Скульптор

Наверно, голос был ему,
И он помчался в мастерскую,
Сорвал прогнившую холстину
И белый мрамор обнажил.

И диву дался, как он жил,
Не видя этого доныне –
В молочном монолите, в глыбе
Томился ангел. Он, как был,
Схватил зубило, и забыл он,
Про день и ночь, и заходило
В железном пульсе всё кругом.

Лучился мрамор посредине.
Томился ангел. Вот уж крылья,
И голова… Вот он сидит!
И держит книгу на коленях,
Немного голову склонив…
Внимания не обращая
На холод и на писк мышиный,
На мастера, который что-то
Порой бормочет про себя.

Не выдал ангел ни движеньем,
Когда резец холодной гранью
Касался кожи. Но порою
Рукой шершавой и сухою
Водил старик за наждаком,
Или седым горячим лбом
Он прислонялся, жар снимая…
И странный трепет, набегая,
Слезу почти ронял с ресниц,
И ангел, букв не разбирая,
Читал по новой со страниц…

Так день за днём ссыпался пылью,
И утончался лик, и крылья,
Почти прозрачные, сияли
При свете дня, а по ночам,
Когда вздремнуть старик ложился,
Над книгой теплилась свеча.

Однажды утром покупатель
Зашёл к ним и спросил про цену…

И замер ангел, бросив чтенье,
И слушая, какую долю
Ему назначит старый мастер,
А тот помялся, вытер пыль
С почти прочитанной уж книги,
Коснулся каменных ладоней,
Покрывшихся холодным потом,
И прошептал: «Не продаю…»

И удивился посетитель.
И что-то в мире задрожало…
И ангел встал, расправил крылья,
И полной грудью задышал.

Свободен, цену не имевший,
Он выпорхнул в окно под крышей,
И улыбался старый мастер,
И слёзы смахивал рукой…
На верстаке лежала книга,
Кудахтал чайник закипевший…
И ангелы со всей округи
Смотрели в окна мастерской.