Преисподняя
Водка и деньги закончились почти одновременно. Деньги чуть раньше.
Взяв со столика пустой графин, старший мичман Владимир Иванович Спицын на всякий случай заглянул в него правым глазом. Не подумайте, что левого глаза у Владимира Ивановича не было. Он был! Но был категорически закрыт. Уже около часа мичман не мог смотреть на этот мир двумя глазами одновременно. Когда Володя открывал левый глаз, автоматически закрывался правый, и наоборот, когда он с неимоверным волевым усилием поднимал тяжелое веко правого глаза, безнадежно закрывался левый.
Чуда не произошло. Водка в графине не появилась. Владимир Иванович, глядя в горлышко, как в окуляр подзорной трубы, направил свой взгляд на дремавшего напротив за столиком мичмана Диму Кукина. Самодельная оптика сработала, и большие, влажные Димины губы оказались так близко к правому глазу Владимира Ивановича, что он с испугом отшатнулся и, задрав графин вверх, попытался рассмотреть старомодную люстру под потолком ресторанчика. Последняя капля водки, вылившись из посудины, затекла в открытый правый глаз старшего мичмана Спицына. Правый глаз закрылся, а левый почему-то не открывался.
— Зальют глаза, а потом буди их тут, — недовольно проворчала официантка, проходя мимо столика.
Чем отличается сильно выпивший подводник от сильно выпившего не подводника? А тем, что первый всегда может собрать свою волю в кулак.
Сила воли старшего мичмана вытекала сквозь пальцы вместе с потом, рассыпалась по столу крупным морским песком, но все-таки была собрана в правый кулак, а левым Спицын захватил волю Димы Кукина за шиворот, вместе с самим Димой Кукиным. Мичманы не совсем ровным строем прошли в раздевалку через зал, ни задев при этом не одного столика.
Владимир Иванович аккуратно застегнул свою шинель и помог застегнуться другу.
Спицын и Кукин жили на железе – на подводной лодке. Квартиры ни у того, ни у другого не было. Шли молча, нагнув по бычьи головы, протыкая ими ледяную стену холодного январского ветра. Хмель улетучивался быстро.
— Стой! – окликнул Дима старшего мичмана, вытаскивая металлическую фляжку из внутреннего кармана шинели,- уже дошли. По глоточку!
Подставив ветру спины, сделали по несколько хороших глотков спирта и занюхали холодным шерстяным рукавом.
Лодка стояла, прижавшись правым бортом к пирсу.
— Дима, поднимемся на ракетную палубу и спустимся через люк пятого отсека, чтобы не попасться на глаза начальству, — подняв указательный палец вверх, наставительным голосом более старшего и опытного товарища произнес Спицын и добавил, — любая кривая короче прямой, проходящей мимо командира.
Захмелевшему по новой Кукину было в принципе все равно. Но он, делая вид, что внимательно слушает, утвердительно кивал в след каждому слову старшего мичмана.
Похлопав по плечу верхнего вахтенного, друзья аккуратно зашли по сходням на корпус лодки. Внизу, в темноте парило январское море. Баренцево море.
— Иваныч, смотри, прям, преисподняя, — кивнув вниз, прошептал Дима.
— Не дай Бог! – глянув, помотал головой Владимир Иванович Спицын.
Осторожно, чтобы не сорваться с ракетной палубы, добрались до люка. Отдраив крышку, первым полез вниз Спицын, а за ним не спеша, кряхтя и матерясь, Кукин.
Корабельный доктор капитан медицинской службы Кузнецов вместе с химиком-санитаром мичманом Дзюбой второй час травили тараканов в жилом пятом отсеке. Шел второй час ночи. Личный состав из отсека
выселили. На корабле осталась только вахта. Травили дихлофосом, облачившись в белые халаты и противогазы ИП-46. Обычным аэрозольным дихлофосом, который доктор закупил в хозяйственном магазине. Чтобы не тратить времени ожидая, когда давление баллончика выдавит всю отраву наружу, Костя вместе с мичманом, вооружившись красными аварийными топорами, разрубали баллончик с дихлофосом пополам.
«Преисподняя», вертелось в голове у Владимира Ивановича оброненное Кукиным слово.
— Преисподняя! А кто там был? Кто сможет рассказать, что там? – размышлял вслух, спускаясь вниз, Спицын, — оттуда не возвращаются.
Почувствовав под ногами твердь верхней палубы отсека, старший мичман неуклюже спрыгнул с трапа.
Вокруг висел едкий туман, резкий запах бил в нос. Владимир Иванович явно не узнавал помещение.
— Что это? Где это я? – облапили остановившееся вдруг смелое сердце подводника страшные догадки.
И когда из этого смрадного тумана выплыла страшная фигура в белом, с совершенно лысой блестящей головой, да еще, с красным топором в руке, и уставилось на Спицына огромными немигающими глазами, оставшиеся сомнения мигом пропали.
— Ну уж, не-ет! – произнес шепотом старший мичман и с ловкостью дикой обезьяны запрыгнул назад, на трап.
Владимир Иванович выскочил наверх молча. В считанные секунды. Выскочил, вынеся не своих плечах, ничего не понимающего мичмана Кукина.
— Человек за бортом, — услышал резкий крик верхнего вахтенного из переговорного устройства дежурный по кораблю капитан- лейтенант Саша
Мухин, — человек за бортом!
— Человек за бортом, — услышал резкий крик верхнего вахтенного из переговорного устройства дежурный по кораблю капитан- лейтенант Саша Мухин, — человек за бортом!
— «Яйца»*, срочно, «яйца» за борт, — не стал вдаваться в подробности Мухин,-
слышишь меня, Карапетян, «яйца» за борт!
На той стороне «Каштана» слышался только вой ветра и чье-то сосредоточенное сопение.
— Верхний вахтенный! Карапетян! Ты меня слышишь? «Яйца» за борт!
— Зачем яйца за борт, — наконец-то разродилась громкоговорящая связь голосом старшего матроса Карапетяна.
— Шары спасательные за борт, идиот, — закипел Мухин! И бросился к трапу.
Когда он выскочил наверх, Карапетян, вместе с мичманом Кукиным уже вываживали Владимира Ивановича из ледяной шуги. Старший мичман только молча хлопал широко раскрытыми глазами, обеими руками крепко ухватившись за «яйца».
После этого случая старший мичман Владимир Иванович Спицын пить перестал.
Вот что значит сила воли настоящего подводника!
* «Яйца» — два спасательных пенопластовых шара на веревке, вывешенные на рубке при нахождении лодки у пирса.
