Веселье для… (на конкурс 2012)

 

То, что любим мы выпить и повеселиться, а особенно на “дурняк”,- не ново, и идет это из глубины веков, но в большинстве случаев мы знали час тому и место… Надо было работать? Работали, еще как! Свадьбу сыграть? О, здесь не грех и выпить, и спеть, и поплясать, и посмеяться вволю… А не дай Бог хоронить, то здесь не веселье, а горе и плачь, и скорбь общие… И все это жизнь, и то, и другое — обыденно. Но во всех случаях, конечно, присутствует спиртное… А как в России без него-то, проклятого? Эх!!!

Да, очень часто и много пьют наши люди. И спиваются, к сожалению… Еще страшно, что молодежи много инфантильной и больной появляется вследствие этого, которую от низкого интеллекта и слабоволия еще и наркомания в свои сети и капканы захватывает. И не всегда человек сам виноват во всех этих бедах, а очень часто способствуют условия, созданные тусовщиками из Думы и Кремля, это, конечно, не секрет и ясно каждому…

И все же… Все же большая часть вины лежит на каждом из нас. Именно на каждом, а потом уже, в общем…

В пьянках же мы всегда на высоте, и все равны, или почти… И был бы повод на то, а иной раз само собой получалось, без существенного повода, просто так, стихийно. Стихийность вообще присуща нам, россиянам…

Пили, пели и танцевали, забывая обо всех, обо всем, и о приличиях тоже… Да что говорить, легкая и веселая, бурная жизнь многих увлекает. Признаюсь, грешен и я, принимал иногда участие в этих, можно сказать, пьяных увеселениях… Что было, то было, а было всякое…

… Начальник нашего предприятия, ныне покойный, был сам по себе “мягкотелым”, и за его спиной часто вертели мелкие махинации и интрижки те, кому он наивно доверял, а тут еще и болезнь сильно бедолагу прихватила. Долгое время лечился в больнице, затем дома, где и слег совсем…

И вот тут, без него, началось: кто во что горазд… Но меня удивляло все же не это, а отношение к больному со стороны его жены и дочерей, и в каких условиях он доживал свои последние денечки… Видно, нужен был этот человек родственникам, пока здоровье имел да при власти, при деньгах находился. (А ведь так же точно и государство наше к нам относится…) И уважаем, был всеми, и вроде как любим, а вот слег — и чувств как не бывало. Стало понятно, что нечего больше ждать от него и значит, хватит притворяться и прочь маски, обнажив свои истинные лица ничтожных родственничков-эгоистов. И теперь одна была у них, у “бедненьких” и “несчастных” проблема — скорее начать дележку того, что оставит “любимый” папочка и муж. О, оставит он немало… И попробуй, подели все поровну, не поссорясь, вот задача-то… И по возможности уже заранее, еще при живом начинали все же, споря и ссорясь, между собой, делить “свое” нажитое трудами праведными… Совсем не обращая внимания на то, что хозяин всего этого богатства еще жив и все видит и слышит, и что они этим наносят ему нестерпимую боль и душевные страдания. От чего он уже и сам желал скорее уйти в мир иной, коль нет ему покоя и места в этом…

Когда освободится кресло начальника, на его работе тоже ждали с большим нетерпением многие… А чего?! Ему уже ничего не надо будет, остальным-то дальше жить…

Умер он ранней весной. Наконец-то, бедный, отмучился, отстрадал… Только, если правда, что душа после похорон остается на земле еще сорок дней, то его душа эти сорок дней продолжала страдать, наблюдая за теми, кто его провожал, и как его провожали в последний путь… Сам же покойник уж точно перевернулся в гробу, в могиле, после поминок…

В день похорон, конечно, не работали, хотя и находились на рабочем месте, ожидали часа процессии. Все организованно с нашей стороны было, как положено, безо всяких проволочек, а поминки справлять решили в ближайшей столовой, народу собралось очень много…

Деньги на похороны были выделены головным управлением и нашим предприятием, и их оказалось достаточно на пышные похороны и поминки… Столы были накрыты, как на свадьбе или каком-то торжестве. После лживых и ханжеских речей замерзшие на кладбище люди подняли стаканы с водкой, но было и вино разное для тех, кто не пьет водку, даже несколько бутылок коньяка. До третьего стакана вспоминали, как и положено, о покойном, но чем дальше и больше “поминали”, тем меньше помнили, по какому поводу собрались. Вскоре пошел оживленный разговор о чем и о ком угодно, только не о покойном… И спиртное подносилось ящиками. Здесь уже руководили: жена покойного с профсоюзным комитетом и дочери…

Управленцы, конечно, сидели почти все за одним столом, и хозяйка торжества (ой, поминок), подойдя к нам, поинтересовалась, а вернее предложила: “Не собраться ли отдельно в конторе, в узком кругу посидеть, чтобы меньше стеснялись?” Мы, конечно, согласились, и она посоветовала нам захватить с собой спиртное, а закуску сама принесет со своими родственниками. Оставив столовую, управленцы, и я в том числе, ушли в контору, чтобы посидеть в “узком кругу”… Столы расставлялись в “красном уголке” с каким-то воодушевлением и веселыми лицами, как в ожидании большого и веселого праздника. Когда все было готово, расселись, кто с кем хотел рядом, и продолжили “поминки”… Прошло какое-то время, и помещение наполнилось гулом от шумного разговора изрядно выпивших. За столами послышался негромкий смех, и вдруг кто-то даже попытался затянуть песню, правда, некоторые из присутствующих возмутились, стали стыдить “сорвавшихся”. Поступило предложение — сильно опьяневших развести по домам на дежурной машине, но сидевшая недалеко от меня за столом жена покойного, со своими родственниками неожиданно заявила:

— Не надо волноваться, дорогие мои друзья, ничего страшного не происходит. Вы же сами знаете, как он любил повеселиться и выпить, когда можно было, он не любил унывать. Поэтому будьте свободнее и не стесняйтесь, может, и ему там, веселее лежать будет, может, он услышит нас и порадуется в последний раз…

— А, что? Верно, он любил веселье… И выпить тоже… — поддержал ее кто-то пьяным голосом.

— Может, и правда ему приятно будет там… А чево ж?

— Да, что вы, товарищи и господа хорошие?! Некрасиво же так, — из дальнего угла раздался женский голос,- мы ведь находимся на поминках…

— Вот именно. Нельзя так! — поддержал и мужской голос из того же угла.

— А что тут такого? Мы же не ради себя-то, а ради памяти покойного… Он же любил… И чтобы, это, ему там, того, не скучно было… и это, не страшно одному лежать… — снова раздался пьяный голос.

— А кто тебе сказал, что он там один лежит? Вон их там, сколько спрятано, видел? Он себе компанию найдет, мужик был общительный…

— Ну, тогда тем более, ему приятно будет перед другими, еще и хвастаться там будет, что его так классно провожают… Значит, любили… Во! — послышались и другие пьяные возгласы.

— Ну, может, хватит ерунду всякую болтать, или уже совсем не соображаете, о чем говорите и что делаете! Если пьяные слишком, то вон дежурка стоит, домой отвезет. Как не стыдно?

— Да хххто пьяный-то? Не нравится кому, если, так это, сами того, на дежурку… И-и-и, и домой…

Раздался грохот и звон разбитой посуды, вскрик и хохот. Кто-то упал со стула на пол, увлекая за собой кое-что со стола и рядом сидящего соседа…

— Да, ладно, друзья! Не ругайтесь и не ссорьтесь. Люди замерзли, устали на кладбище и по дороге, необходимо немного расслабиться, чтобы не материли и не проклинали покойного. И ему тогда спокойнее лежать будет…- успокоила в свою очередь “неутешная вдова”, слегка захмелевшая и раскрасневшаяся, как ни странно, без выражения горя и страдания на лице, а на устах даже блуждала улыбка человека, выполнившего достойно свой долг и добившегося каких-то полезных результатов, как для себя, так и для всех.- Да и все равно ему теперь… Он уже не обидится… Каждому своя судьба и участь предназначена. И мы ведь все там будем, только кто-то раньше, как он, а кто-то позже, как мы…

— Пррравильно, все там будем, кто раньше, кто потом, а мы его сегодня, это… Помянем, понимаешь, чисто по-человечьи…- перебил ее кто-то с соседних столиков заплетающимся языком.

— Да, друзья, наверное, не стоит лишний раз горевать сильно, убиваться и слезы лить напрасно. Все равно его уже не вернуть, а нам надо жить дальше… — продолжила “вдова”.

— Вот именно! Не вернуть его, а мы-то живы пока… И нам надо дальше… — послышался снова пьяный голос, поддерживающий ее,- ну и вот, а значит это… Наливай! Поминать так, поминать! Зазвенели бутылки и стаканы, послышался радостный гул. “Вдова” поднялась из-за стола и засобиралась уходить, объяснив, что ее ждут дома близкие друзья и соседи, с которыми она тоже хотела бы посидеть, да и нас, чтобы не смущать своим присутствием…

После ее ухода воцарилась на несколько секунд пауза, но выпив в очередной раз, “поминальщики” расшумелись еще пуще… И действительно, расслабились, как предлагала “вдова”, настолько, что все же запели, сначала одну песню, а потом и другую. Тем временем появился магнитофон, и заиграла громкая музыка, — и уж, конечно, не реквием… Кто-то уже вышел на середину комнаты и попытался танцевать. Обстановка стала такой свободной и веселой, что у меня тоже появилось желание запеть. И чуть не поддался этому наваждению, но видно все же Бог отвел от лукавого, и в голове отчетливо промелькнула мысль: “Какая песня, какое веселье? Это же поминки! Ведь прошла-то пара часов, как упрятали в землю покойного…” Веселье же и пьяные оргии уже шли вовсю. Кто пел, кто под магнитофон танцевал, обнявшись, кто шушукался в своей компании и хохотал… В темном углу коридора и кабинетах, уединялись какие-то пары, а кое-кто обжимался, почти на виду, не стесняясь…

Только не хочу сказать, что все поддались этому дьявольскому развращению, нет, не все, но… Но, к сожалению — большинство. Некоторые же с изумлением и каким-то выражением испуга на лице быстро одевались и спешно покидали эту вакханалию…

И мне вдруг стало противно на душе и страшно от того, что оказался участником подобного разврата и очередного грехопадения, хотя… Сам же пошел посидеть с “узким кругом” — просто именно такого, не ожидал…

“И все же раньше надо было уйти-то! Что меня могло здесь удерживать?”

С этими мыслями, резко вскочив с места и схватив одежду, выбежал на свежий воздух, сразу почти отрезвев.

“Ничего себе?! Веселье для покойника …”