Обливаться парфюмом с ног до головы перед каждой нашей встречей было для меня обычным явлением. Также было и в этот летний вечер на берегу Балтийского моря, которое помнило горячие поцелуи нашего лета. Сразу скажу, дальше поцелуев у нас еще не доходило. У меня вообще еще никогда не было секса с мужчиной. У него с женщиной, кажется, был. Мы проводили вместе вечера и иногда пару часов ночи, когда слишком поздно возвращались домой с площади этого маленького курортного городка на побережье. Городок этот стал свидетелем моей первой любви и невольным соучастником моего первого предательства. Но об этом не сейчас, позже, когда солнце сядет, а пузырьки шампанского в моем бокале растворятся.В этой истории любви, такой похожей и непохожей на все истории одновременно, вообще было слишком много этого напитка. Это было первое лето моей взрослой жизни. Я окончила школу два месяца назад, поступила в один из самых престижных театральных вузов. В целях конспирации, и сейчас не пишу его названия, потому что дальше в этом рассказе будут такие подробности, которые я по какой-то одной мне известной причине стесняюсь рассказывать однокурсникам. Хотя на самом деле умом понимаю, что ничего постыдного тем летом со мной не случилось. И даже того самого, о чем, вероятнее всего, жаждет прочесть самый нетерпеливый юный читатель, тем летом тоже не произошло. И только случай помешал Максиму Дмитриевичу стать моим первым мужчиной.
Тем летом мы много говорили о сексе. Он почему-то не любил это слово и заменял его любыми другими, начиная от банального «занятий любовью», заканчивая не менее банальным «близость». Даже «интим» ему почему-то нравилось больше, чем «секс». Наверное, всему причиной была его прошедшая юность, которая пришлась на время Советского Союза, в котором, как известно, секса не было. Или излишне строгая консервативная мама, которая внушила ему, что порядочный мужчина не будет говорить с любимой девушкой о таких низких вещах, как секс. Или еще что-то, чего я не знала. Но, впрочем, некоторая несовременность, свойственная моему возлюбленному в его 45, только придавала его образу в моих глазах дополнительное очарование. Наша разница в возрасте меня не смущала. Он хотел жениться на мне, а я хотела родить от него детей. Я улыбалась, а он дарил мне розы. Мы сидели на берегу моря и смотрели на закат. Все было банально, как в слащавой американской мелодраме. И все было прекрасно, как не должно быть в обычной жизни двух обычных людей. Да, мы были почти обычными людьми, и тот факт, что мой избранник был старше моего отца на несколько лет, был единственным существенным в моей тогдашней биографии. Это и отличало меня от ровесниц. Его же несколько отличала от других мужчин его возраста неистовая пронзительность взгляда ярко-голубых глаз, легкий акцент (он был по национальности эстонцем), огромные длинные ресницы, вечно неаккуратная прическа (седые кудри). И профессия – режиссер детского театра. Мы познакомились с Максимом Дмитриевичем, когда мне было тринадцать лет. Мама привела меня на кастинг в театральную студию, одну из самых известных (да что уж там, самую) в нашем маленьком городке. Кастинг проводили другие педагоги – девчонки, которые, как я узнала много лет спустя, тоже учились у него и тоже были в него влюблены. В него вообще часто влюблялись ученицы, несмотря на его, мягко говоря, нетривиальный внешний вид. Сколько я его помню, он всегда был седой и с кудрями, торчащими в разные стороны. И вес его на протяжении всего времени моей учебы в театральной студии не опускался ниже планки в сто килограммов. И это при сравнительно небольшом росте. При моих 175 он был мне по плечо. Прохожие смотрели на нас странно. Я была благодарна всем, кто сдерживает смех. Однажды, когда рядом с нами на лавочке сидела толстая блондинка лет 35 с парнем-кавказцем лето 17, и оба они не только не смеялись над нами, но даже сказали, что мы «необычная, но красивая пара» я почувствовала, что готова любить весь мир и готова просто расцеловать эту парочку за оказанную любезность. А еще я даже иногда переживала из-за того, что Бог послал мне яркую и, не побоюсь этого слова, привлекательную внешность. Мне казалось, что не будь я голубоглазой шатенкой с модельным параметрами, кукольным чертами лица и густыми волосами до колен, моя внешность не привлекала бы столько внимания прохожих и не создавала бы такого диссонанса с его внешностью. Однако волосы мне не разрешали обстричь родители, а отказаться от каблуков и кокетливых кремовых платьев я не могла, потому что для него мне хотелось быть красивой.
Недоброжелатели, кстати, поговаривали, что и в театральный я смогла поступить во многом благодаря своим внешним данным. Впрочем, родители тоже были с ними согласны. Поэтому, если уж обижаться, то на всех сразу.
Один лишь Максим Дмитриевич считал меня действительно гениальной актрисой. Когда он узнал, что я поступила в тот вуз, куда мы вместе с ним готовили мое портфолио, он чуть не плакал от счастья. И даже тот факт, что мы будем жить на расстоянии в несколько тысяч километров, его не смущал. Я до сих пор не знаю, кого он любил больше: меня или театр. Я часто задавала ему этот вопрос, и он отшучивался: «Тебя в театре». Он любил смотреть, как я играю. Часто для подогрева нагих и без того не в меру горячих чувств мы оставались ночью вдвоем в студии, и я играла что-нибудь из его любимых ролей на сцене, а он смотрел на меня, сидя в зрительном зале, и аплодировал каждому моему слову. Я не играла, а откровенно дурачилась, забывая слова или вовсе не зная их, но он говорил, что и это получается у меня божественно. Я читала ему отрывки из тех, что готовила к экзамену. И он снова аплодировал, прижимал меня к себе, как бы желая подольше удержать рядом с собой и чувствуя, что я от него ускользаю. Он грел мои руки, когда они замерзали во время наших длинных ночных прогулок. Он кормил меня с рук малиной и клубникой, а я смеялась чему-то такому, о чем уже никак не вспомню сейчас. Чтобы разбавить эту приторность наших мелодраматичных отношений, добавлю в свой рассказ ложку дегтя – кофе из Макдональдса казался ему дорогим. А я очень любила Капучино и мороженое Макфлури оттуда. Он никогда не отказывал мне в походах в Макдональдс, однако по его глазам и жестам я чувствовала, как тяжело ему расставаться с теми копейками, которые он каждый раз скрупулезно отсчитывал официантке, доставая их не из кошелька, а из карманов старых джинсов. А еще однажды он пришел на свидание с огромным пакетом продуктов из близлежащего супермаркета эконом-класса. Он переживал за мой вес (я весила тогда чуть больше 40 килограммов) и пытался подкармливать меня, не зная о том, что отец каждый вечер заказывает на дом нам с мамой суши и какие-то экзотические японские салаты.
И все же с Максимом Дмитриевичем я впервые почувствовала себя настоящей девушкой. Женщиной, которой фактически еще не являлась. Однажды, когда мы сидели с ним ночью возле нашего фонтана, он прижал меня к себе близко-близко и несмело сказал: «Полина, я хочу украсть тебя из дома и напоить шампанским у себя дома, а потом уложить спать на диване и укрыть одеялом. Если это когда-нибудь случится, я буду самым счастливым мужчиной на свете». Опережая события, скажу, что это случилось. Но самым счастливым мужчиной он не стал. Едва ли он был способен «украсть меня из дома» (читайте – поговорить с моим отцом). Но вот укрыть одеялом и напоить шампанским – это запросто.
В тот вечер я сказала ему «Да». Это было мое первое сознательное желание отдаться мужчине. Мы сидели на берегу, обнявшись. Я дрожала от холода, а он пытался согреть мою открытую спину руками. Мы говорили о настоящем, и оба молчали о будущем. Он не собирался ко мне в Москву, хотя, кажется, собирался жениться. Но что-то мне подсказывало, что «жить вместе, пока смерть не разлучит» — это не про нас. Мне казалось, что разлучит нас какая-то драма. Да, да, это будет непременно драма, и хорошо, если не с летальным исходом одного из участников событий. Но я боялась говорить об этом ему. Я просто жила здесь и сейчас. И спешила любить его.
Тем вечером, когда мы условились о том, что проведем ночь вместе, он был особенно нежен со мной. Мы долго сидели на берегу и говорили, как сейчас помню, о современном обществе и эмансипации. Максим Дмитриевич был эрудированным человеком, и мог поддержать беседу на любые темы, не только о театре. Я говорила, что эмансипация – это зло и что все женские беды – отсюда, а он был, кажется, со мной согласен. С моря дул бриз, я прикасалась губами к его щекам. Он, как и во все предыдущие наши встречи, говорил мне, что я одеваюсь не по погоде и что совсем не берегу себя. Мне действительно было холодно. Мы вставали с песка и шли к моему дому сначала по берегу моря, а потом по узким улочкам моего маленького городка. Он провожал меня до дома, а потом говорил, что уезжал на последней электричке в областной центр, где жил и работал. Но однажды я посмотрела расписание и поняла, что уезжал он не на последней, а на первой электричке, а ночь проводил на вокзале. Кто-то из соседских детей говорил мне, что видел его там.
Той ночью, когда я впервые ответила «да», мы больше молчали по пути к моему дому. Я пришла в первом часу ночи. Родители спали. Они, кстати, не знали о моем романе с преподавателем из театральной студии. Мама и папа считали, что я встречаюсь с бывшим одноклассником и, в общем-то, были не против наших отношений. Родители полностью мне доверяли. Я в ту ночь чувствовала себя чуть ли не преступницей и долго не могла уснуть. Мое воображение рисовало мне сцены из моего первого сексуального опыта. Я представляла, как он по обыкновению нальет мне шампанское в фужер (мы почти каждое свидание распивали этот напиток прямо на улице), потом мы будем долго говорить, потом алкоголь снимет все барьеры и мы окажемся в постели…Для воплощения моей мечты в реальность необходимо было также продумать чисто тактическую составляющую данного плана. В частности, придумать отмазку для родителей. Они, хоть и были толерантны и вполне современны, но все же моего желания переночевать у парня дома, они бы не поняли. В коварный план пришлось вовлекать подруг. На следующий день я проснулась чуть позже обычного. Привычный утренний кофе был сладок, несмотря на отсутствие в нем сахара. Мама говорила, что не может оторвать от меня глаз, и что я красивее любой девушки из глянцевых журналов. В то утро я верила ей, когда смотрела на себя в зеркало. Блеск в моих глазах заметил даже отец, который, казалось, вообще не замечает ничего вокруг. Все утро я прокрутилась перед зеркалом в мини-юбке и кокетливом топе. Мама отговаривала меня надевать туфли на шпильках. Тем более непонятно было ей, зачем надевать их в магазин. Но мне хотелось в те дни, когда я стояла на пороге самого важного события своей жизни (а я и сейчас отношу к таковым событиям первый секс), быть особенно красивой. Я пошла в магазин и купила себе новое кружевное белье. Когда я вернулась домой, мамы не было, и я принялась звонить подружкам с просьбой — выгородить меня. Первой позвонить моим родителям и попросить их отпустить меня к ней в гости с ночевкой согласилась Дашка, с которой мы вместе занимались в театральной студии. Но взамен она потребовала встречи с подробным рассказом о предстоящем свидании. Я охотно согласилась. Даша сама была слегка неравнодушна к Максиму Дмитриевичу, поэтому разговор с ней получился интересным. Мы встретились в кафе. Даша заказала кофе, пирожное и мороженое. Я – только кофе. Меня настолько волновала наша предстоящая встреча, что, казалось, всеобъемлющее счастье, охватившее меня вчерашним вечером, подменило собой все. В том числе лишило меня на время способности адекватно мыслить и даже питаться. Даша догадывалась о том, что у меня с Максимом Дмитриевичем были отношения, но не думала, что у нас все зайдет так далеко.
— И ты готова ему отдаться? – спросила подруга недоуменно.
— Да. А ты думаешь, не стоит? – спросила я.
— Ну… почему же…Я просто удивлена, что у вас с ним все так быстро закрутилось…Не, он нормальный мужчина, просто… даже не знаю… , — на лице Даши мелькнула улыбка.
— Ну говори, говори уже! – надавила я на нее.
— Честно? Я сама пару раз представляла себя с ним в постели. Мне просто интересно было бы попробовать именно с ним. Но я гнала от себя эти мысли. Потому что он взрослый мужик, потому что он довольно странный, потому что…в общем, есть в сексе с ним что-то противоестественное. Но если ты его любишь, то… то, наверное, это того стоит. Расскажешь потом, как все пройдет?
— Расскажу.
Мы еще немного поговорили с Дашей. Она поздравила меня с поступлением в крутой театральный вуз и сказала, что ни секунды во мне не сомневалась. Сама она поступила в наш местный университет, на искусствоведение и казалось, что была даже рада этому. Даша встречалась с парнем из своей школы и уже представляла, как красиво она будет смотреться в белом платье. А вот что я буду делать с Максимом Дмитриевичем лет через пять, по собственному признанию, не представляла. И вообще не верила, что у нас будет что-то, кроме секса. Но и он один, ели происходит по любви, на взгляд Даши, уже многого стоит. Мы попрощались с подругой ближе к обеду. Дома меня ждала мама с пирогом и вопросами. Она видела, как я свечусь от счастья, и хотела переживать эти сладостные секунды вместе со мной. Но я не могла впустить ее в свои переживания. Не могла и съесть кусочек пирога. Я была сыта своим счастьем. Мама спросила, собираюсь ли я сегодня встречаться с Денисом (имя моего одноклассника, роман с которым я придумала для родителей). Я ответила: «Да, как обычно, в семь часов» и ушла в свою комнату. Лежа в постели, я перечитывала любимые стихотворения Есенина, закрывала глаза и представляла, как пройдет наша первая ночь: обязательно будут цветы, шампанское, открытые окна, легкий бриз с моря… Все это ждет меня уже завтра. Сегодня я смогу обрадовать его точной датой. Вечером ко мне в гости пришла Даша. Папы еще не было дома, а мама была очень рада ее приходу. Она любила устраивать долгие чаепития с моими подружками. Даша с удовольствием ела яблочный пирог и обсуждала с моей мамой последнюю книгу Мураками. Потом Дашка, как бы невзначай, при маме пригласила меня на завтра в гости с ночевкой и сказала, что там будут и друге девочки из нашей театральной студии. Мама, моя добрая и наивная мама, была рада, что я встречусь с девочками, и без всякой задней мысли отпустила меня. Она даже вспомнила Максима Дмитриевича и предложила зайти и к нему тоже.
— Все-таки он очень много для вас сделал, девочки, — сказала мама.
Мы с Дашей улыбнулись друг другу. У меня почему-то сжалось сердце, и ком подступил к горлу. Улыбка получилась нервной, и мама, конечно же, это уловила.
— Кстати, Полина, что-то ты давно про Максима Дмитриевича ничего не рассказываешь. А раньше, что ни день, так все о нем говорила. Он хоть знает, куда ты поступила?
— Да, мам, знает. Он очень рад за меня, — ответила я коротко.
— Даша, а ты не знаешь, они не поссорились случайно? А то от Полины мало что узнаешь, она у нас такая скрытная, — сказала мама.
— Они? Нет, что вы, ведь Максим Дмитриевич обожает Полинку, — уверенно ответила Даша.
— Обожает? Ну-ну. Кого из вас он не обожает, скажи мне, дорогая, — рассмеялась мама, — Все такие красавицы, да еще и умницы. К тому же, столько лет вместе прожито: конкурсы, гастроли, фестивали – столько общих воспоминаний. Это ж целая жизнь. Вас многое с ним связывает.
Мы еще немного поговорили о театре. Почему-то, чем больше мы вспоминали прошлое, тем сильнее я любила Максима Дмитриевича в настоящем. Иногда меня пугала зависимость моей любви от прошлого. Я боялась честно ответить себе на вопрос: «Любила бы ты его так же, если бы встретила на улице здесь и сейчас, а не четыре года назад?». Я не знала ответа. Любить режиссера известного городского театра, любить своего педагога, любить этого мужчину и любить себя, когда я с ним – все это слишком разные вариации на тему одного и того же светлого чувства. Мы еще немного посидели с Дашей на кухне, и вот уже мама закрывает за нами дверь. Я опаздываю на свидание. Даша просится пойти со мной и посмотреть издалека, как он меня обнимает. Я соглашаюсь.
Максим Дмитриевич, как обычно, сидит на лавочке возле фонтана и чувствует себя неловко на фоне подростков, ожидающих своих возлюбленных, здесь же. Несмотря на опоздание, я не могу идти быстрее, потому что десятисантиметровые шпильки мешают мне. Он, едва завидев меня, вскакивает со скамейки и, как мальчишка, несется мне навстречу. Это был мой любимый момент всех наших свиданий, кульминация, за которой следовала развязка, превышающая по времени эти счастливые секунды в сотни раз. Но, вероятно, для него кульминацией во время наших свиданий было что-то другое. Может быть, прощальный поцелуй. Или минуты объятий, когда наступала темнота. Или ошеломленные взгляды парней при виде нас. В этот день я была особо счастлива первым минутам нашего свидания, поскольку знала, что Даша смотрит на нас. А я смотрела в зеркало нашей любви и видела в нем себя: молодую, желанную, выбранную им одну из многих. Но при этом не замечала его. Он любил меня, а я – состояние влюбленности. Но это я понимаю сейчас, а тогда… Тогда легкий бриз дул с моря, и мне казалось, что нет на свете сильнее чувства, чем то, что испытывали мы друг к другу.
— Завтра, представляешь, уже завтра я смогу остаться у тебя на ночь, — выпалила я на одном дыхании и повисла у него на шее.
— Интересно, что же ты сказала родителям? – поинтересовался он.
— Что иду к Даше. Помнишь ее, кстати?
— Конечно, помню. Замечательная девочка. Надо нам и правда как-нибудь всем собраться вместе: и мальчишек тоже возьмите. Посидим, попьем кофе с тортиком, все расскажут, кто куда поступил…
— И мы с тобой скажем всем, что у нас с тобой отношения? – спросила я.
— Отношения… Слово-то какое! Смешнее только «встречается». Что у вас за словечки, а, молодежь? Почему бы не сказать «собираемся пожениться» или что-нибудь в этом роде? – с улыбкой спросил Максим Дмитриевич.
— А мы собираемся пожениться? – удивленно спросила я.
— А ты готова стать моей женой? — уже серьезно спросил он.
— Да, — ответила я, и чувство смятения охватило меня. В ту минуту я была, безусловно, готова. Но в моей жизни было много других минут и часов. Но вспомнить о них он мне не дал. И снова увлек в свои объятия. Остаток вечера мы обсуждали городской драмтеатр, какой-то сериал, который я не смотрела и наших общих знакомых. Все это время я сидела у него на коленках, а ребята рядом косились на нас недоуменно.
Когда стемнело, мы спустились к морю и пошли по берегу, разувшись. Он нес в одной руке мои туфли, а другой обнимал меня за талию. На подходе к моему дому он, как обычно, поблагодарил за вечер. Иногда мы прощались с ним по полчаса, стоя, обнявшись в арке, ведущей к моему дому. Так было и в этот раз. Он приподнял меня на руки, поцеловал и поставил на землю. Мы почти уже попрощались, как он вдруг неожиданно спросил: «Полиночка, кстати, какие цветы ты любишь?». Я была так тронута этим вопросом, что прижалась к нему и не хотела выпускать его руки из своих. «Наверное, розы», — ответила я, и в эту же минуту к нам подошел пьяный молодой человек. Я вскрикнула: «А». Он, дыша перегаром прямо на меня, наклонился ко мне близко и с усмешкой сказал: «Б», положив руку мне на грудь. Максим Дмитриевич сказал одну единственную фразу: «Молодой человек, вы обознались». И эта фраза перечеркнула несколько лет моей влюбленности и месяцы наших нежных романтических отношений. Хотя в тот момент я еще этого не поняла. Пьяный парень толкнул Максима Дмитриевича. Тот ничего не ответил. К счастью, к нам подошел чуть более трезвый друг наглеца, извинился и увел его в сторону. Максим Дмитриевич предложил подойти к дому с другой стороны. Мы быстрым шагом пошли в другую сторону. Чувство страха мешало мне осознавать, как моя влюбленность рассеивается в этом легком морском бризе. Мы благополучно дошли до моего дома. Он поцеловал меня на прощанье в щечку и сказал, что с нетерпением будет ждать завтрашнего дня. Я тоже решила не акцентировать внимание на инциденте и, притворившись спокойной, сказала, что тоже буду засыпать с мечтами о завтрашнем дне. Но ночью я не могла сомкнуть глаз. Что-то словно кололо мне в самое сердце. Перед глазами вставали картины из нашей первой ночи и гогочущего белобрысого пьяницы, хватающего меня за грудь. Словно капля чернил на чистом белом ватмане, был сегодняшний инцидент в истории нашей любви. Словно капля водки, которой разбавили превосходное шампанское: вроде бы, и совсем немного, но уже не выпить с тем удовольствием, с каким еще минуту назад можно было. Этот пьяница, верно, и не вспомнит о ночи, когда он столкнулся со мной, и не раз еще мужчины будут хватать меня за грудь, и я буду спокойно рассказывать об этом подругам… Но почему-то именно этот эпизод я до сих пор храню в памяти, в самом дальнем уголке своей души, как какую-то страшную тайну, о которой непременно нужно молчать.
С утра солнце, как обычно, светило в мое окно своими яркими лучами. Волосы мои все так же золотились на солнце и требовали длительного расчесывания. Мама плела мне косы и говорила разные приятные слова. Ей больше всего нравились мои волосы, и она говорила мне о том, какой аванс дала мне природа и как важно им правильно распорядиться. Она говорила, что женская красота – это подарок мужчине. И что одариваемый мужчина должен быть достойным. Мама говорила, в общем, правильные слова. С ней сложно было не согласиться. И все же мне казалось, что Максим Дмитриевич достоин этого подарка. Несмотря на вчерашний инцидент. В конце концов, не всем же быть рыцарями, он зато – талантливый режиссер. Днем я хотела пойти прогуляться по берегу, но вдруг началась гроза, и пришлось вернуться домой. Я сидела на подоконнике с книжкой и снова рисовала в воображении нашу первую ночь.
…В семь вечера мы, как обычно, встретились у фонтана. Он пришел с букетом из трех белых роз. Он протянул мне букет и приподнял меня на руки точь-в-точь, как в тот раз, когда на меня напал тот хулиган. Было много и других таких разов, когда он поднимал меня, но почему-то вспоминался именно этот. Мы поехали на электричке в город. Я положила голову к нему на колени и вытянула ноги. Я всегда принимала такую позу, когда ездила в электричке с мамой. Но контролер строгим голосом сказала мне при проверке билетов: «Сядьте как-нибудь поприличнее, девушка». Я села, протянула ей билет и снова почувствовала себя неловко. В какой-то момент мне захотелось спрятаться под уютным домашним одеялом в своей комнате с книжкой, чашкой чая и мечтами о будущем, а не реалиями настоящего. На вокзале он предложил зайти в какую-то забегаловку и поесть там чебуреков. Я не умела отказывать ему, как и он — мне, поэтому согласилась. Вряд ли, его интересовали чебуреки, скорее, ему хотелось продемонстрировать свой трофей мужчинам, сидящим в этой закусочной. Трофей сидел с цветами в тонком белом платье и мерз. От взглядов этих мужчин, жующих чебуреки, мурашки пробегали по моей спине. Казалось, что они готовы съесть меня глазами. Впрочем, вскоре мы встали и ушли, и им пришлось довольствоваться гамбургерами и картошкой.
Мы доехали на автобусе до его дома. Он включил приятную музыку, открыл окно, поставил цветы в вазу. Я сняла туфли на каблуках. Он предложил сделать мне массаж уставших ног. Массаж оказался самой приятной частью нашего вечера, плавно переходящего в ночь. Пока он заваривал кофе на кухне, на меня вдруг прыгнул его кот и оцарапал ноги. Кофе горчил, а сахара в доме не было. Мы сидели в креслах напротив друг друга, он неловко держал свою чашку, а я морщилась при каждом глотке горячего напитка в эту жаркую летнюю ночь. Почему-то я вдруг вспомнила, какие вкусные фруктовые коктейли делает мама по вечерам и какое приятное ощущение прохлады в жаркий летний вечер они дают. Мне нестерпимо захотелось пить через трубочку коктейль со льдом из красивого стакана в своей красивой комнате и дышать морем, а не душным городом. Я поставила чашку на стол и подошла к окну, у меня закружилась голова и тошнота поступила к горлу.
— Что с тобой, Полиночка? – спросил он встревожено и нежно.
— Наверное, это от волнения. Не обращай внимание. Скоро пройдет. Просто я так долго ждала этого момента, а сейчас он наступил, и я… даже не знаю, что делать…что говорить… как себя вести… в общем, ничего не знаю. И от этого страшно.
Он подошел ко мне и попытался приподнять, но я отстранилась. В этот момент я вспомнила, как позавчера мы точно так же стояли в арке возле моего дома, и к нам пристал тот пьяница, а он, Максим Дмитриевич, не смог меня от него защитить. И пускай ничего страшного в ту ночь не произошло со мной – ну подумаешь, пьяный парень схватил меня за грудь, но, тем не менее, что-то во всей нашей красивой истории, пропитанной морским бризом и ароматом моих духов, пошло в тот момент под откос. Странно, как несколько минут смогли перечеркнуть то, что выстраивалось с такой нежностью и легкостью несколько месяцев. Я пыталась убедить саму себя в том, что Максим Дмитриевич в ту ночь все сделал правильно. В конце концов, он же не бросил меня одну в подворотне рядом с этим алкашом. Он просто интеллигентно объяснил ему, что тот обознался. Не драться же ему с ним нужно было, в самом деле… Однако на все мои рациональные аргументы в мысленном споре с самой собой был один иррациональный – после этого инцидента я его разлюбила. И не важно, прав он был или виноват в тот момент. Не важны были, собственно, и обстоятельства, при которых это произошло. Близость в первой любви, как прибой, сначала накроет – потом отхлынет, и ей для этого не нужно никаких причинно-следственнных связей.
— Чего ты боишься? Все будет так, как ты захочешь, — сказал Максим Дмитриевич уже совсем настороженно, видя, как я отстраняюсь от него.
— Правда? – спросила я, глядя ему прямо в глаза.
— Конечно, — ответил он.
— Я хочу уйти домой, но чтобы ты меня не провожал.
Тишина, повисшая в этой маленькой комнате, казалось оглушительной. Я была в шаге от обморока и в шаге от свободы. Больше всего я боялась, что сейчас начнутся бесконечные: «Почему?», «Ну как ты могла?», «Зачем ты приехала?». Но, к счастью для меня, этих вопросов не последовало. Все-таки, несмотря на это черное пятно на шедевре нашей любви, она осталась в моей памяти красивой и не банальной. Максим Дмитриевич действительно был очень чутким и необыкновенным человеком – за это я и полюбила его. Ни одно расставание впоследствии не проходило у меня также спокойно и неординарно.
Он улыбнулся и сказал: «Спасибо, что была в моей жизни». Мы обнялись, после чего он молча открыл дверь и вернулся в комнату. Я стояла в коридоре, растерянная, смущенная и непонимающая ни своей, ни его реакции на нашу первую, столь долгожданную, ночь.
— А, знаешь, я представляла, что все у нас будет как-то по-другому. Неужели ты даже не хочешь узнать, что случилось? – неуверенная в том, что я готова дать ответ на этот вопрос, обратилась я к нему.
— А я знаю, что. Эти пьяные парни позавчера во дворе…
— Не продолжай, — оборвала я его и почему-то покраснела.
— Но дело в них, да?
— Ага.
— Ну, что ж…- смутился он и не смог продолжить фразу.
— Ты считаешь, что ничего и не произошло той ночью, да? – спросила я.
— Почему же? Произошли две вещи: мы встретили малолетнюю шпану и ты меня разлюбила. Первое – не существенно. Второе…оно, знаешь, объяснимо. И хорошо, что это случилось до, а не после сама понимаешь чего. Во всяком случае, теперь у тебя не должно остаться обиды на меня.
В эту минуту мне отчего-то захотелось расплакаться у него на плече. Мне хотелось, чтобы все было как раньше. Но и я, и он хорошо понимали, что так больше не будет. И вообще, вряд ли, что-то еще будет в этой истории того, о чем можно будет вспомнить. Точку в ней поставил не пьяный случайно встреченный нахал, а время, отведенное всевышним для моей первой любви.
Он предложил мне постелить в другой комнате, но я отказалась. Также отказалась я и от предложения проводить меня. Дыша свободой и легким морским бризом, я шла домой. Не шла, а бежала на каблуках по мостовой, словно убегая от ошибки
НЕ ВЕРЮ!!!