ВЕДЬМА, СКЛЕП И СЫЧИ

Если кто думает, что в детстве мы росли настоящими безбожниками, тот глубоко ошибается. Конечно, в церковь не ходили, крестик не носили, но пословица «Без Бога не до порога» для нас была не простым звуком. Правда, чаще «Помоги, Господи!» говорили, когда забирались в чужой сад за яблоками или другую шкоду. Сейчас смешно представить, просили у Бога помощи воровать яблоки! Но просили же и, что удивительно, помогало!

Еще вспоминали его, когда приходилось ночью идти мимо хаты тетки  Марины. Там, хочешь, не хочешь, а перекрестишься. Все знали, что тетка Марина настоящая ведьма. Многие рассказывали, что видели, как вылетала из дымохода на своей метле, как раз напротив ее хаты под ноги бросается черный кот, а уж о том, что может запросто обернуться сычом – никакого сомнения. Мамин родственник дед Сначук сам пострадал. Подрабатывал в магазине: помогал перетаскивать ящики, подметал двор, по ночам присматривал, чтобы не обворовали. Электричества тогда не было, вся надежда на то, что ворам ночью тоже ничего не видно. В одну из таких ночей дед отправился к магазину в обход, а на крылечке тетка Марина. Сидит себе, как дома, и на сторожа никакого внимания. Потом ни с того, ни сего, обернулась сычом, перелетела на крышу и, как закричит:

-Крадь! Крадь! Крадь!

Деду бы перекреститься, а у него все обмякло. Пришел в себя только на рассвете. Вокруг ни тетки Марины, ни сыча, но магазин-то обокрали!

Все в селе деду поверили, но вот наш папа нет. Даже смеялся. Не иначе, как дед проспал все дежурство, ни к какому магазину не ходил, теперь сворачивает на  тетку Марину. Каждому дураку известно, что сычей на ее чердаке целая стая. Даже не понятно, чего бояться? Сам же, стоило сычу перелететь на нашу хату, запускал в него камнем.

Мама наоборот. По ее мнению, если тетка Марина и ведьма, то совсем не опасная. Просто очень красивая и гордая женщина, не желает всякому кланяться, а людей это бесит.

Ведьмы бывают только очень страшными или настоящими красавицами. Средних не бывает вообще. Страшные людям вредят и напускают всякую порчу.  Могут даже довести до смерти. Красивые наоборот — делают только добро. А, как известно, не делай добра, – не получишь зла. Вот от людей одно зло и получает. Но главное не это. Главное, стоит ей выскочить замуж, как  все ведьмячество  кончится. Только,  где после войны это выскакивание? Прежний муж погиб еще в сорок втором, а нового не высмотришь.

Жила тетка Марина на краю села. Дальше простирались заросшие полынью и чабрецом бугры. Пацаны в ту сторону почти не ходили. Да, и чего ходить? Искупаться негде, корову не напасешь, в футбол не поиграешь. Пруд прорвало еще до войны, от полыни у коровы  горчит молоко, мяч по буграм не погоняешь. Да еще эта ведьма!

А мне пришлось. В прошлом году Зорька болела и загуляла поздно. Когда наступило лето,  и люди отдали своих коров в стадо, то Зорьку отдавать было нельзя. До отела оставалось чуть больше месяца, а по первой траве в стаде сплошные драки. То одна со сломанным рогом, то другая. Но они давно отелились, а Зорька тяжелая.  Толкнут или ударят рогом, сразу сбросит теленка. Зачем рисковать?

Мама и постановила пасти самим. На буграх. До отела можно. Если корове нравится горькая полынь, не повредит и теленку. Тем более, на буграх кроме полыни растут самые целебные в наших краях травы. Мама знает, что пятьдесят трав лечат пятьдесят болезней, а сто –  до единой. Если бы знать все сто, можно отрастить даже новый палец, а то и руку. Раньше это делали запросто, поэтому в  сказках все отрубленное  отрастает, а мертвое оживает. Сказка же  на пустом месте не делается. Тетка Марина знает более пятидесяти лечебных трав, она собирает их и  отправляет поездом в Москву. Председателю колхоза это не нравится и, если бы не похоронка на мужа,  давно выгнал из колхоза.

— А корова знает, какие целебные? – спросил я.

— Наша Зорька знает, а некоторые нет. Могут даже отравиться. Так что паси и не бойся.

Погнал, пасу. Есть хочется невмоготу. На завтрак досталась всего одна лепешка из лебеды. Сначала было ничего,  сейчас же прямо голова кружится от голода. Хожу по буграм, ищу съедобную траву пастушью сумку или хотя бы козлобородник, но их почти нет. Вдруг появляется тетка Марина, подходит ко мне, улыбается и протягивает кусок хлеба. Я оторопел не хуже деда Сначука, когда сыч на магазине закричал: «Крадь! Крадь», но хлеб взял и тут же принялся есть.  Она стояла и, улыбаясь, смотрела. Затем спросила, как меня зовут, много ли в нашей семье детей, не скучно ли пасти корову одному? Я ответил нормально и даже похвастался, что умею находить гнезда жаворонков. Нужно заметить, где он поет, обойти круг и обязательно наткнешься на гнездо с жавороночкой. Она, значит, сидит в гнезде, а он сверху поет. Это для того, чтобы ей было не скучно.

Тетка Марина подивилась моей наблюдательности, погладила по голове и ушла. На второй день появилось снова, и снова с гостинцем. И так почти до середины лета. То кусок хлеба, то завернутую в  тряпочку кукурузную кашу мамалыгу. Однажды угостила огромным пряником. Весь в сахарной глазури, твердый словно камень, но вкусный до невозможности. Я до сих пор люблю эти пряники.

О дружбе с теткой Мариной не рассказывал никому. Может, немножко маме, а так больше молчал. Наверное, боялся, что будут дразнить за дружбу с ведьмой, а может, потому, что так хотела она.

В середине лета Зорька отелилась и привела очень бойкую телочку Майку. Мы отъелись молозива и отправили Зорьку в общее стадо, а Майку привязывали за огородами. Там она немного паслась, немного пила молоко, немного ела траву, которую мы тяпали на огороде. У меня появилось время для рыбалки. Вместе с младшим братом соорудили из старой сетки волочок и цедили речку на плесах. Иногда возвращались домой пустые, но случалось,  даже несли улов на базар.

Как-то прибегает  Колька Паучок и сообщает, что отыскал на буграх нору. Большая и воняет. Может, там лисица, а может и, что другое. Пролезет любой. Но один Колька боится. Хорошо бы, со мной. Только нужен фонарь, а то  ничего не видно.

У меня замечательный фонарь, который выменял у беспризорников. Они стащили его у кондуктора, я в свою очередь нарвал в огороде дядьки Карпа табачных листьев. Вот и обменялись. Потом беспризорники хвастались, что делали из моих листьев настоящие сигары. Фонарь тоже завидный. Два стекла белые, одно зеленое и одно красное. Зажигай свечу и свети любым цветом. Мы и светили. Настроишь красный, сунешь в оставшийся от войны лошадиный противогаз, да покажешь вечером из-за угла,  у любого мурашки забегают. Зеленым мы дразнили Зорьку, когда она воротила нос от соломы. Белым светили, когда оправлялись ночью к колодцу или проведать в сарае живность.

Дырка в бугре оказалась не так и большой, но пролезли. Оказывается, это никакая не нора, а просто накрытый толстыми бревнами погреб. Одно бревно сгнило и выпало, вот дырка и получилось. Стены в погребе из красного кирпича, ни двери, ни лестницы, чтобы спускаться, не видно. На куче земли не меньше десятка мертвых сусликов, везде сухая трава и перья. Похоже, здесь гнездо сычей. Теперь птенцы подросли и улетели.

В погребе от дырки светло, даже фонарь зажигать не пришлось. К тому же неимоверная вонь от сусликов, поэтому не задерживались. Помогая друг дружке, вылезли из погреба и отправились домой. Если нас что-то в это время и удивило, так то, что сычи охотятся на сусликов. Сычи-то летают ночью, когда все суслики спят в своих норах. Решили, что это молодые суслики. Люди тоже спят ночью, а молодые пацаны шарахаются по садам до утра. Так и у сусликов.

Я силен задним умом. Как говорит папа,  хорошая мысля приходит опосля. Все меня мучило, почему сычи ловят сусликов по ночам, о другом же голова и не болела. Хотя, нет. Словно камушек в ботинке, зудило, — кому это вздумалось устраивать на буграх погреб? Вдруг просыпаюсь утром и начинаю вспоминать, что кирпичи в том погребе разные. Не то, чтобы очень, но одна стена выглядит свежее. От сусликов несло такой вонью, что мы даже не огляделись по-человечески. Пол тоже не проверили. У папы в погребе тайная ямка, в которой он прячет самогон, у деда Рябчука в такой же ямке настоящая винтовка. Мы с его Васькой даже пробовали стрелять. Может тайник и там?

Быстро одеваюсь, прихватываю лопату и к буграм. Сусликов в погребе уже нет. Наверное, сычи проведали о нашем посещении и перенесли в другое место. А может, нас видели сорока или ворона. А эти проныры обязательно проверят, что же там делали люди?

Ну и, слава Богу. Запах почти выветрился, можно не торопиться. Проверил все углы, даже покопался под кучей обрушившейся сверху земли. В одном углу земля мягче, но ничего, кроме   похожей на нож железки, там не нашел.  А вот  одна из стен и на самом деле,  подозрительная. Кирпичи уложены не очень аккуратно, даже заметны трещины. Втыкаю лопату в одну из них, нажимаю, кирпич приподнимается и проваливается в пустоту. За ним другой, третий. Заглядываю в пролом, но ничего не разглядеть. Солнце ушло за тучи,  и стало сумеречно даже в погребе. Луплю пятами за фонарем. Дома еще спят, лишь сестра Инна вышла подоить и отправить в стадо Зорьку. Отыскиваю спички, заворачиваю фонарь в мешок и к буграм. Сестра кричит что-то в след, но мне недосуг.

Это настоящий склеп. Я уже читал о нем у писателя Короленко и еще где-то, но вот вижу впервые. Справа и слева на выложенных из кирпича тумбах стоят гробы. У дальней стены тумба поменьше, и гроб на ней совсем маленький. У входа две гипсовые вазы. Наподобие тех, которые в парке возле станции. Гробы покрыты кусками расползающейся от малейшего прикосновения зеленой ткани, но я под нее даже не заглянул. А вот в вазах все на виду. Там какие-то брошки, монеты, цепочки и кресты. Большие и маленькие.

Сейчас уже не верится, но я совсем не испугался. Конечно, было немножко муторно, но не больше. В Чапаевке рядом с хатой бабушки Степании было кладбище. Мы там играли в войну, ловили кузнечиков, рвали цветы. Если встречали провалившуюся землю и замечали выглядывающую руку или ногу, сообщали об этом взрослым. Нередко закапывали все сами. Вот и здесь. Хожу, рассматриваю, пробую на ощупь. В вазах даже немного покопался. Выбрал большую, украшенную сверкающими стекляшками брошь. Похожую я видел у бабушки Степании. Только у нее простая, а эта, как мамины серьги — золотая!  Больше ничего не трогал. Вылез наружу и отправился домой.

Папа сидел на скамейке под грушей и курил. Мама не разрешает дымить в хате, вот на свежий воздух и выставила. То, что я в такую рань с  фонарем и лопатой, его ничуть не удивило. Он вообще редко вмешивался в наши дела. Наворуем в колхозном саду яблок, ест с большим удовольствием, даже похваливает. Но вот брошь повергла его в ужас, куда больший, чем противотанковая мина на кадушке у тетки Наташи. Мне кажется, он даже побледнел. Дело в том, что старшего брата нашего папы дядю Гришу объявили «врагом народа» и посадили в тюрьму. Теперь папе нет хода ни в большие начальники, ни в партию. И вообще, весь на подозрениях. Хотя и умница, и высшее образование, но радости мало.  Напугался, приказал отнести брошь туда, где взял, и никому об этом не говорить. Даже маме.

Я, отправился на бугры, спустился вниз, но брошь возвращать в вазу не стал. Зарыл в тот угол, где отыскал похожую на нож железку, и вернулся домой. Папы уже не было. Он поторопился в сельсовет признаваться о том, что мы с Паучком нашли склеп, и все остальное. Председатель сельсовета, не будь дурак, наказал папе молчать, сам отправился к склепу, каким-то способом пробрался в него и набил карманы по самые некуда. После туда наехала милиция и отвезла вазы вместе с остатками добра в район, затем и область. Сколько чего доехало до области, никому не известно. Мама говорила, что подлатались все. Иначе, с какой бы стати начальник милиции при встрече с папой принялся расспрашивать, как у него дела, а председатель сельсовета ни с того, ни сего разрешил прирезать к нашему огороду еще пятнадцать соток бросовой земли?  Так и сказал:

— У тебя, Михаил Трофимович, семья большая, можешь расширяться до самой дороги.

Раньше не разрешал, а теперь раздобрился…

Склеп недели две оставался без внимания.  Многие ходили смотреть. Мы с Паучком тоже. Гробы стояли уже без зеленой ткани и без крышек. В двух лежали мужчины, в двух женщины и в одном  ребенок. В ногах ребенка похоронили кошку. Все – и люди, и кошка высохли и шуршали под пальцами, словно бумажные.

Ближний к входу  гроб стоял неправильно. Мама говорила, что с крещением на Руси людей хоронили так, чтобы они видели восход солнца, а этот повернут к востоку головой. Мы подняли неправильный гроб и поставили, как надо. Он оказался необычайно легким.

Перед тем, как выбраться из склепа оба перекрестились, и это нам понравилось. Словно играли в какую-то очень интересную и важную игру.

Потом из области приехали студенты вместе с преподавателем — высоким строгим дядькой по имени Василий Васильевич. Студенты поселились в двух больших палатках, Василий Васильевич занял  времянку тетки Марины. Ему предлагали остановиться у дядьки Карпа, где обычно живут командировочные, он же решил у ведьмы. Говорит, так ближе  к склепу, но может, просто не знал, с кем имеет дело. По этому поводу у соседки Ганы Босой с нашей мамой то и дело шли разговоры: как долго Василий Васильевич и тетка Марина будут ночевать порознь? После войны «боеспособных» мужчин в селе была нехватка, а здесь мужик  в самом расцвете, да еще и ученый. Мои старшие сестры даже ходили на разведку.

Меня с Паучком больше интересовало, чем занимаются студенты? Те все сфотографировали, срисовали, после выкопали на кладбище яму и захоронили. Даже кошку. Хотя мама говорила, что хоронить кошку на кладбище большой грех.

После студенты просеяли всю собранную в склепе землю и нашли мою брошку. Вот уж было радости! И фотографировались с нею, и так показывали. Все, конечно, удивлялись и говорили, что она стоит целое состояние. Папа тоже удивлялся и поглядывал на меня с подозрением, но я даже не подал вида.

Через два дня студенты перебрались к новому склепу. Оказывается, тетка Марина, пока собирала свои травы, нашла еще один. Этот скромнее, без всяких ваз и золотых вещей, зато гробы не из досок, а целых деревьев. Отрежут кусок дерева, выдолбят  в нем середину и так хоронят. Один такой гроб студенты, когда уезжали, забрали с собой.

Уехала и тетка Марина. Она поженилась с Василием Васильевичем, оставила хату колхозу и уехала. На прощанье оба зашли к нам. Тетка Марина подарила мне с Паучком по фуражке, а Василий Васильевич по толстой тетрадке и карандашу. Точно такие тетрадки и карандаши мы видели у студентов.

Самое интересное, лишь хозяйка покинула хату, сразу улетели и сычи. Все до единого. Вокруг нашей хаты летают, у магазина кричат, в саду перекликаются, а там тишина. И после этого наш папа говорит, что тетка Марина совсем не ведьма!

Поделиться в соцсетяхEmail this to someone
email
Share on Facebook
Facebook
Share on VK
VK
Share on Google+
Google+
Tweet about this on Twitter
Twitter

Оставить отзыв

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.