В июне 1942 г. для перегонки американских боевых самолетов по договору ленд-лиз была открыта трасса Красноярск-Уэлькаль. До авиабазы Фербенкс на Аляске самолеты перегоняли американские летчики, а там их принимали советские пилоты. Перегоном занимались летчики первой Краснознаменной авиационной дивизии трассы Аляска-Сибирь. Боевые самолеты вылетали в Фэрбенксе и летели через Чукотку, Якутию и Красноярск до фронтовых аэродромов. Даже сегодня этот маршрут считается сложным, а в войну многие летчики так и не долетели до конечной цели, навсегда оставшись где-то посреди бескрайней тайги. Каждый из них в будничном порядке повторил тот же подвиг, за который экипаж Валерия Чкалова в свое время получил звезды героев.
Уилли очнулся, открыл глаза. Палата была чистая и светлая, на две кровати. У соседней, расположенной у окна, суетилась пожилая медсестра и мягко шлёпала лежащего без сознания, перебинтованного от плеч по пояс парня по щекам:
— Не спать, Джек!.. Не спать!..
Было видно — у чернокожего парня не было сил даже что-то промычать или мотнуть головой, он просто изредка сверкал закатившимися белками глаз. Уилли понял, что его перевели в реанимацию.
— Не закрывай глаза, Джек, не спи!..
Солнечный луч слепил глаза, Уилли зажмурился и отвернул лицо от окна. Лениво начала всплывать память – неравный воздушный бой, ранение, госпиталь, операция.
— Та-ак, а что у нас здесь происходит? – это бодрым шагом не то чтобы вошёл, а как бы колобком энергично вкатился доктор Бенджамен, — а какой у нас пульс?
Уилли открыл глаза; доктор держал в руке старинные карманные часы и мерил у Джека пульс.
— …Ага, так… Тормоши его, Линн, не дай уснуть: пульс слабый… — аккуратно опустил руку раненого на постель, обернулся, встретился взглядом с Уилли, приятно улыбнулся, — Встань, и иди, парень!
Только сейчас Уилли обнаружил – он не чувствует всего, что находится у него ниже пояса, у него нет ног! Доктор уже стоял у его кровати.
— Проклятье! Вы отрезали ноги!?
Бенджамен, продолжая улыбаться, но теперь, кажется, зловеще, приподнял нижний край одеяла:
— Пошевели пальцами, сынок.
— Что вы со мной сделали!? – Уилли сжал кулаки и челюсти.
— Ладно… наркоз ещё не прошёл… — доктор опустил одеяло, — Что-что… операцию, и довольно успешную. Не надо так волноваться, как только начнёшь шевелить пальцами ног, дай знать…
— Так у меня всё на месте, док?..
— Абсолютно! – добрая улыбка не сходила с лица, — вырезали с полфунта мяса с левой ляжки – это не страшно…
Тёплый ветерок ласково трепал занавеску на окне кабинета доктора Бенджамена.
— Всё, Уилли, повезло тебе: отлетался, отвоевался, — удовлетворённо потирая руки после осмотра пациента, говорит доктор Бенджамен пилоту, — можно выписываться и — домой. Сам-то ты, с какого штата?
— Коннектикут… — растерянно отвечает парень, прекратив раскачиваться на стуле, — … как это домой, док? Я же здоров как бык осеменитель из ранчо моей любимой тётушки Лори.
— Знаешь ли, Уилл, я с тобой спорить не буду: ты совершенно здоров, — по опыту ожидая подобной ответной реакции молодого, но бывалого фронтовика, отвечает врач, — с твоей …м-м… ногой летать нельзя, а как осеменитель ты вполне сгодишься, — облагонадёживает парня Бенджамен, – ты сколько наци сбил?
— Семнадцать…
— Вот видишь, ты же у нас герой, — равнодушно восхищаясь, и механически делая быстрые записи в истории болезни бормочет, внезапно ставший таким ненавистным, доктор, — за тобой все красивые девушки Коннектикута стадами бегать будут, успевай только отбрыкиваться.
Уилли действительно набычился, лицо старого доброго доктора стало вдруг невероятно отталкивающим, он заметил, до чего же оно до отвращения дряблое, покрыто частыми оспинами, и сам он до невозможности жирный, лысый, щёки трясутся, большой живот колышется, выпученные глазёнки даже большие круглые очки с блестящими толстыми стёклами не красят:
— Из-за какого-то хренова сухожилия, док…
— Да, Уилли, натворила пуля дел, — протирая салфеткой золотое перо авторучки «Паркер», отвечает врач, — кусок твоего хренова сухожилия пришлось вырезать, и ты это прекрасно знаешь.
— Завтра меня здесь не будет… — невольно вырвалось у молодого человека.
— Ну почему же именно завтра, — док, прищурившись, на расстоянии вытянутой руки стал рассматривать перо, — где-то с недельку-другую ещё подлечим, придёшь в себя, — налюбовавшись пером, Бенджамен вновь приступил заполнять бумаги, — придёшь в себя, комиссия утвердит, домой вылетишь позже…
Наутро Уилли в военном госпитале не нашли, потому-как тем утром он уже стоял навытяжку в офисе командира эскадрильи Дональда Хопкинса:
— …Из-за какого-то хренова сухожилия, сэр!
Хопкинс конечно обнял бы своего лучшего боевого пилота, но по причине отсутствия левой руки, только ободряюще похлопал того целой правой по плечу:
— Не переживай, сынок, неразрешимых вопросов не существует…
— Да, сэр! – покладисто согласился подчинённый.
— Прошу тебя, Уилли, не кричи так, я ещё не закончил, — поморщился старый кэп.
— Да, сэр. – сбавив громкость, ответил почуявший доброе, бравый лейтенант.
Внезапно в соседнем помещении заместитель командира завёл на патефоне модную грампластинку – «серенада солнечной долины». Хопкинс раздражённо пнул ногой в дверь, — музыка тут же прекратилась:
— Вот скажи мне, Уилли, какой такой нехороший человек придумал этот джаз?
— Да, сэр! – мгновенно среагировал парень и даже, для того чтобы усилить эффект полного согласия с авторитетным мнением шефа, нахмурил брови, — совершенно нехороший!
Ответ боссу явно понравился.
— С госпиталем мы, конечно, договоримся… — вкрадчиво продолжил командир, подчинённый тут же изобразил на своём лице улыбку счастливого человека, — как ты смотришь на ленд-лиз?
Парень изменился в лице:
— В тыл, сэр, в Россию?!
— Такие люди нужны в тылу, — попытался пошутить Хопкинс и, как бы задумчиво, продолжил, — да и не совсем уж и в тыл… ты ведь знаешь, людей катастрофически не хватает, а другого шанса летать у тебя не будет, – лишая пилота возможностей для дальнейших возражений более жёстко добавил, — и будь добр, ковбой, сделай милость, не спорь со мной.
— Да, сэр… — совсем тихо ответил Уилл, — «при чём здесь ковбой? Сейчас и этот про осеменителя начнёт»…
— Ты иди пока, парень, отдохни пару дней, оторвись где-нибудь. Маршрут – материк-Фэрбэнкс, там машины будут принимать русские. Самолёты разные придётся перегонять… да что я тебя учу, — осёкся капитан, — ты ведь у нас лучший из лучших, – кэп еще раз дружески похлопал парня по плечу, — ну, иди, иди уже…
Пилот молча развернулся, неловко переставляя левую ногу поковылял к выходу.
— Да, Уилли, поищи где-нибудь трость! – но обиженный на весь мир лейтенант даже не обернулся.
Каждый раз совершать одни и те же перелёты через океан на север до Аляски и обратно, перегоняя боевую технику, довольно однообразно и утомительно, даже, можно сказать, монотонно; жизнь скрашивает только то обстоятельство, что иногда летать приходилось на совершенно разных боевых самолётах: «митчел», «томагавк», «китихаук», отличная машина — «аэрокобра».
При любых погодных условиях, и в зимний туман, и в летний дождь Уилл управлял машиной мастерски. Взлёт и посадка, посадка-взлёт, небольшой отдых, взлёт-посадка… кажется, уже выработалась мышечная память на все эти чередующиеся движения рук при работе на двух знакомых, чуть ли не родных, аэродромах. Пилот не сдержал улыбку: «Я мог бы летать и с закрытыми глазами, и даже без помощи карты»: какая-либо ошибка совершенно исключалась, неоднократно пройденный маршрут он узнавал даже по мельчайшим складкам местности. Да он собственно в эскадрильи был не единственным таким асом.
Конечно, бывали и трагические случаи, самолёты терялись, неизвестно что происходило с ними, с теми, которых не удавалось найти. Либо тонули в океане, либо пропадали в безбрежной заснеженной сибирской тайге. Однажды даже самому пришлось участвовать в поисковой операции, правда, безрезультатно. Бывали и счастливые случаи, в том смысле, что пилотов находили живыми, — либо на льдине, либо, по следам самолётных останков, где-то в тайге. Поговаривают: счёт погибшим русским парням, на этих перегонах, перевалил за девяносто. Каково сейчас их матерям?
Но с Уилли, и в этом он был совершенно уверен на все сто процентов, никаких: ни трагических, ни «счастливых» случаев, здесь, в тылу, произойти не может. Он боевой пилот с огромным лётным опытом, и дома его ждут мама с младшей сестрёнкой, и он обязательно их увидит после войны.
Уилли выгнул затёкшую спину, пошевелил плечами и бросил взгляд на приятно фосфоресцирующую приборную панель: «O`key… нет, если бы у Хопкинса были обе руки, я бы сейчас не летал, — с теплом вспомнил своего кэпа Уилл, — всё-таки я счастливчик… а ведь и он летать ужасно хочет! — осенила парня догадка, — поэтому я и летаю…»
Навалилась усталость, — утомление от многочасового перелёта дало о себе знать. Пилот энергично тряхнул головой, отгоняя опасную дремоту, открыл термос и не спеша выпил горячий ароматный кофе.
Судя по всему, Уилли уже приближался к аэродрому. Оставалось каких-то неполных полчаса. Лейтенант вспомнил как некоторые невоевавшие молокососы, которым он передавал новенькие машины, с завистью смотрели на его награды и «доблестную» походку, а он в ответ лишь снисходительно улыбался и тщательно прятал за этой улыбкой уже свою зависть к людям, отправлявшимся на фронт. Да и было бы чем гордиться, ведь перегон – работа совершенно не героическая, обыденная, рутина.
Без всякого перехода мысли переключились на другое: тихое, мирное и спокойное. Вспомнилось далёкое безмятежное детство: старый уютный домик, примыкающий к маленькой зелёной лужайке, дружный семейный ужин; как мама, после молитвы, поправляет на нём одеяло и гасит в комнате свет…
Свет… Свет… Приборная панель, компас…
Прямо по курсу светит белая луна, сзади — холодное северное солнце, до того холодное, что даже имеет цвет айсберга. Мотор привычно и вполне надёжно монотонно-успокаивающе шумит, под крылом безмятежные ватные облака покрывают гладь океана. В просвете между ними на поверхности тёмной воды мелькают рубленые льдины айсбергов. «Зрелище довольно красивое, — отметил про себя Уилл, — как это я раньше не замечал?.. Кажется, скоро идти на снижение»…
Лик луны как-то плавно изменил свои контуры, увеличился, и превратился в лицо матери: «Уилли, пора вставать, сынок!..» — Уилл раскрыл глаза…
— Осеменитель хренов! – внезапно вслух выругал себя пилот, потянув на себя штурвал, — Боже мой!…
— Что тебе, сын мой? – заскрежетало в наушниках гарнитуры, — ты что вытворяешь, это «Бычок-17»!?
Оказывается, пилот уснул, и в дрёме пытался посадить машину на полосу! Но ответ дежурному радисту базы прилёта тут же нашёлся:
— Я «Бычок-17», — назвал Уилли свой позывной, — почему не отвечаете?
— Ты вызывал? – интонации явно виноватые, — может у тебя с радиостанцией неполадки?
— Всё может быть, — уже более спокойно, философски ответил Уилл, — иду на посадку, подгоняй техников!..
