Основные этапы исследования:
— постановка проблемы;
— изучение теории, посвященной данной проблеме;
— подбор методик исследования и практическое овладение ими;
— сбор собственного материала, его анализ и обобщение;
— научный комментарий;
— собственные выводы.
Введение.
Актуальность выбранной темы определяется насущной потребностью обобщить, систематизировать накопленный обширный фактический материал.
Степень изученности — тема родного города неоднократно была предметом обсуждения и исследования.
Цель работы — выяснить, какую роль сыграла поэзия, прославляя историческое прошлое, героические страницы Сталинграда и возрождённый город-герой Волгоград, олицетворяющий всесилие жизни и творчества.
Задачи :
1. Проанализировать стихи поэтов и показать, какой нелёгкой ценой достались созданные страницы, ставшие патриотическими документами.
2. Показать, какое значение имели стихи поэтов других национальностей о нашем городе.
3. Ознакомиться с работами, написанными в этой области.
Материал исследования : научные статьи, написанные в этой области.
Объект исследования : стихотворения поэтов о родном городе.
Предмет исследования : поэты о родном городе — Царицыне-Сталинграде-Волгограде.
Методы : работа с первоисточниками (газеты, журналы, монографии); анализ стихов; описательный; приёмы наблюдения, сопоставления, обобщения; контекстуальный анализ.
Практическая значимость результатов исследования состоит в возможности их применения для проведения мероприятий, направленных на патриотическое воспитание молодого поколения. Наблюдения и выводы, сделанные в работе, могут быть использованы на факультативных занятиях по литературе.
Историография:
— Безбородова О. Всем родная : ( о встречах с М. К. Агашиной ) / О. Безбородова // В каком ты городе живёшь : сб. работ волгоградских школьников. — Волгоград, 2007. — С. 304-310.
— Безбородова О. С. Нас благословила Агашина : (о замысле книги «В каком ты городе живёшь» и её воплощении силами волгоградских старшеклассников. Свои сочинения они посвятили достопримечательностям города) / О. С. Безбородова // В каком ты городе живёшь : сб. работ волгоградских школьников. — Волгоград: Издатель, 2007. — С. 3-7.
— Васильев С. Волгоград — это Волга, Мамаев курган и… Агашина. / С. Васильев // Городские вести. — 2008. — 6 марта. — С. 48.
— Белякова Нина. «Что же останется после тебя?» : в последний день февраля отмечается 85-летие со дня рождения Маргариты Агашиной / Н. Белякова // Городские вести. — 2009. — № 20. — С. 27.
— Кулько О. Раньше всех, «Волгоградка», ты поверила мне. Наш город в творчестве Маргариты Агашиной. // Волгоградская правда. — 2004. — 4 августа. — С. 4.
— Лебедев П. Песни защитников Сталинграда. — Нижне-Волжское книжное издательство. — Волгоград. — 1985. с. 3-19.
— Мизин Н. Город с сердцем революции в груди. — Нижне-Волжское кн. изд-во. — 1973. С.5-18.
— Перевалова С. В. Сталинград — «пылающий адрес войны». Русская литература о Сталинградской битве. // Литература в школе. — 2009. — № 4. С. 8-9.
— Стихи и песни о тебе: Сборник стихов волгоградских поэтов. – Волгоград: Комитет по печати и информации, 1999.
— Журналы «Отчий край», рубрика «Краеведческая мозаика»
— Мизин Н. И. «Тебе, Волгоград», Волгоградское книжное издательство, 1963.
— Смирнов В. Б. «По следам времени. Из истории писательской организации Царицына-Волгограда». – Волгоград: Комитет по печати, 1996.
— К. Симонов. «Дни и ночи», очерк. Сентябрь 1942 г.
Глава 1. Царицын.
История нашего города начинается именно с Царицына, города, звавшегося некогда «Дикою степью». Действительно, наш город ничем не отличался от села. Евгений Прудников в своем стихотворении «Царицын-Сталинград-Волгоград» рассказывает судьбе провинциального городка:
Раньше от Волги до Дона
с солью обоз сутки полз,
место то, с тишью до звона,
«Дикою степью» звалось.
Годы катились неспешно,
вновь убегаючи в тьму,
жил городок безмятежно,
имя – Царицын ему.
Так и служил он России –
Тихий, забытый Москвой…
Баржи по Волге скользили
с рыбою, лесом, икрой.
Обратимся к творчеству А. И. Эртеля. Его выступление в газете «Порядок» было отнюдь не первым обращением писателя к волжской тематике. Уже на заре своей творческой деятельности, когда у него «было написано… два-три рассказа», а радость «первотиснения» их была ещё впереди, Эртель обращает свои писательские взоры к Волге. В его бумагах сохранился, пожалуй, один из самых ранних литературных опытов, датируемый 1878 годом, — эпическое стихотворение «Ночь на берегу Волги», написанное не без влияния Кольцова и Никитина. В нем описывается не только сама река, но и поволжская степь, окутанная ночным туманом, постепенно вытесняемым всходящей зарей:
И дым пошел с туманами…
Но тень сильней надвинулась,
И месяц встал из зарева,
Ушел туман под облаки,
И степь опять открылася…
В стихотворении Эртеля не чувствуется художническое первооткрытие Волги, молодой поэт избегает описания пейзажной конкретизации, обращаясь к образам, лишенным индивидуальности, которые могут быть воспроизведены и без непосредственного знакомства с великой русской рекой. Однако это стихотворение показательно в другом плане: оно достаточно хорошо характеризует внутренние импульсы обращения Эртеля к «волжскому материалу». В нем писатель – это будет характерно и для его последующих сочинений – стремится в первую очередь почерпнуть бытовое, национально-этнографическое и национально-психологическое содержание, поскольку волжский характер рассматривается им как характер национальный. С этой стороны «Ночь на берегу Волги» содержит немало примечательных и не лишенных наблюдательности деталей. Так, рисуя картину ужина косцов, Эртель сосредоточивает внимание на их социальных представлениях, на характеристике бедственного положения русского народа:
Сидят косцы вкруг табора,
Ведут речи невесело,
Ишь их село недавно все
Спалил пожар без милости:
А рожь плоха; надежи нет,
Что голодом минует их,
А в воздухе все засуха,
И в поле все бескормица,
Черней угля пары лежат,
До корня скот повыел все,
Ревут глухо коровушки,
Как будто идут с жалобой.
Тем не менее косцы полны веры в то, что все изменится к лучшему, хотя и не без вмешательства Всевышнего. Но, как бы подсказывая и иные пути изменения жизни к лучшему, Эртель намекает на Разина, на Емелюшку, про которых вспомнили завороженные песней косцов «кургана три старинные»:
И вспомнили, как гнали зло
Те прежние разбойнички,
Как много было виселиц
В святой Руси расставлено,
Злодеи все висели в них,
Крестьянина мучители…
Глава 2. Поэты о Сталинграде.
Изумительна судьба нашего города! Через него пролегли столбовые дороги истории. Он словно стоит на её семи ветрах, воинственно причастный ко всем выдающимся событиям. Он менял имена, немеркнущая его слава, добытая солдатской кровью, — слава непреходящая, вечная, ибо она —
… часть бессмертной славы
Бессмертного народа моего.
Склонив голову перед его Подвигом, поэты воспели героический город на Волге в проникновенном, «жгучем сердца людей» слове, к которому невозможно остаться равнодушным.
Перед читателем предстанут защитники города, чьи бронированные верой в свою победу, солдатские сердца, оказались крепче стали, что плавилась в этом бушующем кратере войны, крепче гранита, что рассыпался здесь в пыль; предстанет мужество сталинградцев в наивысшем своём проявлении — презрении к смерти живых, бессмертии павших. — «Тот, кто был здесь, никогда этого не забудет. Когда через много лет мы начнем вспоминать, и наши уста произнесут слово: «война», то перед глазами встанет Сталинград, вспышки ракет и зарево пожарищ, в ушах снова возникнет тяжелый, бесконечный грохот бомбежки. Это город-солдат, опаленный в бою… Вид зияющих стен и обгоревших окон вчера ещё мирных домов сжимает горло судорогой ненависти. Опаленные трупы женщин и детей, сожженных немцами на одном из пароходов, взывая к мести, лежат на прибрежном волжском песке…»
Стихи из окопов Сталинграда не должны, не могут остаться забытыми на уже давно пожухлых страницах армейских газет, ибо они по накалу и благородству чувств, по своей искренности представляют неповторимые патриотические документы. В них звучат предельно бескорыстные и честные, сказанные в лицо смерти, слова признания в любви к своей Родине, веры в её победу, в торжество её дела. В них — вещий голос народа.
В битве на Волге действительность, пожалуй, с особой щедростью открыла перед художником человеческие характеры и судьбы в их типичности; обнажила массовость и единство таких черт, как мужество, самопожертвование, благородство, сказавшиеся в самых трудных, бескомпромиссных обстоятельствах — когда окружающие кровь и ненависть, смерть и разрушение не умалили, а напротив, возвысили в человеке всё человеческое!
Читая фронтовые произведения, мы должны помнить, что, созданные в огне боёв, они нередко были обагрены и собственной кровью.
То, что смогли сделать в труднейших условиях послевоенной разрухи молодые добровольцы, иначе как подвигом не назовешь. Возрождая героический город, они, может быть, не задумываясь об этом, воздвигали памятник своим сверстникам — солдатам Сталинграда. Волгоградская поэтесса Маргарита Константиновна Агашина, большой друг комсомольцев, находила проникновенные слова, выражая идею преемственности ратного и трудового подвига юных сталинградцев.
Над площадями Волгограда
Опять метелицы кружат.
Двадцатилетние солдаты
Двадцатый год в земле лежат.
А на земле, воспетой в песнях,
Над волжской медленной водой
Поднялся город — их ровесник —
Великий, светлый, молодой.
Он потому велик и светел,
Что в час бессмертья своего
Они — в огне, сквозь дым и пепел —
Таким увидели его.
В Пантеоне Славы на Мамаевом кургане высечено имя младшего лейтенанта Михаила Кульчицкого, молодого поэта, который геройски пал, обороняя город. Чем и как жил он в войне, сохранилось в его суровых, сложенных на пути к Сталинграду, стихах:
На бойцах и пуговицы вроде
Чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена,
Была бы Родина
С ежедневными Бородино.
Стихотворение Евгения Долматовского «Разговор Волги с Доном» было написано и опубликовано в начале августа 1942 года, когда враг был ещё сравнительно далеко от ворот Сталинграда. В диалоге русских рек поэт, с прозорливостью и интуицией художника отображая то, что выстрадано, вызрело в народе, писал:
Русских рек великих не ославим,
В бой отправим сыновей своих,
С двух сторон врагов проклятых сдавим
И раздавим их.
Волга Дону громко отвечала:
— Не уйдут пришельцы из кольца.
Будет здесь положено начало
Вражьего конца.
Так кульминационные строки стихов впоследствии совпали с действительностью: не только с исходом битвы, но и с характером самой военной операции.
О том, насколько остро в народе ощущалась монолитность всех наций, вправе сказать окопные стихи одного из защитников Сталинграда лейтенанта Евгения Осипова:
… Врагам мы город не сдадим!
Ведь здесь навеки
Спаялись в дружбе как один —
Грузины, русские, узбеки,
Таджик, казах и армянин…
Думой о завтрашнем дне народов, дне чистого неба и яркого солнца над землёй, пронизаны стихи Валентина Леднева:
Вот он август,
плодозрелый, сочный,
утомленный от избытка сил.
Освеженный временем проточным,
многое в себе он позабыл.
И прекрасно!
Помнить все не надо.
Лишь бы не забыто было им
двадцать третье —
пепел Сталинграда
и шестое —
Хиросимы дым.
Слово писателей о Сталинграде взывает к человеческой памяти, будит в сознании народов проникновенно выраженное Ольгой Берггольц чувство, что
Здесь даже давний пепел —
так горяч,
Что опалит — вдохни,
припомни,
тронь ли…
Сталинградская земля определила тематические привязанности Льва Кривошеенко, сформулированные в строчках:
…Я пишу о войне, о войне,
Очень мало пишу о любви…
Впрочем, многочисленные стихотворения поэта тоже о любви, но любви к священной, щедро политой кровью земле Сталинграда:
Пусть жизнь моя,
как жизнь солдата,
всегда тревожна и честна,
земле священной Волгограда —
стальной земле посвящена.
О своей «привязанности» он заявил и в предисловии к книге «Светает»: «Много ездил по области, побывал почти в каждом уголке. И решил — лучше земли, лучше края на свете нет… В новой книге… я по-прежнему пишу о земле Волгограда, о своих замечательных земляках. Короче говоря, продолжается разработка темы «Города над излучиной», попытка выполнить заявку на лирическое открытие города, которая прозвучала в моей предыдущей книге» * (). Л. Кривошеенко постоянно верен своей главной теме — теме гражданской, героической истории Царицына — Волгограда. В «Прологе», открывающем, например, книгу «Высота-102» (так был обозначен на фронтовых картах Мамаев курган), он сформулировал своё творческое кредо словами:
Город мой
над рекой великой,
я всегда у тебя в долгу,
я хочу в твою Вечную Книгу
записать хоть одну строку…
* — Речь идет о книге «Излучина».
Лев Кривошеенко вписал не одну строку в Вечную Книгу славы волжской твердыни, свидетельством чему является поэма «Разъезд «Людмила», рассказывающая о героическом строительстве руками женщин железнодорожной трассы Сталинград — Владимировка, стихотворения «Площадь Павших Борцов», «Звездочка героя», «Улица Мира», «Заволжские земляки», «Кинохроника 43-го года» и др. В них страницы героизма советского человека становится отнюдь не эпизодами истории, а важным фактом нашей современности, потому что пронизаны мыслью об исторической преемственности поколений, о героическом содержании повседневности как её типическом качестве.
Поэт Артур Корнеев в сборнике «Деревья Сталинграда» призывает к любви к каждой зеленой веточке, выдержавшей сражение.
Трагически
ощупывая мрак,
их корни напряженные
устало
былых руин и рваного металла
тяжелый обволакивают прах.
Традиции — неразрывны . Они обнимают очередные поколения, заботливо нащупывая новые дороги новых сыновей и дочерей героического края.
Поэт Александр Красильников «Память Сталинграда»:
Издалека
издалека,
Всё возвращаюсь к Сталинграду…
…Там Сталинград мой начинает,
Здесь продолжает Волгоград.
Анализируя творчество поэтов о Сталинграде, которое заняло особое место в военной литературе, хочется подчеркнуть, что все тяготы этого тяжелейшего сражения Второй мировой войны они воплотили в своих произведениях.
Как о цементирующей силе, как о примере бескорыстного служения принципу равноправия всех наций в нашей стране, говорят поэты и писатели о России. Её твердому голосу внемлят в смертельной борьбе, ему верят и следуют все защитники Сталинграда, что подтверждают стихи кабардинского поэта Алима Кешокова:
Русский, белорус, таджик, калмык,
Кто б он ни был здесь, у Волги синей.
Каждый понимал её язык,
Потому что был он — зов России!
Чем был Сталинград для тех, кто оказался за колючей проволокой, говорят стихи латышского поэта Эйжена Вевериса, узника Саласпилса — лагеря смерти под Ригой:
И опоясанный грозно сердцами солдат
Факел надежды сиял нам
на волжском далёком кургане,
Вот почему мы сумели всё выдержать,
смерть победив…
Сталинград…Волга… Они равно воспринимались русским и украинцем, таджиком и узбеком, литовцем и эстонцем, грузином и белорусом как всеобъемлющее понятие Родины, ибо путь к земле, на которой ты родился, путь к отчему дому, лежит отсюда, с этой огненной земли, несущей и надежду, и веру, и торжество победы.
Ветер Волги
гудел над нами —
ветер России,
и поэтому
больше не было
дороги вспять.
Мы клялись:
огонь одолеем,
все пересилим
и к тебе
Даугава наша,
придем опять!
…Следует отметить, что если битва на Волге стала также подвигом нашей многонациональной литературы, правдиво запечатлевшей её и прямо с места событий, и из глубины времен, то справедливо назвать Сталинград и подвигом прогрессивной зарубежной литературы. Она не только восхищенно воспела силу и славу нашего оружия, но и отразила безграничную признательность народов мира солдатам Сталинграда, проникнутым любовью к человечеству, готовым всю её «как дань земному братству, на жертвенник всемирный положить».
Произведения зарубежных писателей полны сознания того, что здесь, на Волге, советские люди, сокрушая фашизм, умирали не только во имя и ради своей Родины, своих матерей, жен и детей, но также во имя норвежцев и французов, англичан и чехов, итальянцев и бразильцев, индийцев и голландцев — людей всех стран, куда или уже проникла, или грозила проникновением коричневая чума.
Миллионы людей за рубежом невольно испытывали ощущение, что полыхающая огнем, окровавленная Волга подступила к их городам и сёлам; что исход битвы на ней сулит или мир и свободу, или войну и рабство их дому. Вот почему живое слово зарубежной литературы о Сталинграде нередко воспринимается как слово очевидцев и участников битвы за город, чья судьба стала их собственной судьбой.
Со всей откровенностью и искренностью сказал тогда об этом норвежский поэт Гуннар Рейсс-Андерсен:
Наш Сталинград — это значит: врагам
Дальше вовек не пройти!
Наш Сталинград — это значит: народ
Силой вовек не смести!
Наш Сталинград — это значит: заре
Вечно над миром цвести!
Городом некогда был он для нас,
Клятвою стал он сейчас.
Чувство такой близости не угасает с годами. Французская писательница Симона Тери, встретившись с возрожденным городом-героем, взволнованно говорит:
«… И, увидев этот Сталинград, наш Сталинград, за который отдали свою жизнь тысячи героев, я уже не смогла удержаться: слёзы радости потекли по моим щекам».
Как же велика общечеловеческая значимость подвига Сталинграда, если он вошёл в сердца людей всей Земли как родной им город, если за далёкими рубежами страны его называют «Наш Сталинград»!
Вера истерзанных войной народов в то, что там, на волжских берегах, «родится утро мира, сгинет мрак ночной», звучит в стихах исландского поэта Йоуханнеса ур Кётлума.
Свою «Песнь любви к городу Сталинграду», написанную в 1943 году, где каждая строка звучит пламенным гимном защитникам Волжской твердыни, чилийский поэт Пабло Неруда заключает исполненными глубокого смысла словами:
… И, хотя не сражался я рядом с тобою,
В честь тебя поднимаю я, как гранату,
Эту песню любви к Сталинграду!
Да, произведения зарубежных писателей о Сталинграде, продиктованные устами своих народов, можно безоговорочно приравнять к гранатам, взрывающим фашизм! Терпением Сталинграда, мужеством Сталинграда, гневом Сталинграда человечество выверяло себя в борьбе с фашизмом и на полях сражений, и в боевых рейдах участников Сопротивления, и в фашистских застенках.
Пример Сталинграда жив всюду, где люди отстаивают свою свободу и независимость. «Учебником бойца справедливой войны» назвал этот город корейский поэт Тю Сон Вон. Не случайно свои стихи, написанные здесь, на Волге, Жоржи Амаду адресует Луису Карлосу Престесу:
Я пишу тебе из Сталинграда,
Мой товарищ Луис Карлос Престес.
Ты борец за мир, вперед ведущий
Сыновей бразильского народа,
Чтоб и нашу жизнь счастливой сделать
И построить Родину такою.
И если вновь вернуться в сталинградские окопы, мы услышим взволнованный, полный истинной любви к своему, истерзанному гитлеровцами, народу, полный заботы о его грядущем дне — голос поэта, обращенный к своим соотечественникам:
Смотрите! Уже не пробиться!
Сомкнулась железная цепь.
И вашею кровью дымиться
Начнет сталинградская степь.
Вас гложет жестокое горе,
Вы мечетесь в сумрачной мгле.
Не так ли Германия вскоре
Окажется в страшном котле?
Но Гитлер падет… Возгорятся
Миллионы огней золотых,
Для лучших времен пригодятся
Отечеству руки живых!
Это — одна из антифашистских листовок участника Сталинградской битвы, немецкого поэта Эриха Вайнерта. Он и писатель Вилли Бредель сражались здесь за свою Германию, за свой народ, праведным огнестрельным словом разя общего врага — фашизм.
Знаменательно, что на берегах Волги по одну сторону баррикад в решающий момент битвы с фашизмом встретились давние знакомые — советский поэт Евгений Долматовский и немецкий поэт Эрих Вайнерт. Вот что записал тогда Вайнерт в своем дневнике:
«Немецкий и русский поэты встречаются в развалинах у поля боя, где решается будущее. Выйдя на улицу, я почувствовал слёзы на глазах. Когда же не только два поэта, а два народа братски обнимут друг друга?»
Читая зарубежных авторов, разделенных между собой морями и океанами, горными цепями и пустынями, жизненным укладом и национальными особенностями, творческими позициями и почерками, живо ощущаешь, как перекликаются, сливаясь воедино, их произведения — и по содержанию, и по эмоциональной окраске, и по удивительно точному порой видению самих событий на Волге.
В поэме «Мамаев курган» югославский поэт Петар Джуранович, воспевая господствующую высоту Сталинграда и родной Любин холм, как «две вершины свободных, не доступных врагам», утверждает:
И сегодня
ничто мне не страшно.
А нынче на нашей планете продолжает ещё литься кровь, святая кровь народов, с сталинградским упорством и бесстрашием защищающих свою свободу и землю, свой кров и детей от разбоя новых претендентов на мировое господство, вынашивающих планы всеобщей, теперь уже атомной, войны. Им противостоит не подвластная никакому оружию сила духа и сплоченности миллионов борцов за мир.
Вместе с ними вся наша могучая страна. Вместе с ними героический город на Волге. Созидающий, как и сражавшийся, он остается глашатаем неодолимости Добра.
Обобщая поэзию зарубежных авторов, следует отметить, что существует тесная связь между произведениями. Их объединяет равное восприятие событий, происходящих в годы Сталинградской битвы. Каждое стихотворение «дышит» по-своему, и каждое наполнено сознанием того, что чувствовал поэт, когда писал эти строки.
Преодолеть трудности военных лет, выпавшие на долю советских людей, возможно было только объединив силы всех народов.
Была ещё одна изумительно правдивая и глубокая летопись — песенная поэзия фронтовиков.
О чём же конкретно рассказывают фронтовые песни, что они выражают, какими сторонами привлекают наше внимание?
В песнях Сталинградской битвы во весь голос звучит тема беззаветного солдатского героизма.
Мысль о дружбе и братской национальной солидарности, скрепленной кровью в бою, проходит красной нитью через содержание многих песен тех героических сталинградских дней. Одна из них названа цифрой — » Двадцать один» — по числу воинов подразделения. Её текст за подписью А. Карина появился 16 января 1943 года в газете 64-й армии «За Родину». Здесь же, в одной из корреспонденций, рассказано, как повёл в атаку своих бойцов коммунист лейтенант Шестов. В группу входили русские, украинцы, узбеки, азербайджанцы, казахи, белорусы, татары. Неудержимой лавиной неслись воины-сталинградцы. Вражеский рубеж был отвоеван. Но гитлеровцы вскоре опомнились и целой ротой двинулись на горстку наших бойцов. До последнего дыхания отбивались воины и не отошли ни на шаг.
Этот эпизод и стал истоком рождения фронтовой песни. В её немногочисленных куплетах отображены и разгоревшаяся схватка с врагом и подвиг героев. Песня заканчивается выводом, что лучшим памятником павшим воинам будет очищенный от фашистской скверны Сталинград.
Подчеркивая удаль и мастерство снайперов, эти песни выдвигали одновременно идею высокого воинского долга и патриотизма. И русские снайперы, и нанайцы, и якуты защищали одну Родину, одну реку Волгу, один Сталинград. Они были едины в своем стремлении уничтожать врага.
Батька парня бился за Царицын —
Это было много лет назад.
Сын — в папашу: он дырявит фрицев,
Защищая славный Сталинград.
( «Песня о снайпере Ильине». Автор текста — фронтовик Н. Ткачев ).
Сталинград, — прошептал Болтыров, —
Ты сегодня роднее тайги…
У якута спокойная кровь,
Ясен взгляд, и движенья легки.
( «Месть снайпера». Автор текста — старший сержант И. Реформатский ).
Победой под Сталинградом начиналось для России «взятое с бою военное счастье» (К. Симонов). А. Т. Твардовский в «Возмездии» (1944) с особой силой напомнил:
У Сталинграда вещей битвы жар
Простёрся в вечность заревом кровавым.
И, чуя гибель, враг от нас бежал,
Гонимый вспять оружьем нашим правым.
В стихотворении «Я убит подо Ржевом» от лица погибшего воина, одного из безымянных солдат, заслонивших собой Отчизну, он обращается к соотечественникам:
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Стихотворение, автор которого долгие десятилетия считался неизвестным, было найдено в офицерском планшете лейтенанта, погибшего под Сталинградом:
Мой товарищ,
В последней агонии
Не зови ты на помощь людей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
И не плачь, не скули,
Словно маленький.
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай-ка лучше сниму с тебя
Валенки:
Мне ещё воевать предстоит.
Сегодня авторство этих строк установлено: майский номер журнала «Вопросы литературы» за 1999 год сообщил, что их написал И. Л. Деген, который в шестнадцать лет ушёл на фронт, горел в танке, считался погибшим. Много тайн хранит в себе наша многострадальная земля, когда-то она поведает потомкам всю правду?
Проведя анализ песенной поэзии, представленной в нашей работе, я пришла к выводу, что её основным предназначением стала служба общему делу победы. Связующим звеном этих произведений стало общечеловеческое чувство ненависти к врагу.
Особенностью песенной лирики был тот факт, который в обыденной ситуации вовсе не кажется столь значимым. Это, конечно же, то явление, когда песня становилась для человека оружием. Чтобы выразить свою боль, сострадание к товарищам, тоску по дому и любимым людям, бойцы пели песни, а настоящая песня рождалась из глубины души.
Он не остынет, пепел Сталинграда, он всегда будет стучать в сердца людей доброй воли как предупреждение и предотвращение новой общечеловеческой беды.
Поэзия, написанная в годы войны, остается актуальной и по нынешнее время. Огромное количество мероприятий, связанных с этой темой, проводится в целях воспитания патриотического духа у подрастающего поколения, расширяя мировоззрение современной молодежи. Поэтому, несомненно, память о людях, воевавших с присущей нашему народу храбростью, останется не только на страницах книг, но и в сердцах людей.
Глава 3. Поэты о Волгограде.
Железнодорожный вокзал… Там, где перед вокзалом сейчас автостоянка, до середины 80-х была большая круглая клумба, и весной на ней высаживали цветы. Это о ней строки:
На огромной клумбе
у вокзала,
Ветром наклоненная к земле,
Поздняя ромашка
замерзала…
Рядом с вокзалом высится многоэтажный Дом печати. Он построен также в восьмидесятых, но до того, как он был сдан, редакция газеты «Волгоградская правда», издательство и типография располагались в соседнем четырехэтажном здании на Привокзальной площади. Именно об этом здании у Агашиной сохранилось немало тёплых воспоминаний, ведь именно «Волгоградская правда» в далеких пятидесятых (тогда она, конечно, была «Сталинградской правдой») поддержала Агашину, печатала её стихи, по заданию газеты Маргарита Константиновна ездила по области — встречаться с хлеборобами, механизаторами, доярками, читать свои стихи:
Но тревожно и сладко
В той далекой весне.
Раньше всех, «Волгоградка»,
Ты поверила мне.
Стала первой трибуной,
Подсказала пути,
Сталинградские струны
Натянула в груди!
И именно об этом здании думала поэтесса, создавая горькое стихотворение «У смерти тоже есть свои порядки», где есть строка: «Меня положат в зале «Волгоградки»…»
Пост № 1 – священное место, где хотел бы стоять каждый, и невольно вспоминаешь агашинское:
И вдруг подумалось: уеду.
Уеду!
Хватит.
Не могу.
Но только снова,
Только снова
Замру у Вечного огня,
Когда глазами часового
Россия
Глянет на меня.
Памятник Рубену Ибаррури, тополь-старик, помнящий горящий Сталинград… По Аллее Героев уходит в агашинских стихах старый год:
Он пройдет по Аллее
Героев,
Выйдет к Волге, посмотрит
во тьму.
Золотые огни Гидростроя
Подмигнут на прощанье ему.
До того как в 80-х был пущен скоростной трамвай, на Советской шли трамвайные пути:
И на Советской у горкома —
Трамвай, ещё не скоростной.
Правый, городской, берег Волги. Набережная, куда можно выйти ранней зарею. Чайки над Волгой:
Зачем кольцуют белых чаек?
Зачем их мучают,
когда,
не приручая — изучая,
им дарят кольца
навсегда?
А чайки бьются,
в небо рвутся
и все по-своему кружат.
Они и плачут,
и смеются,
но только Волгой дорожат!
Если переехать на другой берег, Волгоград будет виден как на ладони:
Наступает прохлада,
Тени стали длинней,
И огни Волгограда
Из-за Волги видней.
Волга — главная река России. Даже слёзы у поэта текут не ручьями, а Волгами:
Уж коли так, то пусть —
горьки и долги —
Берут исток у этих
грустных глаз
Не два ручья —
две будущие Волги,
Вдоль щек твоих бегущие
сейчас.
Волга — главная река у Маргариты Агашиной: «Без кого угодно — выживу! Без Волги — пропаду».
Широко известными стали строки, написанные Маргаритой Константиновной в предисловии к одному сборнику: » И с 1951 года живу в Волгограде и благодарю судьбу за все годы, прожитые в этом городе, дорогом и любимом». В одном из стихотворений она написала: «Праздник мой — город мой, Волгоград!» Но Волгоград не просто стал её судьбой (хотя и это немало), наш город стихами поэтессы вошел в Литературу.
Небольшое стихотворение «Волгоград», написанное одним из гостей нашего города, Владимиром Кушниром, родилось во время туристической поездки в этот город, который поразил своей историей, и особенно тем, как бережно хранят люди всё, что связано с событиями Сталинградской битвы.
У автора возникло волнующее чувство, вылившееся в этих строках.
Волгоград, я знал тебя раньше,
Не думал, что великое рядом со мной.
Два часа мы летели на крыльях,
Два часа ждали встречи с тобой.
Спокойная красота русской природы, величественные неоглядные водные просторы питают вдохновение Михаила Луконина, сына волжской земли:
Вот так Волга!
Опять зашумела.
Ты своих сыновей огляди:
нет такого великого дела,
чтоб не слышалась ты впереди.
А вот какими видит горожан Владимир Мозалевский в стихотворении «Смена образа или момент истины»:
И горожане безумно
Любят друг друга в пыли
Творчески, с выдумкой, умно,
бросив в снега костыли.
Величественны строки из «Поэмы города» лидера рок-группы «Мата Хари», Федора Ермолова:
Город, я родился под знаком
Твоим, но так и не вжился
В тебя, мы дышим по-разному,
Но, связанные узами не-любви
Мы нужны друг другу, как.
А вот что пишет о Волгограде автор, пожелавший остаться неизвестным, в своей вступительной статье «Панегирик бессмертному экстремизму»:
«Подражая Манну, я ввожу в свои измышления понятие “Волгоград” — гнусавит подкованный аноним — “чтобы, значит, легче было понять местный характер, его магическое воздействие (иногда я хотел бы даже пользоваться словосочетанием “волгоградская душа”, смутно припоминая манипуляции Шпенглера или что-то в этом роде”. И далее: “Поколения идут за поколениями, пожирая друг дружку… Меняются власти, чиновники уходят на пенсию… строятся галлюциногенные банки… Сталинградская Битва озвучена сакральными колокольчиками… Но это невинная поверхность. Под коростой… прячется ущербный гомункулус, та самая волгоградская душа, жестокая и малокультурная, не лишенная, правда, подчас своего специфического обаяния… талант в подобном контексте приобретает уже даже не трагическую окраску, а гипертрагическую — обреченную».
В переулке Трехколенном
В старом доме за окном
Жил да был один усатый
Полосатый астроном.
Был он, в общем, славный малый,
Да и с виду не слабак.
Но терпеть не мог собачек,
Собачонок и собак
— пишет постоянный версификатор “Простокваши” Тим Бегемотов.
С журналом сотрудничают и столичные андерсены — Юрий Вийра и Михаил Есеновский. А на редакционной двери в Доме печати висит угрожающий плакат: “Кто не купит “Простоквашу” — я тому весь нос расквашу”. Будущее Волгограда разгадывает пристойные литературные кроссворды, будущее Волгограда прекрасно, как прекрасна изящная “модель для сборки”, и нужные детали под рукой: здоровый абсурдизм, эстетический аристократизм и так далее.
Новое поколение волгоградских поэтов предлагает читателю свой взгляд на мир, свою систему ценностей. Творческий поиск, свойственный молодым.
Илья Курин (“Цветные стекла”) вроде бы неповоротлив и беззащитен, как слон на льду, как хоккеист в посудной лавке.
…Очень редко… но все-таки дождик.
Что с Вами? — спрашивает прохожий.
Я подумал: может, я съел мороженое?
А кругом расцветают букеты картошки.
И у девочки в садике — ножки.
И машины совсем никуда не идут.
Как мы встретимся?
В среду.
И пошла… вся невинная — цвета пеленок.
Сегодня особенно тихо.
Как будто уснул ребенок.
Вот, наверное, и хилый “футуризм” в декоре ампира. “У меня есть мама на васильковых обоях, а я гуляю в пестрых павах” — так ведь? Но здесь есть радость неофита, ОБРЕЧЕННЫМ “шаровикам” не доступная.
Без пятнадцати восемь
На часах. На руке пять
Пальцев. На месте меня
Должна стоять ваза с цветами!
С зеленой водой! Для меня
Слова «женщина» и «вода»
Рифмуются. И когда
Она произносит «да»,
Я представляю ее с кувшином.
И — Алексей Березовой (“Названное”). Когда б вы знали, из какого сюра. А я не шучу. С моим экскурсантом мы нашли шедевр, 4 антологические строки.
Изгиб поворота, и локон
Сирени на смуглом углу —
Как женский закинутый локоть,
Меня уводящий во мглу.
В мирные послевоенные годы город принял мирное имя Волгоград. Вырос, вытянулся, возмужал, снова научился варить сталь, строить тракторы, сеять хлеб, учить детей, писать книги.
Вздыхают над Волгой причалы,
Плавкраны над Волгой висят,
И катятся волны устало,
И чайки степенно летят.
Таким видит Волгоград Елизавета Иванникова.
Не менее интересны и местные зимние пейзажи в стихотворении В. Овчинцева «Зимнее»:
А город, вьюгой убеленный,
Заря легко ведет из сна.
И кружат, кружат в парке клены,
Как лебеди у колдуна.
Прелестью утреннего рассвета наполнено его же стихотворение «Рассвет в Волгограде»:
Утро внесла в Волгоград
В теплых ладонях весна.
Юрко сквозь дремлющий сад
Свет пробежал от окна.
Привлекательным же кажется и закат А. Ананко:
Величавый нисходит закат
Мирозданья улыбкой недолгой,
И дарует он мне свысока
Одиночество с видом на Волгу,
На играющий плес, где стрижи
Ширь косым рассекают касаньем,
Одиночество с видом на жизнь…
А вот как отзывается Михаил Абрамов о «радостях микрорайона»:
Не город, не деревня вроде!
С микрорайоном я знаком.
За отдаленность, что ль, в народе
Его зовут Жилгородком?!
Желание «записать хоть одну строку в Вечной книге Волгограда» возникло у Льва Кривошеенко:
Волгоград…
В триедином сплаве
Будет жить он во все времена
В самой громкой
И светлой славе!
Тема «огней Волгограда» была освещена Маргаритой Агашиной в песне «Волжские зори»:
Наступает прохлада,
Тени стали длинней,
И огни Волгограда
Из-за Волги видней.
Ничего мне не надо –
Лишь бы песню о ней!
А огни Волгограда
Все видней, все родней…
и в одноименном стихотворении А. Максаева:
Как всегда, за окном три огня
Боязливо мерцают в ночи.
Не пугай, ради бога, меня,
Ради бога, со мной не молчи.
Не остался без внимания и наш «Ротор», волгоградская футбольная команда. Активно её поддержала Татьяна Брыксина:
Атака за атакой, гол за голом.
Близка победа! «Ротор», мы с тобой!
Горячие болельщики футбола
Верны своей команде боевой!
Александр Красильников с распростертыми объятиями ждет гостей в наш любимый Волгоград:
Повезло мне, ребята,
Позавидуйте мне –
Я живу в Волгограде,
На солдатской земле.
Дети,
Взрослые люди,
Приезжайте ко мне!
Приплывайте на лодках
К крутым берегам
И к моим одногодкам
На Мамаев курган.
Не без эмоций протекают и рабочие будни в строках О. Плебейского:
День на стройке
Становился напряжённее и жарче.
Паровоз по эстакаде,
Как положено, сновал.
Примостившись возле тучи,
верхолаз-электросварщик,
Словно дятел,
арматуру носом огненным клевал.
Заметно преобразилась городская жизнь в глазах А. Максаева:
Я помню, здесь, ржавея сталью,
Во рвах щетинились «ежи»,
Чернели бревнами развалин
Над самым Доном блиндажи.
А ныне радостные взгляды
Бросаю пылко я кругом
На вновь отстроенные хаты,
К реке сбегавшие рядком.
«Волгоградская березка», запомнившаяся нам из строк Маргариты Агашиной, также стала предметом размышлений Валентина Леднева:
Закованы в бетон, как в латы,
стоят березки у горсада.
Они ухожены, кудлаты,
а что ещё деревьям надо?
и А. Максаева:
Здесь где-то березка росла,
её посадили в ту осень.
Невзрачна, худа, чуть бела,
но нам она нравилась очень.
Довольно романтичной кажется поездка в волгоградском трамвае Бориса Гучкова:
Когда мне уж очень муторно,
Махну я на всё рукой,
В трамвай твоего маршрута
С моей печалью-тоской
Сажусь у окна, как правило,
И вроде всё – на мази…
Меня в далекое плаванье,
Вагон холодный, вези!
Таким же настроением проникнуто и стихотворение О. Плебейского «Ночная Набережная».
Темнеет куполом ротонда,
За куполом – ребристый шпиль.
И сладко дышит горизонта
Живая огненная пыль.
Звенит фонтан. За парапетом
По Волге бродят огоньки.
И вдруг далеким ярким светом
В лицо ударило с реки.
Сколько горести и сожаления показано в строках этого же поэта, оплакивающего «смерть корабля»:
Встретились мы с ним на Судоверфи.
Как стрела среди горшков и кринок,
Словно штык среди лопат и кирок,
Он лежал среди пузатых барж.
Словно с человеком, поэт прощается со своим «боевым товарищем»:
Это не жестоко, не гуманно,
Это объективно, как эпоха.
Мой стальной, мой боевой товарищ
По военной юности,
Прощай!
Грустными воспоминаниями о прошлом делится Юрий Окунев:
В Волгоград к нам туристы
Со всего собираются света.
Подойдут к обелиску
и смотрят на Вечный огонь…
…А соседи мои,
Что из третьего дома Советов,
На балконах повешены были.
Чуть память затронь,
Сразу больно,
И критик за стих невеселый
Мне, наверно, задаст.
Не боюсь его грозных тирад.
Я стою на том месте,
где когда-то была моя школа.
Долго, долго молчу.
Понимает меня Волгоград.
