Часы в разных странах показывают всегда разное время, но при этом говорят часы всегда на едином языке, понятном только им самим и не понятном людям. Для сорокалетнего посетителя, мужчины упитанного, при костюме, каждое слово, произнесённое часами, это мучительный отрезок ожидания в тесной прихожей.
– Заходите.
Посетитель, распрямив плечи, шагнул в комнату. Его взору предстал деревянный «прилавок», на каком стояли подставочки с инструментами, плоское блюдо, книги, лампа, а возле – прозрачная пиала с алой жидкостью. Над прилавком свисали разнообразные часы, они держались, точно зацепившись за едкий запах, и молчали.
– Думаете, почему ни одни часы из коллекции не идут? – хриплый голос старика разрезал воздух неожиданно. Посетитель украдкой посмотрел на старикашку: на вид ему можно дать все двести лет!
– Думаете, с чего начать? Не утруждайтесь. Лучше отдайте свои проблемы мне – продолжал старец. Посетитель робко кивнул, уложив бережно ручные часы на блюдо.
– Как ваше имя? Не удивляйтесь, я всем задаю этот вопрос, – прохрипел мастер, пинцетом поднимая стекло часов.
– Михаил… Для вас Михаил, если хотите.
– Мои желания, это МОИ желания, и не утруждайте себя мыслями о том, чего я хочу. Это так же бессмысленно, как чинить ваши часы, Михаил.
– Не могу поверить! Эти часы достались мне от отца, ему – от деда. Это память, понимаете! Меня убедили, что вы самый лучший в мире мастер и чините ЛЮБЫЕ часы!
Мастер отложил инструменты и выключил лампу:
– Я понимаю вас. Только вы до сих пор сами не понимаете, а вдруг это благословение, что часы остановились?
– Как это, чёрт возьми?
– Часы отсчитывают секунды вашей жизни. А вдруг, – часовщик обхватил рукой пиалу с жидкостью, – вдруг, вам осталась всего секунда на этом свете, а остановка часов продлит её?
И вдруг, произошла такая вещь, от которой волосы Михаила встали дыбом! Мастер внезапно перевернул пиалу и её содержимое не пролилось, а словно застыло в стакане.
– Черт возьми! Что за фокусы?!
– Ах, простой вы человек, как все. Ладно, утолю ваше любопытство: однажды я вынужден был отречься от своей души ради вечности.
– Вы… продали? – запинаясь, шипел Михаил, приросши к стене спиной.
– Знаете, продать сложнее, чем купить. Я предпочёл купить… ВРЕМЯ. И вы не понимаете своего счастья, Михаил. Вы молоды, время для вас остановилось пока. Вы должны мечтать, наслаждаться и НЕ ценить то, что имеете, пока можете, потому, что потом это пройдёт. А я… да, для меня тоже время потеряло значение, но я развалина.
– Чёрт, это же невозможно, ничто не может существовать вечно?!
– Человек не властен над вечностью, это истина. Но я поведаю вам, как было со мной, чтобы предостеречь вас.
Он поставил перевернутую пиалу на прилавок, и в ушах у Михаила задрожал пронзительный звон, опускающегося хрусталя.
– Не утруждайтесь пониманием того, как я приобрел вечность. Это была моя мечта, и я лишь сделал её явью, что под силу каждому.
Когда я понял, что могу жить вечно, это развратило меня. Я угождал своим первичным желаниям, впадал в экстаз от единой мысли, что буду наслаждаться разными женщинами, разных стран и веков. И тешился, сознавая, что они будут в моей жизни кратким эпизодом, а я буду всей их жизнью. Я мстил врагам временем, хохотал над их старческой немощью! И был убеждён, что время меня не накажет. Пока однажды не явилась Она. Её набросал дождь серой краской. Он жил в Ней, этот переменчивый дождь: холодной влажностью в дымчатых глазах, штриховкой в косе цвета пепла и мелкой походкой с цокотом туфель о мостовую. В Ней жило время. Ей было около семнадцати. Её окружала скомканная, испачканная осень. Она сжимала в руках стопку учебников, и случайно уронила их в лужу, а я помог собрать…
Но однажды… Однажды Её выдали за меня замуж, как за богача. Я так любил Её, любил Её книги, Её игру на пианино, Её непонятные картины. Любил больше вечности, какую смог купить для себя. Но я не смог купить Её настоящую любовь, и не смог купить вечность всему, что любил. Зачем мне нужна была эта чёртова вечность, если я не мог её ни с кем разделить, если я не мог передать её никому? Я видел, что время пожирает мою любовь и страдания разрывали мне сердце…
Вот такое мщение мне преподнесло время за то, что я использовал его. Теперь меня не радует ни один день, потому, что я знаю, у меня будут миллионы подобных дней, зато как я не буду мечтать, в них не будет подобной Ей. Теперь я живу тут, чиню часы и дарю людям время, которое я сам у себя отнял.
– Так как же мои часы? – спохватился Михаил, который, увлёкся стариковым монологом.
– Посмотрите вокруг: ни одни часы не хотят идти для меня. Я никогда не знаю, который час, и живу ведь.
Но все же Михаил не мог думать свободно, не было слышно звуков «тик-так», которые привычно задавали бы ритм его мыслям. Посетитель вновь словил пронизывающий взор старика, и наконец сообразил обернуться: за ним, как оказалось, висела старинная картина желто-зелёных красок.
– Её картина только и жива. – Прохрипел старик.
Вдруг Михаил изменился в лице и ликующе воскликнул:
– Я понял в чем была ваша ошибка! — он заговорил с упоением, как не говорил и не писал никогда прежде, хотя и был именитым писателем:
– Понимаете, вы КУПИЛИ время. А ничто и никто не желает быть товаром. И время мстит вам за это. А, ваша Любовь, она живёт не во времени, а в Своих творениях: в картинах, в книгах, в музыке… Она на этой земле до сих пор, потому, что подарила себя вечному – искусству, а вечность взамен подарила себя Ей. Поэтому Она всегда рядом с вами. Она живет в вас, в ваших воспоминаниях, теперь Она будет и во мне. Я напишу об этом книгу, если хотите! У меня теперь тоже много времени… Теперь я свободен! Я свободен от него!
– Не заблуждайтесь в рассуждениях о свободе, как делают это многие, – вздохнул мастер, – Я наивно полагал ранее, что если заполучу вечность, то заполучу и свободу. А на самом деле истинную свободу дает только смерть. Это и есть ступенька в вечность.
«Тик-так» – раздалось в тишине. И часы Михаила пошли, только в другую сторону и под другим углом.
© Copyright: Екатерина Никода, 2012
Свидетельство о публикации №11202044557
