Зябко кутая плечи, негромко,
одиноко тоскует душа.
Вместо сердца — воронка. Иконка
держит вахту. Горит, не спеша,
чтоб самой не застыть, не пролиться
янтарём, чуть живая свеча.
На святой образок помолиться
круглолицая вышла, ворча,
спотыкаясь о пышность и ветхость
задремавших в ночи облаков,
застелила позёмкой поверхность,
расплела вязь ручных узелков
у стола, что один охраняет
опустевший отеческий дом:
угловатый, себя подставляет
под забытый семейный альбом —
в нём уют и тепло. С тишиною
разговоры ведёт полуночь,
материнская радость — с виною,
а с болезнью — года. Превозмочь,
пересилить, дожить и дождаться
восходящего утром огня,
прикоснуться, обнять, не прощаться,
отогреться у нового дня!
Башмаки торопливых прохожих
протирают дорожки-пути.
Сколько их — одиноких, похожих,
ожидают нас?!
Мама, прости.
