив, было бы ошибкой. Каждый ребенок, попадая к нам, проходит определенную адаптацию, и только после этого, он нормально начинает взаимодействовать с прочими детьми, и становится таким же, как все, — пыталась растолковать заведующая детским домом.
— Мне показалось, что Ванечка не такой же, как все. Его здесь обижают, — не согласилась Кудашева с подобной позицией.

— Согласна, — кивнула  женщина, — этот ребенок, определенно, не такой, как все. И не потому, что его здесь пытаются обидеть, просто он, очень одичало себя ведет. У него не развита функция речи. Он значительно отстает в развитии от своих сверстников. И, вообще, хочу вас предупредить сразу, этот ребенок очень сложный и редкий случай. Его мать, когда родила, выбросила в мусорный контейнер. Таким кощунственным образом, она решила от него избавиться.

— Какой ужас! – произнесла Вера Петровна. — Я слышала об этом от детей. Но, ведь, потом, его нашли и отправили в дом малютки?

— Нет, кто вам такое сказал? – спросила с удивлением Мария Афанасьевна. — В доме малютки он никогда не был.

— Мне сказала об этом ваша воспитанница Настя.

— А… Вот оно что! Нет, нет… Дети об этом ничего не знают.  Мы, специально, решили сочинить эту историю для наших воспитанников. Чтобы облегчить, хоть немного, судьбу этому несчастному ребенку.  На самом деле, у этого мальчика другая история, более печальная, — заведующая сложила руки в замок, и уперлась в стол. —  После того, как родная мать избавилась от него, его нашла одна бомжиха. И почти пять лет, занималась попрошайничеством, эксплуатируя ребенка в своих корыстных целях, и моря его голодом, потому что все свои заработанные деньги она пропивала и отдавала другим проходимцам. Так нам сказали сотрудники милиции. Вот почему, он к нам раньше в интернат не попал. По документам ребенок нигде не числится, никто не знает, кто он такой и откуда? И что за мать его родила? И где она сейчас?
— Он когда к нам поступил, у него, даже, имени не было нормального, представляете? В коллективе его Ванечкой нарекли. А дети прозвали Заморышем. Мы им говорили, неоднакратно, что так нельзя дразнить мальчика, но детей сложно в чем-то переубедить, пока они сами не поймут, и не захотят его называть по имени.

 Мария Афанасьевна говорила и вместе с тем, складывала бумаги в белую канцелярскую папку.

— Я понимаю, Верочка, что в вас заложен материнский инстинкт. Понимаю, вас как женщина, которая сама не смогла иметь детей, и поэтому всю жизнь посвятила им, —  Вижу, как вы их любите, как ходите к нам уже не один год. Я бы с удовольствием помогла вам усыновить ребенка, хоть сегодня. Но, к сожалению, не все зависит только от меня. Вы же знаете, голубушка, сколько справок вам нужно собрать. Мы, ведь, с вами уже не раз говорили об этом. Тогда, у вас с жильем  проблемы были, потом, каким-то чудом, жилье у вас появилось, но даже оно не решило всех проблем. А бюджет Вашей семьи? Он практически мизерный. И семьи, как таковой у вас тоже нет. А для ребенка такие условия не приемлемы. Сами знаете. А здесь, все-таки, питание трехразовое, с одеждой затруднений особых не возникает, с учебниками тоже. А проведывать наших беспризорников вы всегда сможете, если захотите!

 Вера почувствовала, что огромная стена разрастается и становиться для нее непреодолимой преградой, заслоняющей единственную крохотную надежду.

— Неужели, у меня нет никаких шансов?

— Верочка, но почему же, нет?! Шанс есть всегда и у каждого. Вы продолжайте навещать детей. А если вам понравился Ванечка, приходите к нему почаще. И если вы сможете найти к этому ребенку подход, ну хотя бы, через несколько месяцев. Я буду только рада, и с дорогой душой помогу вам…

— Правда? – глаза Веры Кудашевой снова засветились надеждой.

— Ну, конечно! — Мария Афанасьевна улыбнулась ей в ответ.

— Спасибо… Огромное спасибо, вам! Я буду приходить каждый день, если позволите, — пообещала Кудашева, обретшая, только что — веру в счастье.  

— Это вам, голубушка, спасибо, за ваше добро и милосердие. Кстати, к нам через две недели, в следующее воскресенье, из благотворительного фонда приезжают. Для наших детей будут праздник устраивать. Если хотите, приходите! Вы, как-никак, тоже свою частичку вносите!
— Спасибо, Мария Афанасьевна! Я с удовольствием! Я обязательно приду…
 

***

  После того, как Вера Кудашева увидела маленького Ванечку, ее жизнь резко изменилась и наполнилась смыслом и нескончаемым, глубоким  светлым чувством, под названием – материнская любовь.

 Несмотря на то, что первые дни были сложными, и мальчик всячески не шел на контакт, забившись глубоко в «панцирь недоверия», Вера продолжала терпеливо дарить тепло и ласку этому обездоленному ребенку с большими испуганными глазами.

 Уже, через несколько дней, мальчик стал понемногу привыкать к женщине. Еще, через несколько дней, он стал брать ее за руку. Спустя неделю, он начал говорить короткие фразы. И первой фразой стало слово «мама», что растрогало Веру до слез.

 Возвращаясь домой, в свою одинокую однокомнатную квартиру на окраине города, она плакала от счастья, понимая, что вопреки всему, ее жизнь теперь не одинока. В ее жизни произошло чудо! Это маленькое чудо звали Ванечкой! И это маленькое чудо, подарившее смысл жизни, ее – Веру, называло теперь мамой!
 Душа плакала и смеялась, отрывалась от земли, и поднималась к небесам. Такого чувства она никогда не испытывала, это чувство было ни с чем несравнимо!
 
— Голубушка, я должна признать, у ребенка отмечается явный прогресс! Ни врачи, ни психологи не смогли заставить его заговорить, а вам это удалось! –  радостно твердила директор детского дома. — Завтра особый день, приезжают представители от благотворительного фонда, того самого, о котором я вам рассказывала. Но, помимо них, будут и другие организации. Вы, обязательно, должны поприсутствовать на нанашем мероприятии. А еще лучше, если вы подготовите коротенькую речь.

— Но, я… не знаю, что говорить, вы думаете, у меня получится? – Вера скромно и растерянно пожимала плечами.

— Конечно, получится! Вам, даже, не придется особо говорить. Я сама скажу за вас, все, что будет нужно, — заверяла директор детского дома. – Главное участие, оно поможет достичь вашей заветной мечты — усыновить Ванечку. А ваше милосердие и любовь к детям, помогут «закрыть глаза» суровой комиссии  на некоторые ваши несоответствия, я имею в виду ваше материальное и одинокое положение, — уверяла директор детского дома.
 
 Приободрившись словами Марии Афанасьевны, Вера надела скромное праздничное платье, которое не надевала уже десять лет, и поспешила в детский дом на праздник.

 Во дворе интерната собралось много народу. Сначала Кудашева смутилась от такого количества гостей. Выступать на публике она не привыкла, но ради Ванечки была готова на многое.

«Странно?! – подумала Вера. – А что здесь делают милиция и скорая помощь? Вряд ли, они имеют отношение к благотворительному празднику».

 Как оказалось, она была права, ведь, милиция и скорая приехали неслучайно.  Поводом этому послужило неожиданное печальное происшествие: внезапно, трагически скончалась Мария Афанасьевна – директор интерната. Очевидцев ее немыслимой кончины не нашлось, однако люди утверждали, что произошел несчастный случай. Мол, потянулась за веткой любимой сирени, и, нечаянно оступилась. Вот такая нелепая и глупая смерть. Милиция согласилась с подобной версией, дескать, и вправду – несчастный случай. Тем более что женщина она была немолодая. Если бы знала, что произойдет, то наверняка, соломинку подстелила. А так… С кем не бывает? На этом и порешили.

 Только Вера не сразу поверила в случившееся. Мария Афанасьевна, несмотря на свой преклонный возраст, женщина была расторопная, жизнелюбивая, подвижная. Тем более, далеко не каждый со второго этажа падает так фатально. Покалечиться, конечно, можно, но чтобы убиться…

 «Что-то здесь не так!» – подумала Кудашева

 Подступиться к собравшейся толпе было, весьма, проблематично, и Вера была не из тех, кто нахраписто будет лезть и расспрашивать о случившемся происшествии. Всем сейчас не до этого.

 Решила она обождать некоторое время в сторонке. И только после того, как тело Марии Афанасьевны накрыли простыней и поместили в машину скорой помощи, Кудашева задумалась: кто же теперь будет на месте директора? К кому обращаться насчет усыновления Ванечки? Неужели, она зря собирала бумаги, и теперь, из-за несоответствия некоторых пунктов по усыновлению, ей опять могут отказать. Сразу два несчастья обрушилось на голову Веры Петровны.

 «Бедная женщина! А ведь, еще вчера, она была живая и невредимая, готовилась к празднику». И еще, вчера, Вера была уверена, что скоро сможет забрать Ванечку из интерната.

 На улице творилась самая настоящая суматоха и неразбериха. Вера подумала, что нужно, хотя бы, узнать, когда состоятся похороны Марии Афанасьевны, чтобы почтить ее память и проводить в последний путь. Хорошая она была женщина, как начальник, и, прежде всего, как человек! Такой, как она, детскому дому будет не хватать. Но, еще больше ее тревожила судьба маленького Ванечки.
 
 Она медленно направилась к скамейке и просидела, как застывшая, до тех самых пор, пока не уехала скорая помощь, а следом за ней милиция, и группа людей от благотворительного фонда, а затем, и все прочие организации.
 
 Наступил вечер. Вера просидела в одной позе целых четыре часа. Она до сих пор не могла поверить в то, что произошло.

 Детей на улицу сегодня не выводили гулять, они остались в группах. Долгожданный праздник не состоялся, а, ведь, готовились они к нему очень долго.
 
 Вера собиралась возвращаться домой, когда услышала, что ее окликнул женский голос. Это была Лида, она работала медсестрой в детском доме.

 — Здравствуйте, Вера Петровна! – поздоровалась с ней молодая женщина, накидывая на себя шерстяную шаль, защищавшую от вечерней прохлады. —  Я вас через окно увидела, решила спуститься к вам. Вы, давно, здесь, сидите?

— Давненько, — призналась Вера.

— Значит, наверное, уже слышали о том, что произошло! Все в ужасе, никто такого не ожидал, особенно сегодня.

— Да, это настоящая трагедия! Как такое, вообще, могло случиться, ума не приложу, — печально сказала Кудашева.

— Все склонны полагать, что с Марией Афанасьевной стался несчастный случай.

— И вы, Лида, тоже, склонны так полагать? – осторожно спросила Вера.

— Нет, я в это не верю. Мария Афанасьевна была очень предусмотрительным человеком и собранным. Она бы не стала рисковать жизнью, ради какой-то прихоти. Все считают, что она потянулась за сиренью и, нечаянно, поскользнулась. Но, зачем ей было это делать? Сирень росла низко. Рукой до нее достать проблематично было. Обычно, наша директор, в таких случаях, спускалась во двор и там собирала сирень, или просила об этом кого-нибудь другого,  – Лида повела рукой в сторону дома. – Видите! Вон… там… ее белая сирень распустилась. Мария Афанасьевна ее сама садила, ухаживала за ней и очень любила, словно детей. Что уж теперь говорить! – с сожалением произнесла медсестра. – Директора нашего не вернуть, теперь у нас новое руководство будет. Надо же, Марии Афанасьевны только сегодня не стало, а она уже сидит в ее кресле и делами распоряжается. Хоть бы совесть имела.

— А кто она? – спросила Вера.

— Марина Сергеевна, наш новый директор. Просим любить и жаловать! – с негодованием выпалила Лида, с презрением к новой начальнице. – Ой, вы, простите меня ради Бога! Просто, я еще под впечатлением, никак не могу отойти после всего случившегося. Жалко мне ее, нашу Марию Афанасьевну! Наверное, единственному человеку, которому ее не жаль — это Марии Сергеевне. Она, уже, давно мечтала место директора заполучить, чтобы своими махинациями заниматься. Стерва! — женщина расплакалась.

— Но, что вы, Лида! Успокойтесь. Все в том мире воздастся по заслугам, — пыталась успокоить ее Вера. —  Меня саму, как обухом по голове, эта новость накрыла. Уход хорошего человека, всегда, большая трагедия.

— Вы, наверное, Ванечку хотели увидеть, а я вам зубы заговариваю, — утирала слезы медсестра.

— Я, вообще-то, хотела с вашим новым директором поговорить по поводу усыновления, но когда это лучше сделать, не знаю. Сегодня, время не подходящее. Завтра, уже.

— Отчего же, неподходящее? – Неожиданно, перед женщинами возникла амбициозная фигура новой заведующей. – Пройдемте ко мне в кабинет! – пригласила она Веру. А Лиде, втихаря, успела пригрозить: — Что-нибудь ляпнешь лишнее, лишишься работы и языка заодно! Надеюсь, поняла?
А потом повернулась к Кудашевой и высокомерно прошла вперед.  

 

Не знаю ничего красивей
Достойной матери счастливой
С ребенком малым на руках.

Т.Г. Шевченко

2

 Вера робко вошла в кабинет, следом за новой директрисой. Присутствие Марии Афанасьевны ощущалось на каждом шагу. Казалось, каждая вещичка была пропитана ее позитивной энергией и жизнерадостностью. А вот, ее очки и футляр на столе, лежали отдельно. Обычно, она любила порядок и прятала очки в футляр. Но, в этот раз, не успела, что ли?

— Присаживайтесь, Вера Петровна! – по-хозяйски распорядилась новоиспеченная заведующая. – Я с вашего позволения закурю, – она отворила окно, и пальцами стряхнула пепел. – Эту сирень я давно уже намеревалась срезать, только старуха не давала, все носилась с ней, как с малым ребенком. Лучше бы на пенсию вышла, да разводила эти бесполезные кусты возле своего дома, – в голосе директрисы сквозила заметная нотка пренебрежительности. Вот, к чему ее любовь привела! Сирень ей отплатила за все хорошее. Ну, да ладно… Чему быть, того не миновать! – равнодушно подчеркнула она. – Итак, перейдем к делу. Я осведомлена, что вы, хотите усыновить нашего воспитанника Ваню. Это так?

— Да, очень хочу! – глотая от волнения слова, ответила Кудашева.

— Замечательно! Не вижу никаких проблем. Если на ребенка находятся желающие, почему бы, эту процедуру не ускорить. Так бы, на всех наших детей находились желающие!

 Вера прикипела к месту. Неожиданная радость затмила печаль и свежую скорбь по Марие Афанасьевне. Она не могла поверить своим ушам. Неужели, ей все-таки удастся усыновить Ванечку?!

— Это правда?

— А какая мне выгода вам врать? – все с тем же высокомерием говорила Марина Сергеевна. Я за свои слова отвечаю, в отличие от некоторых. Ведь, сегодня воскресенье, у меня законный выходной, а я здесь, с вами вожусь, вместо того, чтобы идти домой.

— Спасибо, вам! Спасибо! – скромно благодарила Вера.

— На здоровье! Я вообще удивляюсь, почему вам раньше не дали возможности усы6новить ребенка?

— Жилищные условия не позволяли, к тому же, я одинока, мужа у меня нет, зарплата небольшая. Но, я могу устроиться еще на одну работу.

— Простите, а кто вам сказал, что вы, не можете воспитывать ребенка одна? Случайно, не Мария Афанасьевна?

— Мария Афанасьевна обещала мне помочь в этом вопросе.

— Так обещала помочь, что вы, несколько лет оббивали пороги детского дома? И все безрезультатно. Вместо того чтобы пойти вам навстречу. Знаете, о покойных плохо не говорят. Но меня просто возмущает вся эта формалистика, эта бумажная тягомотина. Получается, что если человек одинок, он не может воспитывать ребенка? Чушь какая-то, честное слово. Сколько одиноких женщин, и прекрасно воспитывают своих детей, без помощи мужей. В конце концов, вы, не пропащая, не бездомная, не алкоголичка, и работа у вас имеется. Прокормите как-нибудь лишний рот. Здесь их тоже не марципанами кормят, знаете ли! И ничего, не умерли с голоду. Это Мария Афанасьевна их любила баловать посреди зимы заморскими фруктами. У меня другие методы воспитания.  Вообщем так, давайте свои справки, документы, выписки. Я все подпишу, и дам согласие на усыновление. И дело сделано. Можете забирать своего Ваню прямо сегодня. Что вы растерялись? Или, вы, передумали, Вера Петровна?

— Нет, что вы? Это я от радости.

— Порадуетесь дома, у меня нет времени.

— А можно завтра, я документы не брала с собой.

— Что значит завтра? Вы, ребенка забираете или кофточку в магазине откладываете? Завтра у меня важный день, меня назначают на новую должность, на место прежнего директора, и мне будет не до вас, мамаша. Поэтому, дуйте скорее за своими бумажками, и чтобы в течение сорока минут вы были здесь. Так и быть, я подожду.

— Конечно… я сейчас…одна нога здесь, другая там… я скоро… я быстро… спасибо, вам родненькая, спасибо, вам, Марина Сергеевна, – искренне благодарила Вера.

— Давайте, только без дифирамбов обойдемся! Я этого не люблю – настояла новая заведующая.

 Вера летела домой, как комета, не глядя под ноги. В голове были одни лишь мысли:

«Ванечка, будет со мной, уже сегодня, уже так быстро, я буду его законной мамой, а он моим сыночком, моей кровиночкой, моей крошечкой, моим солнышком июньским. Давеча, она даже не могла об этом мечтать. А сегодня все изменилось, и новая заведующая оказалась к ней благосклонна. Не было бы счастье, да несчастье помогло!

***

 

 Уже несколько дней, как Ванечка жил у Веры. Но, ни домашняя обстановка, ни забота новой мамы, не улучшали здоровья мальчика. Ребенок был хилый и ослабленный. Бледное личико, на щечках ни кровинки. Вера всерьез начала переживать за состояние сыночка.

— Что ж, ты, маленький мой, невеселый такой? Скажи маме, что у тебя болит? Может животик? Или, что другое мучит? – расспрашивала озабоченно Вера, ломая голову над тем, какая причина может крыться в недомогании ее малыша. – Давай температурку смеряем, вот так, хорошо! А мама тебе, пока сказку расскажет.

«В одном царстве, в одном государстве, жил царь ….» Не успела Вера начать рассказывать сказку, как мальчик заснул у нее на руках. Положила она его в кроватку, и накрыла теплым одеяльцем.

 Всю ночь Вера ворочалась, не могла заснуть. Прислушиваясь к тому, как тяжело дышит ее малыш. На следующий день, она поехала с Ванечкой к врачу. Врач внимательно осмотрела ребенка и направила на анализы.

 Вернувшись домой, она увидела, что у подъезда их ожидает знакомая женщина. Это была Лида – медсестра из детского дома.

— Я мимо проходила, решила зайти и поинтересоваться, как у вас дела, Вера Петровна? Справляетесь ли вы, со своей новой ролью?

— Справляться справляюсь. Только Ванечка болеет постоянно. Вчера температура поднялась, а сегодня у врача были. Завтра анализы пойдем сдавать. Может быть, в дом зайдете, там и поговорим?

— Спасибо, я с радостью. Тем более мне есть, что вам рассказать.

Лида прошла в небольшую однокомнатную квартиру с очень скромной и простой обстановкой. Но идеальная чистота и мягкий свет, струящийся сквозь окна, делали эту квартиру необычайно уютной и обжитой.

— Может быть, на кухне поговорим, я заодно вас чаем напою, – предложила Вера.

— На самом деле я на минутку зашла, но от чая не откажусь, – согласилась гостья.

 Вера заваривала чай, а Лида думала, как лучше начать разговор.

— Вера Петровна, я пришла к вам по поводу Ванечки.

Кудашева напряглась, боясь за то, что у нее захотят отнять ребенка.

— Я понимаю, возможно, вас смущают условия, но я, постараюсь их улучшить.

— Нет, нет, что вы, условия у вас хорошие. Я, вовсе, не об этом хотела с вами поговорить.

— О чем же? – интонация Лиды насторожила Веру.

— Ваш ребенок сильно болен. У него лейкемия. Если, ему срочно не сделать операцию, он может … – последнее слово она не в состоянии была произнести.

— Как? Мой Ванечка? Лейкемия? – Вера от неожиданности рухнула на табуретку и схватилась за голову. Распирающая боль начала грызть виски. Сердце техало  не останавливаясь.

— Но почему? Почему? Почему, мне никто об этом не сказал? – жалобно и страдальчески повторяла Вера.

— Мы сами об этом узнали недавно. Мария Афанасьевна собиралась с вами поговорить, но не успела, – старалась объяснить Лида. – Она боялась, что вы, перестанете проведывать Ванечку, если узнаете о его болезни, боялась что ребенок останется совсем одинок. Он, ведь, к вам так привязался в последнее время. Начал называть вас мамой. И к тому же, у вас не было средств на операцию мальчика, а тут, как раз, этот благотворительный фонд, как можно кстати. Решили выделить большие деньги для интерната, и наша бывшая директор – Мария Афанасьевна, царствие ей небесное, распорядилась, чтобы половина денег пошла на операцию для Ванечки.

— Я бы никогда не отказалась от Ванечки, никогда бы! Но, почему, мне никто ничего не сказал?

— Не успела Мария Афанасьевна вам сказать, Верочка Петровна. Поймите? Собиралась сразу же с вами переговорить после праздника, и не успела. А ведь, все могло быть иначе. Потому, как деньги были переведены на счет интерната, и документ соответствующий прилагался, и распоряжение директора, о том, что половина средств пойдет на ремонт старого корпуса для деток, а вторая половина на операцию для мальчика. Тем более, что, операция была уже запланирована на определенное число. А теперь ни денег, ни документов подтверждающих о благотворительном взносе, ничего не осталось. После внезапной кончины Марии Афанасьевны, бумаги, тоже, внезапно исчезли. Только, копия сохранилась. Она мне ее отдала, накануне перед смертью, и сказала: «Ты, Лида, сохрани, на всякий случай, эту бумажку, она очень важная». Как будто, что-то предчувствовала. Вот она, – Лида положила на стол ксерокопию сертификата.

 Вера взяла бумагу и разрыдалась. Горячие слезы потекли по щекам.

— Ванечка, сыночек мой родненький! – приговаривала она.

— Вера Петровна, – сказала Лида. – Вы, простите, что я вам об этом сразу не сказала. Это все, из-за новой начальницы. Не могла я вам правду рассказать, боялась, что уволит она меня, а может и того хуже. А у меня у самой двое детей, и мужа нет. Работу мне терять страшно было.

— Но, Марина Сергеевна мне нечего не говорила о болезни Ванечки.

— Разве, вы, не понимаете, Вера, она ведь специально так поступила.

— Я не понимаю. Зачем? – Кудашева отчаянно качала головой.

— Затем, что деньгами запахло. Новая директриса ни на что не посмотрит, через все переступит, даже через болезнь ребенка. Думаете, она вам просто так помогла с усыновлением? Она, ведь, специально, этот процесс ускорила, чтобы деньги от благотворительного фонда прибрать к своим рукам. Поймите, Вера Петровна, Марина Сергеевна не тот человек, от которого можно ждать добра. Я не удивлюсь, что Марию Афанасьевну она же, на тот свет и спровадила. И кабинет ее заняла раньше положенного срока, а после того, как вы ушли, она домой еще долго не шла, сидела до последнего. Все бумаги рыскала, от сейфа ключ искала. А потом жгла их, а пепел в блюдце сбрасывала. Поначалу я решила, что она курит в кабинете, а потом, когда дверь приоткрыла, смотрю, сидит за столом, как барыня и бумаги уничтожает. Меня увидала, вся краской схватилась пунцовой, глаза злостью засверкали. Так я и не смогла понять, что именно она жгла, потому как прогнала она меня тут же и закрылась на ключ. Но, я уверена в том, что распоряжения письменного и заверенного рукой Марии Афанасьевны больше не существует. Уничтожила его новая заведующая. Вот почему она торопилась так быстро Вам Ванечку отдать, чтобы вопрос о болезни ребенка не всплыл и заодно – вопрос денег от благотворительного фонда. А теперь, когда Ванечка с Вами, вашей заботой стало, как лечить ребенка и откуда деньги брать.

— Не нужны мне чужие деньги, сама как-нибудь управлюсь, – говорила гордо Кудашева, глотая слезы.

— Вера Петровна, Вам таких больших денег вовек не заработать. А время идет неумолимо, Ванечке необходима срочная операция. Я вот о чем подумала, ведь согласие на усыновление ребенка Марина Сергеевна вам подписала, еще, не будучи директором интерната. А вступила она в эту должность, только на следующий день. Получается, что ребенка она давала вам на усыновление незаконно, следовательно, он до сих пор остается воспитанником интерната. В таком случае, деньги, перечисленные благотворительным фондом, имеют свою силу, ведь часть из тех денег предназначена на лечение мальчика. Вера, вы должны пойти к Марине Сергеевне и показать вот эту бумагу, – Лида указала на ксерокопию. – Сама я, не могу этого сделать. Она меня уволит. А вы, обязаны бороться за жизнь ребенка. Слышите? Я чем смогу, помогу вам.

— Хорошо, я пойду, сегодня же, пойду к ней,  — спохватилась Кудашева. – Только, как Ванечку одного оставить не знаю.

— Вы, не волнуйтесь, я с Ванечкой посижу до вашего прихода.

— Спасибо, Лида. Я скоро приду. Вы только не уходите, – просила слезно Вера, впопыхах натягивая старенькие туфли.

 Вера застала Марину Сергеевну в кабинете. Та, вальяжно сидела за столом и неторопливо попивала чай из любимой чашки Марии Афанасьевны. Встретила новая заведующая Веру с безразличным надменным видом.

— Вообще-то у меня обеденный перерыв. И почему, вы, не стучитесь в дверь, прежде чем вам разрешат войти в нее? – недовольно фыркнула она.

— Извините, но у меня очень срочное дело к вам.

— Какое, еще срочное? Неужели, Ваня что-то успел натворить?

— Нет, Ванечка очень ласковый и добрый ребенок. Просто, он сильно болен.

— Правда? – Марина Сергеевна изобразила удивленные глаза, как будто только что, услыхала об этом. – Не понимаю, только одного, а я чем, по-вашему, могу помочь?

 Равнодушие и черствость этой женщины поразили Веру. Она не знала что сказать, будто лишилась дара речи. Вместо лишних слов, она положила ксерокопию документа на стол.

— Это, еще что такое? – спросила заведующая.

— Ванечка болен лейкемией. Ему были выделены деньги на лечение благотворительным фондом. Вы об этом знали, и ничего не сказали. – Вера набралась смелости, чтобы вести разговор.

— Какие деньги, мамаша, о чем, вы? – с насмешкой говорила Марина Сергеевна. – По-вашему, я обязана верить этой липовой бумаге, которая по сути, даже, не является документом. Знаете, сколько я таких бумажек могу вам нарисовать? Имейте совесть, Вера Петровна.

— Кто из нас не имеет совести, так это, вы! – не выдержала Кудашева. – Я думала, что вы – порядочный человек, а вы – проходимка.

— Ну, знаете ли, что! Это, уже, слишком! Что вы, себе позволяете?! – холеное лицо заведующей вспыхнуло гневом.

— Неужели на чужом несчастье, можно построить счастье? – сказала осуждающе Вера. – Я случайно узнала, что Мария Афанасьевна составила письменное распоряжение, выделив деньги на лечение Ванечки.

— Послушайте, Вера Петровна, никакого распоряжения никогда не было, и нет. Я не знаю, кто вам сказал такую чушь. Я не намерена обсуждать эти глупости. Насколько я знаю, деньги выделялись на ремонт детского дома. Ремонт начнется уже на следующей недели, а что касается денег выделенных, якобы, на лечение вашего ребенка, такого нигде не было указано. Уж, простите меня, проходимку, – заведующая держалась самоуверенно и надменно.

— Но, как же так… ведь… – Вера растерялась.

— Вот так, уважаемая Вера Петровна, вот так! Прежде, чем врываться в кабинет директора детского дома, и оскорблять порядочного человека, нужно думать, хоть иногда. А теперь покиньте немедленно мой кабинет.

 Вере ничего не оставалось, как медленно поплестись к выходу. Напоследок она услышала такие слова:

— Только не вздумайте кому-то что-то доказывать или жаловаться. Иначе, я больше не позволю появляться вам на пороге детского дома. Слышите?  Никогда, не позволю!

***

 

 Время шло. Ванечке становилось все хуже с каждым днем. Мальчик угасал на глазах. Лечение не приносило результатов. А собрать необходимую сумму на пересадку костного мозга не удавалось.

Добрые люди откликались на беду, помогали, чем могли, но этих денег, едва хватало на самые дешевые медикаменты. Вера сама решила собирать травы и готовить целебное снадобье.

 Однажды, она заметила, что Ванечка повеселел, стал бодреньким и цветущим. На сердце у Веры Петровны отлегло.

— Сыночек мой выздоравливает, цветочек мой июньский! Неужели, снадобье помогло?

 Чудеса, и только!

 Так длилось несколько дней. На лице мальчика засияла улыбка. Маленькие ладошки тянулись к Вере и крепко обнимали ее.

— Мамочка моя! Ты, меня никогда не оставишь? Мы, теперь всегда будем вместе, правда? – спрашивал Ванечка.

— Правда, сыночек мой драгоценный! Крошечка моя! Счастье мое! Мы, всегда будем вместе!

 Так и засыпал пятилетний сыночек на руках Веры. Наконец-то, за всю свою многострадальную короткую жизни, этот ребенок обрел маму, а Вера рассталась с одиночеством и отдала свою нерастраченную материнскую любовь.

 А ночью, Вера увидела сон, а может и ни сон – это вовсе был, а виденье. Сначала она увидела Марию Афанасьевну, как будто живую, облаченную в белые одежды. И выглядела она – здоровой и цветущей, а позади нее росла сирень, раскинувшая свои богатые ветви. Благоухающий запах сирени заполнил всю комнату. Она вдыхала его аромат полной грудью, с неутолимой жаждой.

 Мария Афанасьевна тихой поступью подкралась к постели, и промолвила:

— Здравствуй, Верочка! Здравствуй, голубушка! Вот и настало время мне за Ванечкой твоим придти.

— Нет, Мария Афанасьевна, не нужно за Ванечкой, прошу вас, не отнимайте от меня моего сыночка, я без него жить не смогу!- умоляла Вера. – Посмотрите только на него, он на поправку пошел. Значит, травы помогли.

— Нет, Верочка! Это Господь Бог отпустил Ванечки несколько дней, а тебе продлил счастье материнства, пусть недолгого, зато вечного. Потому что, все в том мире вечно! Когда-то, ты, сама в этом убедишься.

— Лучше меня заберите, а Ванечку оставьте, он еще совсем маленький, ему жить и жить…

 Но, Мария Афанасьевна промолчала и только улыбнулась, обошла кровать, взяла мальчика за руку, и вспыхнул свет, и видела Вера, как выросли за спиной у сыночка крылышки ангельские, и пошел он по дороге вечности вместе с Марией Афанасьевной. А потом растворился его силуэт в звездной ночи.

 Спала Вера крепким и блаженным сном, и только под утро, почувствовала, как бездыханно соскользнула маленькая ладошка сыночка, и больше не обнимала она Веру, и мелодичный звонкий голосок, похожий на колокольчик, не называл ее мамой. Только, одинокая ветка сирени лежала на подоконнике, все еще свежая и бархатистая. И малая пташка, залетевшая в распахнутое окно, кружилась над той веточкой и ласково щебетала.