Дед Куроцапов ловил уклеек в речке Негодяевке, забрасывал удочку туда-сюда, пока крючок не зацепился за корягу. Как дед не тянул – и на себя, и в разные стороны – крючок никак не отцеплялся.
«Вот, сволочь!» — подумал старик о крючке – «Однако, надо лезть. Леска хорошая, импортная, да и поплавок жалко».
Дед разделся, зашел в холодную воду, долго шарил там, возле коряги и вдруг нащупал что-то большое, продолговатое, округлое и скользкое.
«Чего ж такое-то, а?» — подумал дед и вытащил с трудом из воды огромную бутыль. Выбравшись на берег, дед поставил ее на землю, обошел вокруг и оглядел. Бутыль была странная – бутыль — не бутыль, то ли граната, то ли колба какая. Была она темного непрозрачного стекла, да еще сверху сургучом запечатана.
«Однако!» — сказал себе дед и принялся отковыривать сургуч перочинным ножичком. Под сургучом оказалась пробка, которую дед с огромным трудом
выдернул.
Тут-то оно и случилось! Из бутыли ударила пенная струя, как из пожарного огнетушителя, потом запахло серой и сразу все вокруг погрузилось во мрак.
Когда дым рассеялся, дед обнаружил перед собой огромного, восточного басурманского вида мужика с длинной потрепанной бородой. Мужик дико вращал черными глазищами по сторонам и что-то бормотал не по-нашему.
«Свят! Свят!» — перекрестился дед, когда пришел в себя. – Ты это…кто это?
— Джин я, Абдурахман ибн Махендра. Слушаю тебя, о, повелитель! – и повалился ниц перед дедом.
— Ты это, ты погоди – испугался дед, – Какой еще повелитель? Ты толком скажи…
— Скажу, повелитель! Меня заточил в бутыль злой дервиш Мерлин-заде.
Ты освободил меня, и я исполню любое твое желание.
— Ты погоди, прямо так сразу…дай в себя-то придти.- Заверещал дед.
— А почему желание? Что – только одно что ли?
— Одно, повелитель, одно – подтвердил джин, вставая.
— А почему не три – удивился дед, что-то припоминая, какую-то детскую сказку.
— Тогда другой джин ищи. А я одно только могу. Тогда на волю отпусти.
— Эй, погоди, погоди. Чего ж сразу так. Подумать дай. А что за желание-то?
— Любое. Что захочешь – все исполню!
— Ну, да…ну, конечно! Так я тебе и поверил! Не на того напал – сказал дед и тут же спросил:
— И что ж я могу пожелать, к примеру?
— Что хочешь! Гарем хочешь? Двенадцать наложниц. Красавицы огнеглазые! Газели стройные! Турчанки-баядерки!
— Не… -сказал дед, подумав – мне байдарки не к чему. Одна баба была – и та пилила всю жизнь. А тут целых двенадцать, да еще тёщи, небось, с ними. Разбирайся потом со всеми…ну, а скажем, вещественное или там съедобное что – могешь?
— Пожялста. Шашлык-машлык. Миндаль-финдаль. Кагор-магор. Кущать будешь – пальчики оближешь!
— Э, сказанул тоже – кагор?! Это я и без тебя могу. А вот, допустим, камни драгоценные?
— Не счесть! В пещерах каменных! В сундуках, торбах, мешках лежат, тебя дожидаются. Берешь?
— Нет, погоди! Ты меня, Абдурахман ибн, не торопи. Чего камни? Еще подумают – выкрал где…а что еще-то есть?
— Все есть! Кальян возьми с гашиш-травой. Закуришь – закайфуешь! Старость забудешь – молодость вспомнишь! Уплывешь в Нирвану.
-Да, на хрена мне твоя турецкая ванна сдалась! У меня и своя есть. А курить – здоровью вредить! Ты мне…эх, что бы такое? Ну, а валюту, скажем, слабо тебе?
— Нэ слабо! Тугрик Монгольский, динар Персидский, драхма Белуджистанская. Что возьмешь?
— Ты погоди с тугриками своими. Мне валюта завсегда нужна – но твердая, европейская. Евры там или фунты. Ну, долларами могу взять. На худой конец – юани. А на тугрик твой что купишь?
— Все купишь! Лаваш купишь! Плов купишь! Ищак купишь!
— Иди ты со своим ишаком знаешь куда? Ты Абдурахман джин в бутылку не лезь! Не серчай меня. А то я тебя обратно заточу! Ты мне ответь, басурман – можешь ты мне европейскую валюту добыть, аль нет?
Какой-такой – европейский? Нэ знаю такой страна.
— Да, не страна это вовсе. Это материк такой большой, ну, земля такая.
Джин саркастически рассмеялся, глядя на деда неуча, и величаво огладил бороду.
— Нэт такой земли! Вся земля на трех слонах стоит. В центре – Аравийское царство. Никакой Европа – нэт!
— Ну, хрен с тобой, чурка ты неотесанная…да, и что валюта?…бегай потом меняй ее. А вот волшебную какую вещь можешь достать? Чтоб ею потом всю остатнюю жизнь пользоваться?
— Все могу! Ковер-самолет! Лук-самострел! Сапог-скороход!
— Тьфу ты, бестолочь! – не выдержал дед – да на хрена они мне? Куды мне еще бегать в скороходах твоих? А вот скажем, если… а можешь ты мне, Абдурахманыч, скатерть-самобранку доставить?
— Сэчас погляжу – джин достал свиток, исписанный длинными узорчатыми каракулями, и стал водить по нему корявым пальцем.
-Есть! Есть твой самобранка! Номер тридцать шесть. Отпустишь меня тогда?
— Да, я что ж….если оно, конечно…-дед засуетился и стал нервно руки потирать. – «Эх, не прогадать бы, когда еще такого обалдуя словишь». – Думал он – «Да, ведь я, кажется, уже все перебрал».
— Ну, черт с тобой! Давай! Отпускаю.
— Шайтана себе оставь – отвечал джин. – Распишись вот здесь в получении.
— Э, нет! Ты мне в начале товар отдай, а то ищи тебя потом по корягам то…
— Нэ вэришь? На возьми! – джин щелкнул пальцами, пробормотал что-то и вдруг из воздуха возникло, и очутилось в его руке что-то круглое продолговатое, похожее на трубу.
— На, бэри свой самобранка! Здэсь пиши.
Дед расписался. Джин поклонился низко и вдруг растаял – будто его и не было.
— Во, дело-то! – сказал себе дед. Он воровато оглянулся по сторонам и затрусил домой. Прибежав домой, дед запер за собой дверь и даже форточки закрыл на всякий случай. Потом он сгреб все со стола, достал из тубуса золотисто-алую тяжелую скатерть и бережно постелил на стол.
— Да! – сказал дед значительно – это вот вещь! Сразу видно, что штука диковинная, волшебная.
Некоторое время дед сидел у стола молча, глядя на скатерть зачарованным взором.
— Ну – приступил дед – собери-ка ты мне для начала, скажем, — щи с грибами и шкварками…
— А по сусалу не хошь? – вдруг ответила скатерть.
— Чего?! – дед обалдел.
— Да ничего! Закрой хлебало – вот чего. Пескорыл хреномордный, чипидрос трахнутый, пиндюк трехгребаный…
— Ты чего? – заорал дед, не выдержав – молчи, сволочь, молчи!
Но скатерть продолжала: психофак ошпаренный, мордожоп съехавший, ханурин замырзаный…
Потом помолчала немного и добавила укоризненно: Эх, дурак ты, дед, дурак!
— Это почему это я – дурак? А ты что тут…ты, сволочь, должна мне жратву собирать, а ты что?
— Ничего я тебе не должна, шмазь удолбанная! Я самобранка – понял? Бранюсь сама, когда хочу! Хочешь еще? Нишкни тогда долбоящер обшарпанный!
Дед долго еще сидел у стола, ошеломленный. Потом спохватился, кинулся к столу, сгреб скатерть и долго запихивал ее обратно в тубус. Наконец, запихнул и крышкой закрыл.
А потом обессиленный доплелся до тахты и повалился на нее.
«Эх, едрена мать! Обманул-таки басурман проклятый! Ведь я как чувствовал вначале-то….а может зря я тугрики-то не взял – хоть бы плова попробовал!».
