Их было три: Карское, Баренцево, Белое.
Приближались дни отъезда с Таймыра, из Норильска, города за полярным кругом, где были прожиты почти семнадцать моих лет. С Крайнего Севера уезжал ещё один учёный, число которых и так там было ограниченно, а с некоторого времени и быстро уменьшалось не в пользу нашей отечественной науки. Вместе с ним местное ГАИ отпускало и один автомобиль ВАЗ-21011. Именно это обстоятельство и определяло один единственный путь на материк, который позволял сразу оказаться и в Европейской части нашей огромной России, да ещё и ехать дальше по тому времени и хорошим, асфальтовым дорогам Мурманской области и Карелии. Да, это был только морской путь, на корабле, от Дудинки до Мурманска, сначала по Енисею, а далее по морям Северного Ледовитого океана. Даже предварительное изучение маршрута давало возможность физического ощущения познания нового и неизвестного. От Дудинки до Мурманска было 2600 км. Так что путь был не малый, да и ещё по льдам Арктики. Тёплый август уже заканчивался и в скором времени могли начаться лёгкие снегопады, которые в этих краях начинаются неожиданно и даже внезапно. Бывало, снег накрывал землю сплошным, но тонким слоем и до дня начала учебного года в школах страны. Предстоящий путь был экзотичным это и привлекало, прежде всего. Любитель путешествовать я начинал понимать сколько можно будет увидеть во время пути и начал готовиться к этому. Но прежде всего надо было найти капитана корабля, который будет согласен захватить с собой до Мурманска. Это оказалось не совсем простым делом. Несколько телефонных звонков в Мурманское морское пароходство связало меня с капитаном корабля ледового типа и он согласовал время моей погрузки на его судно «Юрий Аршеневский». Можно было конечно отправиться и на речных судах по Енисею до Красноярска, но оттуда до средней полосы России было целых 5000 км. и до Красноярска надо было идти шесть-семь суток. Как получится. По морю было быстрее и экономичнее и на мой взгляд интереснее. Пройти по Северному Ледовитому океану, да ещё и немалый путь, уверен, удалось весьма ограниченному кругу путешественников. Начало моего пути было в небольшом городе Дудинке -порту на Енисее, до которого от Норильска было всего 93 км. На Дудинку была и какая – никакая, но дорога, даже называемая тогда между нами трассой, но не для легкового транспорта конечно. Большегрузный, технологический транспорт дорога вполне устраивала, и вот для него в тех северных краях её вполне можно было называть трассой без натяжки. В назначенный день я приехал на моей машиной в грузовой порт Дудинки. В порту на погрузке грузов Норильского комбината стояли три судна. Одно из них выделялось своими очень немалыми размерами. На его ярко-оранжевого цвета борту я и увидел белую надпись «Юрий Аршеневский». Это был большой лихтеровоз. Именно на нём и предстояло моё путешествие. Здесь же в порту я увидел ещё 11 разных легковых машин стоявших в ожидании погрузки на его борт. После оплаты в бухгалтерии порта погрузки машины и дороги до Мурманска, я расписался в списке прибывших на судно. Погрузка автомобиля на борт судна, а точнее на верхнюю палубу заняла всего 10 минут. Огромный портовый кран, весь окрашенный в жёлто-оранжевый цвет, легко, как пушинку, на своих мягких стропах охвативших мой жигулёнок как паук поднял и опустил машину уже на палубе. Два стропальщика внизу предварительно и учтиво попросили приготовить каждого из владельцев авто за погрузку, а точнее за их аккуратность при погрузке по 150 рублей. Расстроповка автомобиля на палубе, оказалось тоже стоила денег, но была дешевле на 50 рублей, так что свою сотню с каждого автомобиля докеры порта имели. Крепёжка автомобиля на палубе заняла времени втрое больше чем его погрузка, и она оформлялась актом, документально, под роспись владельца авто и ответственного по кораблю за погрузку одного их старпомов капитана. Это обстоятельство говорило о том, что в дороге всё могло быть, и шторм и качка, поэтому всё на палубе крепилось основательно и серьёзно, и на судне для этого было много всякого такелажа. Мне вспомнилась перевозка моей машины от Красноярска до Дудинки по Енисею. Тогда Жигулёнок мой стоял на люках трюма речного танкера « РТ-90 вёзшего в Норильск сливочное масло и говядину из Голландии и капусту из Польши. Капитан танкера, при погрузке сказал что «за сохранность всего твоего на палубе ты отвечаешь сам», при этом предложив мне ещё и подшаманить его «Москвич 412» который он возил с собой. Там крепежа не было, одни лишь башмаки под колёса можно было и поставить. Денег за услуги тогда не брали, все расчёты были натуральными. Лучшей платой тогда на всём Севере была водка в бутылках по поллитра. Плата денежная взималась за каюту и моё питание, а за провоз машины всё было на усмотрение капитана.
Но кому-то из членов экипажа очень понравился мой автомобильный приемник который был у меня из машины украден и явился по сути той натуральной оплатой за провоз машины для одного видимо из непьющих членов команды РТ-902.
Моя каюта на Аршеневском была просто роскошной а питание северное, морское усиленное было положено всем. И если говорить о его качестве, стоит сказать лишь одно – коков капитан корабля выбирать умел и выбрал наверно настоящего фокусника из лучших, но это узналось позднее.
Через час после погрузки, при подписании каждым пассажиром инструктажа по технике безопасности мы услышали гулкие и звучно-громкие гудки «Юрия Аршеневского». Мы отходили от причала. Корабль своим носом пошёл на течение и через несколько минут хода стал производить поворот для постановки на курс вниз по Енисею. Было довольно тепло, и из салона моей машины я наблюдал движение корабля довольно долго. Самый северный в мире город Дудинка остался далеко позади, не произведя на меня особенных впечатлений. Разве что размеры города по берегу Енисея оказались гораздо меньшими, чем я предполагал. Прозвучавший на корабле звонок приглашал всех к обеду. В просторной кают компании лихтеровоза для нас был накрыт отдельный от команды стол. Обильная и очень вкусная еда располагала к отдыху и после обеда все разошлись по своим каютам. В моём журнале так и заполнилась первая страничка путешествия. Прозвучавший в 20 часов по корабельному времени звонок звал уже к ужину, на который пришли всего пять человек из пассажиров, остальные видимо спали, отдыхая от ранее перенесённой нервной нагрузки.
После ужина захотелось ближе познакомиться с кораблём, и я начал его осмотр, который дал много интересного от разговоров с членами команды и знакомством с историей корабля. Корабль оказался финской постройки, ледового класса и вышел на морские трассы всего полтора года назад, то есть он был новенький, а увиденное огромное машинное отделение корабля буквально будоражило меня. Высота машинного отделения была наверное больше высоты пятиэтажного дома, а диаметр и длина гребного вала Аршеневского меня буквально шокировали. Наверно бессмысленно всё описывать там увиденное, вряд ли это возможно, это действительно просто надо видеть. Становилось понятным желание некоторых альпинистов покорить горы, на которых они ещё не были. По природе мне всегда было интересно видеть что-то необычное, техническое, пусть это будет плотина гидроэлектростанции или виадук или тоннель. Я мог в течении получаса наслаждаться страшной красоты картиной падения воды с плотины Братской ГЭС или смотреть подьём речного судна на гигантскую плотину Красноярской ГЭС. Наверно из десятка военных самолётов истребителей и вы сможете выбрать самого красивого. Вот уместные сравнения для моей оценки увиденного в машинном отделении Аршеневского.
Утро следующего дня уже было более чем прохладным. Конечно, мы стали значительно ближе к Северному Ледовитому океану, влияние которого на климат всей Земли вряд ли кому не известно. Мы были уже в Енисейском заливе Карского моря. Цвет за бортной воды сильно изменился и она стала значительно светлее. Корабль выходил в океан. Впереди была чистая вода. Через несколько часов для выхода на палубу надо было основательно утепляться несмотря на то, что был ещё август. Льдов в океане пока не наблюдалось, но к вечеру пошёл обильный снегопад с сильным ветром, порывы которого с разных сторон показали свою силу кораблю, раскачав его до ощущения бортовой качки, которая нас сопровождала около часа. Не очень приятные были ощущения у пассажиров таких как и я. Но всё равно очень захотелось спать. Во время сна я проснулся от глухих ударов в корпус судна. Полярный день стоявший в этих широтах круглосуточно позволял вести визуальное наблюдение за обстановкой и я вышел на палубу. Увиденное поразило меня.
Мы шли в сплошном льду, который лихтеровоз взламывал своим мощным корпусом. Во льду мы шли курсом с некоторыми маневрами. По шуму двигательной установки Аршеневского можно было слышать, как он либо ускорял ход, либо замедлял и даже приостанавливал его. Создавалось впечатление, что корабль собирал силы и совершал разбег для разлома ледяного поля находившегося впереди. В результате этого в ледяном поле образовывались трещины, по которым капитан и направлял судно в своих маневрах. Ледяные поля были везде вокруг нас, только после прохода корабля хорошо был виден широкий канал с бурлящей водой за кормой Аршеневского. Я стоял на палубе и в бинокль с15-ти кратным увеличением осматривал все горизонты вокруг. Мне удалось увидеть караван их трёх кораблей идущих встречным курсом. Два корабля имели синий цвет корпуса и это означало, их принадлежность к Дальневосточному пароходству, а один был окрашен также как и Аршеневский, значит входил в Мурманское пароходство. Наш капитан видимо тоже увидел их и дал несколько громких непродолжительных гудков, как я решил приветствующих те корабли. Через некоторое время стали слышны приглушенные ответные гудки кораблей идущих встречным курсом. Приглушённость гудков говорила о большом расстоянии разделявшем их и Аршеневского. В океане покрытым льдом звук распространяется быстро и далеко. На льдинах, разламывавшихся о борта лихтеровоза и льдах не тронутых кораблём были часто видны следы жизнедеятельности человека. Чего только на льду не было, но больше всего это были бочки, брёвна, куски железа и досок, следы разлитого машинного масла. Может быть это были остатки какой-нибудь дрейфующей станции «Северный полюс № ? » или остатки припайного берегового льда вынесенного в океан с какой-нибудь части прибрежной суши многотысячикилометрового побережья Северного Ледовитого океана или какого-нибудь из его многочисленных островов.
На льду попадались толи останки то ли шкуры съеденных животных, коров или оленей. Удалось увидеть вмороженный в лёд столб, с прибитой к нему поперечной доской и какой-то надписью на ней. Мой фотоаппарат, что мог то и фиксировал для моей памяти и впечатлений. Насмотревшись окружающего мира я пошёл в каюту и продолжил свой сон действующими лицами которого были почему-то белые медведи и моржи, которые своими мордами тыкали в дверь моей каюты. Видимо от этого я проснулся и почувствовал что Аршеневский стоит а слабый ровный звук работы двигателя корабля подтверждал это. И действительно, мы стояли в океане. Оказалось, мы ждали приближения атомного ледохода «Арктика», с борта которого наш корабль должен был забрать нескольких американцев и англичан, часть какой то международной экспедиции. Выйдя на палубу, я в бинокль осматривал окружающий нас океан, покрытый сплошным льдом. «Где же берега? С какой они стороны от нас сейчас?
На далёком горизонте справа по борту я увидел что-то чёрно-оранжевое в виде большой капли. Это была «Арктика», которая уже подошла к точке подлёта её вертолёта уже приближавшегося к Аршеневскому. Подлетевший вертолёт завис над носом корабля и выбросил верёвочную лестницу по которой на борт Аршеневского перешли четыре человека. Сразу после высадки пассажиров вертолёт улетел в сторону уже лучше видимой на горизонте «Арктики». Двигатель Аршеневского после этого стал набирать обороты и уже было видно движение корабля ,от которого стал слышаться треск разламывающегося льда за его бортом. Толщина льда была весьма скромной и на мой взгляд не могла превысить сантиметров 70. Налетевший порыв встречного ветра умыл водяными брызгами забортной океанской воды моё лицо после сна и позволил ощутить её солёный вкус одновременно. Мне вспомнилось резкое изменение погоды во время прохода Енисейского залива и слова сложившиеся тогда в моей голове«Я бога молю чтобы Арктика»,«Не встретила нас непогодою»,«Я бога молю чтобы Арктика»,«Нас встретила чистой водой». Что это было, слова припева ещё не родившейся песни или просто будущего стиха. Я открыл блокнот и записал там далее пришедшие мне новые слова «Ну, где же берега? Нигде вокруг земли не видно»,«Одни ленивые лишь льдины встречают нас издалека»,«Разламываясь, нехотя, как-бы в поклоне, цепляясь слабо за борта»,«И поднимая пену, брызги, краями машут нам исподтишка.»Я понял что словами рисую реальную видимую мной картину отражающую мои происходящие в том миг впечатления. Мне становилось понятным и то что стих уже сложился и его надо будет продолжать и реально написан припев песни, которой надо будет дать ритм и мотив.
Вот так все виденное воздействовало на меня. Я благодарил посетившую меня музу. Порыв ветра, поднявший водяную пыль воды из под очередной разваливавшейся льдины брызнул мельчайшую водяную пыль на листок моего блокнота, где только что записались слова стиха. Я не успел отвернуться от водяных брызг океана, которые как его слёзы упали на лист и частично растворили чёрные чернила текста стиха. Этот момент только через два десятка лет я мог расценить как благословление божье, как знак того что я должен писать и дальше. Это стало понятным мне только теперь и доказательств этому уже не мало, а лист залитый водой Ледовитого океана стал моей настоящей реликвией.
Впереди, и оказывается уже совсем недалеко были острова Новая Земля. Мы вскоре увидели их берега. Более чем двое суток пути остались позади. По словам капитана это «для Карского моря было очень и очень не плохо» и он поздравил всех с приближением к проливу Карские ворота, который разделял крупный остров Вайгач от Новой Земли. Пролив мы проходили уверенно и спокойно несмотря на то что лёд здесь был даже потолще прежнего. Корабль уверенно его раздвигал и мы, пройдя пролив, вышли в Баренцевоморе.
Сплошные ледяные поля кончались и море перед нами покрывали лишь льдины различных размеров наблюдая которые можно было убедиться что жизнь Баренцева моря была активнее чем в Карском. Вскоре в море не стало видно и льдин. Аршеневский заметно прибавил в скорости хода. Нам стали попадаться по пути корабли идущие то ли встречным курсом, то ли идущие параллельно нам в одну сторону. Капитан объявил, что вечером пройдём Белое море, а ранним утром ожидается наше прибытие в Мурманск. Но не всё получилось из прогноза капитана. Нам пришлось слегка поволноваться из-за шторма идущего нам в бок со стороны Баренцева моря. Его нрав северным морякам был известен. Не зря они проверяли ещё раз крепеж автомобилей стоящих на палубе. Но всё обошлось. Нас просто немного, но сильно покачало. Аршеневский правда потерял и в скорости. Но утром выйдя на палубу, я увидел, что проходим город Североморск с его огромными доками для ремонта и строительства кораблей и подводных лодок великое множество которых было в полузатопленном состоянии в ожидании утилизации. Размеры некоторых доков и особенно их гигантских кранов не поддавались визуальной оценки их грузоподьёмности. Это было нечто и заставляло задумываться. Так потихоньку замедляя ход «Юрий Аршеневский» и занял свое место у пирса Мурманского грузового порта где быстро, без суматохи и причём совсем бесплатно, с палубы корабля были сняты кранами под командой докеров порта наши автомобили, в том числе и мой Жигулёнок колёса которого стали на хороший асфальт дороги ведущей в Петрозаводск, Питер и далее в Москву которая ждала меня. Я не имел права опаздывать. На выезде из Мурманска, оказавшегося на вершине крутого берега я залил полный бак бензина и вглянул в сторону Океана. Я смотрел и не мог оторвать глаз от красоты, лежащей под моими ногами до самого морского горизонта. Смятение чувств я испытал тогда и наверное именно оно заставило взять блокнот и в стих, слова которые рождались ещё в Карском море, дописать его окончание. Слова быстро и ровно улеглись в строчки стиха, который в моей голове становился песней. Три моря Ледовитого океана остались позади, они были не первыми увиденными мной, но их место не могут заменить никакие из 15-ти, которые я увидел позднее.
Коротов Е.В. июнь 2011г.
