Сказка пятнадцатая, в которой папа Слава узнаёт ЗЛО в лицо…
Утро всегда начало нового дня. начало новой надежды. Первые лучи солнца высветили измождённое лицо мам Иры, что всю ночь просидела возле лавки на которой лежала Гавриловна. тяжело и трудно было ей, молодой ведунье, но не отпустила она душу бабы Фёклы из тела, как та не пыталась вырваться уставшая от жизни. Стоило первым лучам солнца показаться на земле, да первым петухам пропеть свои гимны светилу, как открылись глаза старой ведуньи и слёзы покатились по её ещё желтым щёкам.
— Дочка, зачем? Ты справишься лучше, зачем ты не отпустила меня?
Первые вопросы были не связными, и потому мама Ира, тоже расплакавшаяся, только и проговорила:
— Матушка, а вы думаете, мне легко? Я пытаюсь быть идеальной женой, мамой, теперь ещё и ведающей? Сколько сил приходится мне тратить, чтобы сдерживать себя, чтобы примером быть для своих дочерей. Сколько раз хотелось мне закатить скандал, рвать и бить, но останавливая себя, я каждый раз помнила «так надо!». У меня ведь отец был военным, он воспитывал меня так, что любое испытание должно быть преодолимым. Знаешь матушка он мне всегда говорил: «Что нас не убивает, то делает сильнее, мудрее, чище». Вот отвар Фёкла Гавриловна, выпейте, а я пойду Марусю подою, пора поднимать семью. Сегодня кашу наварю им.
Поднявшись от лавки Гавриловны, она отставила опорожненный старушкой кувшин с зельем. Старуха, распробовав варево, только причмокнула губами:
— В прошлом, ведьмам надо было больше двадцати лет учится, варить такой напиток, а ты его вычитала в книге, и правильно приготовила, только на глаз всыпая травы?
Мама Ира удивила старуху ещё раз за утро, ответив ей:
— Матушка, я в книгу не заглядывала, просто представила что нужно сделать, чтобы тебя спасти, вот всё само под руки и попалось. Да ещё и домовой, после вызова подтвердил, что всё сделано правильно, потому и не опасаясь тебя поила всю ночь, чередуя с куриным бульоном.
— Не ошиблась я в тебе дочка. Природная ведунья. Это так редко сейчас. А тут вся семья такая необычная. Да к добру приехали вы на землю эту.
Мама Ира выслушав старуху до последнего слова. согласно кивнула головой и отправилась доить кормилицу, с полным подойником вернувшись в дом, она заметила , что старуха уже пыталась встать, но силы были ещё малыми и потому, всё что она смогла так это сесть на лавку, не двигаясь по дому. Разлив молоко по крынкам, она начал варить в чугунке кашу, из пшена, что привёз папа Слава из города. Дух вскипячённого молока, а потом и преющей каши, волнами разливался по дому, просачиваясь в окна, заставляя соседских собак грустно тявкать, в осознании, что им-то такая вкуснотища не перепадёт. Вся семья мамы Иры поднялась без лишнего напоминания. Папа Слава, наметивший себе уже работу, вскорости ушёл из дома Гавриловны, в сторону деда Михея. Там они обговорив первоначальный план, отправились на поля, где уже колосилась рожь, и на следующее поле, где поспевала пшеница. Окинув масштаб работы, папа Слава, почесав в затылке, только и проговорил:
— Всех кто сможет работать на поля бы выгнать, да после вчерашнего, надо бы дать хоть денёк другой отдышаться людям.
— Правильно говоришь Игорич, да только не учитываешь, что ещё день другой, и посыплется из колосьев зерно. Сегодня ужо надоть, чтобы успеть.
— А там что?- папа Слава обратил внимание на поля что были за колосящимся золотым сокровищем.
— Там землица отдыхает до другого года. С этого урожай собрать, солому высушить, по хозяйски всё остаточки на энтих полях выжечь, чтобы землица пеплом насытилась. А уж на следующий год эти земли засевать, после вспашки. Так уж мы давно порешили, ещё колхоз только развалился, да мужики умные оставались в деревне, вот мы ни чего с тех пор не меняем.
Объясняя папе Славе, дед Михей, своим прокуренным пальцем не только показывал объём работ, но и давал элементарные знания по земледелию.
— Надоть идти к супружнице твоей, пусть баб собирает. И мы серпы подточем, да боги дадут, сегодня до вечерней зорьки и управимся. Дети что постарше сподмогнут, так что пошли Игорич, в деревню пора инструмент нам готовить, а остальным место готовить.
— Что значит место дед Михей?
— Ох, Слава всё забываю что ты городской. Ну сжал ты колосья, а дальше что? Правильно, их обмолотить надо, высушить, в муку смолоть, да в лари засыпать. Часть понятно до следущего года сохранитьт, чтобы было что в землю положить значит.
Не стал спорить со стариком папа Слава, мысли его уже были в деревне, и направлены они были, на то чтобы убрать с улицы машину на которой вчера приехали Владимир и его непонятные охранники. Вернувшись домой в деревню из полей, мужчины разошлись. Дед Михей кликнув детвору, что носилась по улице в играх, наказал всем чтобы бежали до домов и сносили к нему весь инвентарь для правки и заточки. А папа Слава открыв ворота дома, где лежал его друг, начал забираться в машину, что бы загнать её во двор, рассудив, что техника не виновата, и уничтожать её не надо, можно и ей применение найти. Но стоило ему сесть в машину, как все двери чудо машины оказались заблокированы. Попытавшись открыть их, папа Слава невольно обратил внимание на лобовое стекло, где была прилеплена качественная фотография мило улыбающегося старика, но у которого вместо человеческих глаз, были глаза рептилии. Соединив свои глаза с глазами на фотографии, папа Слава впал в ступор. Казалось фотография была живой и притягивая тянула все силы из мужчины…
Мама Ира, после того как прибежавшие дочки пересказали послание деда Михея, вновь взяв книгу стала готовится к обряду, и не обратив внимание на ёкнувшее сердце, в разговорах с бабой Фёклой, стала переодеваться под её чутким руководством, чтобы всё было так как и заведено на этой земле.
женщины быстро организовавшись, стали сносить к дому деда Михея инструмент, он его править, и буквально через час все способные к работе, уже отправлялись в поля для уборки. Казалось, что ни кто не видит, что происходит в машине с мужчиной. Его остекленевшие глаза, впитывали информацию, что шла от фотографии…
Начавшаяся жатва отвлекала все силы, собрав первые снопа, мама Ира как и положено украсила их лентами и торжественно водрузив их на телегу отправила с дедом Михеем, чтобы довёз их до дома Фёклы Гавриловны. Потом, по совету оставшейся дома Гавриловны она взяла в руки ковш с просом, подняла его к небу и произнесла:
— Род и Велес, Мать сыра земля и Макошь. Предки наши, суть боги наши, те, которые снабжали нас пищей, снабдите и теперь нас ею в изобилии!
Потом высыпав это ковш возле места, где был сжат первый сноп, она сама взялась за серп, и глядя на ловкие движения Ненарадоских женщин, стала повторять за ними движения. После первого поля, помня наставления бабы Фёклы, мама Ира последние колосья не сжала а завязала узлом, при этом пробормотав сакральные слова, знакомые всем ведающим:
— Велесу на бородку.
Потом разогнувшись и увидев возвращающуюся телегу деда Михея, схватилась за сердце. Чувства беды, не оставляло её, теперь ни на один миг, пока телега не остановившись возле неё и дед Михей, тихо, что бы не напугать всех остальных жнецов, произнёс:
— Беда дочка. Славка закрылся в машине, и ни чего не слышит и не видит. Пора возвращаться тебе в деревню, пока поздно не стало.
Повернувшись в поле, мама Ира глазами искала Наталью. Плотная и ширококостная фигура женщины, выпалывая целые полосы с колосьями ржи, и скручивая их сразу же складывала в снопы. Почувствовав что кто-то ищет её, Наталья разогнувшись увидела плачущую маму Иру, и через всё поле отправилась к ней:
— Что за беда, сестра?
— Наташ, мне придётся вернуться в деревню, а вы начинайте потихоньку свозить снопы в деревню. Там уж знаешь ведь что делать, не кому мне поручить последнюю косичку сделать, так пусть будешь ты, сестра.
— Ладно, всё справим с богом и верой. Не кручинься, поезжай, коли так надо.
Телега с мамой Ирой, поспешила вернуться в деревню. Возле чёрной машины уже хлопотала Гавриловна, но папа Слава сидевший за рулём, ни каким образом не реагировал, на происходившее извне машины, что стала его ловушкой. Мама Ира слезая с телеги и убирая слёзы с глаз, отправилась к машине спешным шагом и увидев Гавриловну, только и спросила:
— Как ты матушка? Зачем встала, меня не позвала?
— Ох, дочка, беда пришла. Ведь предупреждал нас Бай, да не поняли мы его. твой муж, совсем не живой, кажется и не дышит вовсе. Вот посмотри, и грудь не движима и глазами не поводит.
Мама Ира обойдя странную машину вокруг, заметила возле верстака, что прикреплён был к стене ограды, валяющийся и бесхозный молоток, интуитивно подняла его и подойдя к водительской дверке, с напором ударила по стеклу. Пыль мелких осколков осела через несколько мгновений, но даже это не пошевелило папу Славу, не заставило зделать его хоть какое-то движение. Проследив за взглядом супруга и заметив, что он упирается в фотографию на стекле, мама Ира выдохнув, резко всунула руку в кабину и выдернув фотографию, вытащив руку, криком крича, бросила её на землю. И если до земли летела простая карточка, то при опускании на землю, фото превратилась в змею, что пытаясь извиваться норовила заползти под машину от солнечных лучей, что причиняли ей беспокойство. Всё ещё держа молоток в руках, мама ира, выронила его из ослабевших пальцев. Потеряв связь с человеческой рукой, молоток упал, и по стечению обстоятельств, придавил голову змеи, что пыталась укусить стоящих вблизи нее женщин. Из под черенка молотка, дернув хвостом, гадина успокоилась. И тут же вонючий дым, повалил от сгорающей гадины, всё происходящее заняло несколько секунд, но запомнилось на всю жизнь маме Ире. Позади на её плечо легла старческая ладонь Гавриловны и её голос, произнёс:
— Ни чё дочка, эко ты её ловко приложила.
Из кабины раздался вздох и недовольное ворочанье засидевшегося тела молодого мужчины, а уж затем и хрипловато скованный голос папы Славы:
— Кажись закемарил, о как. Сколь же я спал?
— Ты бы сынок совсем не проснулся, кабы не твоя жена.
Голос Фёклы Гавриловны заставил, папу Славу подпрыгнуть на водительском кресле, стирая остатки неподвижности с лица, папа Слава обратил внимание на то, что вся рубаха его покрыта стеклянной крошкой.
Отворив дверцу заколдованной машины, и выскочив на свет, папа Слава увидел, как две женщины поддерживая друг друга отправились в дом по соседству. Сообразив, что дом это Гавриловны, папа Слава отправился вслед за ними. Умывшись водой, что нагретая на солнце, блестела в кадушке на улице, он посвежевший вошёл в дом.
Женщины говорили тихо о чём то своём и прошедший мужчина, усевшись на лавку, только прервал их разговор на минуту.
— Мы ведь всё успели Фёкла Гавриловна. И Чуров поставили до заката, и даже одного из тех странных в дом соседский внесли. За ним присматривает Светлана. детишки её с нашими ещё утром убежали играть. ты почитай и не разглядела их. А вишь ты моя вина, не послушалась сердца, нет чтобы вспомнить где муж мой? Так стремилась людям помочь, что чуть сама одна не осталась.
— Ну этого то ты касатка теперяча не дождёшься. Вы теперь этой земле принадлежите, она вас и защитит и накормит и от беды оградит. ты чего думаешь, супружник смог столько под чарами бороться. Не ужто думаешь, что силы ему человеческих хватило бы?
Папа Слава кхеканьем прочистив горло, показал, женщинам, что не дело обсуждать его в его же присутствии.
Фёкла Гавриловна метнув взгляд в мужчину. строго спросила:
— Ты чего в неё полез? Этоже какую пядь надо иметь в голове, чтобы в вещь пропитанную злом, добровольно сесть? У тебя хотя бы чувство ответственности за семью сыграло? Нет, герой нашёлся. А если бы не жена твоя? От меня старухи уже толку ни какого. Чтож ты так по глупому-то в ловушку попался?
Папа Слава смотря на женщин замороженными глазами, только и мог сказать:
— Да будто кто-то подталкивал. Помню, как думал о машине, даже примеривался, как там за рулём себя чувствуют. Потом дверку как открыл, как на сиденье сел помню, а потом всё. Как отрезало…
— Ну это то как раз касатик, мы сейчас всё и узнаем, чего у тебя там отрезало.
Баба Фёкла уверенно подошла к мужчине и большим пальцем правой руки надавила ему посреди лба на только ей видимую выпуклость. Папа Слава, замерев и вытянув руки вдоль тела, продолжил свой рассказ:
— Я встретился с глазами и потерял контроль. Это были глаза самого Зла. Тот, кто был на фотографии живёт уже очень долго, и он, по какой то причине интересовался всем что происходит именно здесь. И почему то интересовался какой-то глиной, мол, по цвету, она белая, а стоит её приложить к телу становится красная. Я пытался что-то понять, но мне шли какие-то картинки. Перед глазами шла очень древняя война драконов и людей. Солнца и Луны. Жизни и смерти. Показал он мне и свою победу, и заставлял меня склонится перед ним, обещая власть над людьми и землями, только я не мог понять, что-то внутри меня отталкивало его слова. А он вновь посылал картинки как люди и рептилии сходились в браке, и как появлялись потомки их, что становились для людей богами. Не принимала их только одна земля, и это была наша земля. Он называл себя Дерсом. Мастером Дерсом. Я так и не понял, толи ему около тридцати тысяч лет, толи он помнит, как было человечество завоевано тёмными в это время. Он мне показал, как рептоиды тщательно скрывают своё присутствие на Земле. Показал какие-то пирамиды, скрытые другими пирамидами, и предложил мне одну из них. Кровь вскипала у меня в жилах, а он хладнокровно улыбался и пил из меня энергию, как воду из родника. И ещё что меня поразило в его образе, это не только глаза что становились иногда непрозрачно чёрными, но пальцы на руках, их было шесть. И на одной руке и на другой. Он, говоря со мной казалось, протягивал их ко мне и становилось мне от этого холодно и мрачно будто демон смерти уже забрал мою душу, решая куда бы её поместить. И видел я созвездие Ориона, и всплыло только одно имя – Охотник, и вот тогда когда уже казалось, этот охотник совсем растоптал меня, вдруг свет проник между нами, и всё пропало.
Мама Ира сидела не шевелясь слушая рассказ о видении своего мужа, Фёкла Гавриловна же, стоило закончить своё повествование папе Славе, только и произнесла:
— У нас в народе звали их Чёрнобогами, иных Кощеями, иных и просто Ящерами. Значит, глина им наша понадобилась. Но от куда они могли узнать о ней, ведь о том что она у нас здесь хранится в матушке земле, знали только очень испытанные люди?
Мама Ира осмелившись на вопрос, спросила:
— Уж не тали это глина, что позволяет изготовлять кровь природную?
— Да дочка, и стоит в ней им искупаться, как серая их кожа будет подобна нашей, и уже ни кто не отличит их, а значит и править будут они здесь. Ты думаешь почему такая ненависть к нам? Да потому, что земля наша, богами была так щедро наделена, что и сама стала богиней, и все живущие на ней стали её детьми. Стоило несколько поколениям прожить на ней, не мог он больше злу служить. Но так было раньше, пока любовь к ней была у людей, а теперь, забыли о том люди. Вот и появились вновь ящеры. Да дела…
Папа Слава, всё ещё находящийся под воздействием, того что он вспомнил, резко вскинул голову, на пороге стояла соседка Света, и с ужасом осматривая всех, трясущимися губами пыталась выговорить:
— Володенька, очнулся, но какой-то он страшный. Я боюсь его!
— Не кричи дочка, пойдемте все глянем на него. Авось чего нового узнаем. Только сейчас вот возьму эту крынку, в ней настой целебный, а там как Род сочтёт.
Приговорка бабы Фёклы отвлекла всех от мыслей. Она же подойдя к печи и открыв заслонку вытянула сосуд с какими-то тремя ручками что ранее ни кем не был виден. Был извлечён он быстро и ловко, мама Ира помогла его нести старушке, что уже направлялась к двери. Папа Слава тоже пошёл из любопытства. Не сбавляя шага, он двигался всё ещё как в тумане, но чёрную машину всё таки обогнул, и ворота закрыв. оставил её вне ограды, решив что пока баба Фёкла не даст команды, он к этой страхолюдине и не подойдёт. Взойдя на крыльцо, и открыв дверь, он замер, перешагнув порог.
Три женщины подняв за ручки сосуд из которого валил дым и запах трав кружил голову, держали его над распростёртым телом его друга Владимира.
Тот казалось, опять спал, только пена в уголках его губ говорила, что он сейчас был не столько во сне как под воздействием волховских чар, исходящих от очень сильных ведуний.
Шепча какой-то заговор, баба Фёкла, опускала и поднимала несколько раз сосуд, а потом, совсем опустив его на уровень груди Володи, стала при помощи женщин вливать всё содержимое сосуда в горло мужчины. Травяной сбор, пузырясь, вливался в его рот, и мужчина на глазах просто оживал. Стоило последним каплям достигнуть своей цели, как мужчина открыл глаза и спросил:
— Кто я? Что я здесь делаю? Кто вы? Что вы тут делаете?
Сев на лавку Владимир от слабости покачнулся. Баба Фёкла подняв руки к его голове,помассировав виски инажав ему посреди лба на точку что была одной ей ведома, проговорила:
— Ты милок сам сейчас всё вспомнишь, и нам поведаешь, кто с тобой такое сотворил, да зачем приехал на землю эту.
Мужчина после рук Гавриловны пошёл пятнами, затрясся но слова помимо его воли стали изливаться не контролируемым потоком:
— Учитель Дерс, сказал, чтобы я был здесь. Здесь чисто и есть кровь земли. Здесь скупить нужно всё для учителя. Люди это шлак, учитель приобщит меня к высшей расе, и я стану новым владыкой, моя самка высидит яйца и родятся боги, что будут владеть землёй этой.
Внезапно из рта мужчины стала выползать змейка, чёрной лентой, извиваясь по его груди она старалась избегать взгляда людей. Шлепнувшись на пол, она оказалась под пятой у старой ведуньи, что сразу же наступив на гадину, оборвала жизнь тёмной сущности. Вонючий дым, и чёрная пыль осталась на полу. Все замерли, а мужчина казалось очнувшись теперь до конца, стал дико озираться. Его рот в судороге. пытался сказать что-то. пальцы нервно тыкали в сторону папы Славы, и мычание закончилось тем, что на лице мужчины выступили слёзы бессилия…
Баба Фёкла отойдя от Владимира, обратила своё внимание на кувшин с водой, что оставался ещё от зареченских, и поднеся его горемычному только и сказала:
— Испей водицы, голос восстановишь, да и нам будут интересно что ты теперь скажешь.
Глотками, захлёбываясь, и судорожно глотая. Владимир заливал внутри себя пожар. Почувствовав облегчение после последней капли, он стал кашлять и из его уст, стали сыпаться маленькие змейки, стараясь быстро уползти в теневые места дома. тут уж не плошал ни кто, все стали давить змеиное отродье ногами, остервенело уничтожая погань, что сидела в живом человеке. Когда был уничтожен последний змеёныш, мужчина вновь упал на лавку и затих, будто и не просыпался он вовсе.
Фекла Гавриловна, выведя всех из дома, тихонько прикрыла дверь и отойдя от жилья на порядочное расстояние, прошептала:
-Чую, не последний подарок нам от Ящера это. Ох, сынок, тебе ведь придётся с ним воевать биться рататься, попомни моё слово. Не оставит Зло нас так просто, не оставит, готовится надо.
Потом переведя взор на Светлану только и сказала:
— Тебе дочка, достаётся самое сложное. Не волховского ты рода, а здравницей будешь. Выходить надо человека этого. Сейчас варева наготовлю, на долго должно его хватить, будешь в воду добавлять, да ему пить довать. Слушай всё что скажет, да нам пересказывай.
Потом отведя взгляд от соседки, и не глядя на маму Иру, с надрывом проговорила:
— А, тебе ведающая, сверх человеческое предстоит. Если не научишься оборачиваться в личину звериную, да не приготовишься к битве, все здесь останемся, косточками в землю сойдём. Знаю, что носишь дитя под сердцем, знаю, что кудеса такие нельзя тебе, да больше не кому. Потому не велю, а прошу от всего народа. Твой это бой ведунья, и твой сынок, да и этого пришлого, если вернём его к человечьей жизни. В троих то должны встать на порубежье меж Светом и Тьмой. Так- то детки дела завернулись.
В деревню влетала протяжная песня уставших женщин спешащих домой с жатвы. Дед Михей, с инвентарём уже въезжал на деревенскую улицу, когда четыре фигуры, вновь вошли в дом Гавриловны и в окнах загорелся свет ярче солнечного. Светило, утомившись, шло за горизонт на отдых. И потому дом Фёклы был ориентиром для возвращавшегося в деревню стада коров, что шло практически сразу за умаявшимися на полях женщинами.
Дети прекратив свои бесконечные игры потянулись по домам, причём дети Светланы «по протоптанной дорожке» шли не к себе домой , а в дом бабки фёклы, будто им там мёдом было намазано, как говорили по этому поводу деревенские женщины. Влетев гурьбой в дом, они увидели серьёзных и важных взрослых. потому тихонечко пройдя до лавки уселись, дожидаясь своего час, что бы поужинать, да растянуться на красавице печке, что уже звала их всех свои теплым боком. Баба Фёкла занявшаяся приготовлением варева, отпустила пока молодых женщин, управится с кормилицами. Обе вышли и пропали в сарайках, гремя как и остальные жительницы Ненарадовки подойниками. Потом встретив кормилиц и обмыв их нагулянные вымя, приготовились получить самое чудесное явление в этом мире. Парное, чистое, белое чудо, что не встретишь в городе, но здесь которого было в достатке и звалось оно просто и понятно для всех –молоко.
Подоив своих коровушек, женщины занялись своими делами по домашнему хозяйству. Дети укладывались спать и им снились сказки что в течении дня им рассказывали их новые подруги Ладушка и Любавушка.
Сами же героини Ненарадовских детей сейчас умывшись вместе со Светланиными детьми, хлебали молоко и заедали его вкуснейшим малиновым вареньем с лепешками. Наевшись и почувствовав тяжесть, они потянулись на своё место, папа Слава на своё, а вдверь уже входила соседка Светлана, в новом платье. Бабка Фёкла увидав женщину в таком виде, только улыбнулась одними губами, не приминув съёрничать по стариковски:
— Эх, девка, тебе сказано было выхаживать человека, а не подолом у него возле носа крутить. Али я чего про это говорила?
Светлана смутившись и зардевшись как юная девчушка пойманная с мамкиной помадой, пролепетала:
— Меня Лучинка изгваздала, зараза рогатая, вот первое что попалось под руку то и надела.
— Ой, мамка кака ты красавица.
С печки раздался голос её сына Кирюхи.
— Да мамка, как прынцесса- подытожила дочь Маринка.
— А наша, в животике братика носит. – проговорила Любавушка, в пику друзьям.
— Ой, правда, подруга? – глаза Светланы зажглись истинной женской теплотой.
— Так вроде уже о том бабушка Фёкла говорила сегодня.
Соседка, засмущалась ещё больше:
— Ой, а я и не слышала, задумалась как-то.
— Задумалась она, как же. Замечталась о прынце.
Съязвила вновь по доброму Гавриловна.
— Да – внезапно вырвалось у Светланы, так и не научившейся сдерживать свои потаённые мысли.
— Так вот зелье и кыш отсюда, пока не осерчала я на тебя.
Баба Фёкла разыгрывая недовольство, подала полную крынку сваренного зелья, и покачивая головой, казалось про себя пробормотала:
— Кудысь катится этот мир? У самой два хвоста, а она тудаж женихаться вздумала?
Светлана как ошпаренная выскочила из дома с крынкой заветного варева, и через несколько минут уже была возле дома, где лежал, тот, что уже смутил её женское сердце и затуманил мозг, даже ни чего не делая для этого, Володя. «Её Володечька» — как она его называл про себя.
Войдя в дом и сориентировавшись, она выставила зелье на стол и стала искать свечу и спички. Потом передумав зажигать сразу огонёк, она присела возле него, прислушиваясь к его дыханию, ровно на минуту, потом резко встала. вспыхнувшие щёки казалось, пылали даже в темноте… Мужчина вёл себя спокойно пока… Накапав в воду принесенного лекарства, Светлана, аккуратно стала поить мужчину приподняв его голову, и ласково прижимая её к своей груди, от чего замирало сердце и нежно кружилась голова. Ковшик был выпоен и опустив мужчину, она стала его разглядывать в лунном свете и поняв, что хочет видеть его лицо, зажгла свечу, что стала бросать тени на углы дома, проявляя образ Владимира на всём, что отбрасывало тень в доме. Мужчина был мельче чем папа Слава, и как-то поджарестей. скулы его выдавали упрямого и гордого человека. Поседевшие виски и маленькая родинка на шеке делали его обманчиво беззащитным и с тем же таким притягательным. Светлана, присев рядом на табурет, возле лавки, стала смоченной тряпицей, вытирать высокий лоб, любуясь завитушками на висках мужчины, что спал…
В это время, баба Фёкла сматывала уже волшебный клубочек, заводила протяжно призыв к древнему божеству:
— А баиньки-баиньки!
Внученьки маленьки
Поехали к бабиньке,
К бабиньке в деревню.
— Бабинька старéнька!
Что нам покажешь?
— Ступу, лопату,
Корову рогату,
Овин с овсом,
Жеребца с хвостом,
Петуха со шпорами,
Ворота с запорами.
А баиньки-баиньки!
Внученьки маленьки, Глазки закрыли, на бочок повернулись. На бочок на правенький. Баиньки баиньки по-баеньки.
Вспышка света озарив комнату и печь, явила вновь древнее божество Бая, что появившись вновь после вызова старой ведуньи, с лукавой улыбкой выпив молока, стал смотреть на огонь, да греть бока. Потом повернувшись к детям, что восторженно смотрели за ним, проговорил:
— Да дети, горжусь я вашими родичами. трудно им сегодня было, да справились. а потому расскажу я и им и вам таку сказку. Авось сгодится.
В одно далекое царство-государство, что стояло на трёх реках, однажды приплыл корабль железный под парусами чёрными. И корабль тот был страшен и необычен, но встретили его люди без злобы. Когда же вышли из корабля того народ необычный, поразились им те кто встречал их. Были они только чуть по виду схожи, да стояли на двух ногах, а обликом были черны и лицом страшны. Вытащили они мечи необычные и напали на людей, что зла им не делали. Дошли до дворца царского, да и повергли его во прах. Сами стали править народом и страной той. Брали себе в жёны только красавиц, и так продолжалось столько времени, пока не узнали о том жители других стран, и стали они войсками идти на помощь людям в страну ту. За жестокость и злобу пришлых тех прозвали — драконами, и каждый витязь мечтал сразиться с ними. Но не все могли выдержать бой с идолищами двуногими. Лучшие богатыри погибали в схватках со страшилищами, но вот казалось бы и выбили всех, ан нет. Остались после них наследнички, что научились людям глаза отводить, так и разбрелись они по белу свету, стараясь везде, где появлялись власть захватывать, да царских дочек и отроков, прельщать. Вот один такой появился далеко на севере, в другой стране, что и слыхом не слыхивала о драконах, и стал там очень быстро царём. Вздрогнул народ, что всегда был почтителен к тому, кто правил им мудро и справедливо. Стали богатыри жребий кидать, кто биться пойдёт с тем, кто царский трон захватил. Много богатырей в той брани сложили буйны головушки, но одному свезло. Испросив силы у богов предков своих, богатырь тот рубился три дня и три ночи с чудищем сильномогучим, и победив его упал без сил, в чёрной крови поверженного ворога по локоть замаравшись. Уснул он сном беспробудным, и снится ему, будто сходят к нему предки его и говорят:
— Зачем же ты добрый молодец, уснул. Кровь нечистую не смыв с себя, сну предался. Ведь проснувшись, ты сам страхолюдом станешь.
И проснулся богатырь, да не узнал себя, вместо рук ног – лапы, вместо лица, кожана маска с глазами страшными. Глянул он на руки, что меч держали, а на них по шесть крючковатых отростков с когтями аршинными, глянул он на ноги, а на них как у лягушки перепонки. Попробовал он говорить, а из пасти один рык раздаётся. Испугался он в таком виде на люди показываться, и ушёл в горы высокие. Народ же погоревав о богатыре, зажил счастливо и беззаботно, пока другое идолище в землю к ним не нагрянуло. Тогда-то старики и вспомнили об ушедшем в горы богатыре, да и отправили отряд молодцев за ним с просьбой, прогнать чудовищного дракона с земли родной. Выслушал их бывший богатырь, да и пошёл за ними. Хоть и был он в шкуре чёрной да железной, но сердцем был непорочный. Пришли они в царский дворец, а там плачь и горе стоит. Увидала царска дочь бывшего богатыря, хоть и боязно ей было, но подошла и ленту алую на лапу страшную повязала. Покатилась из глаз его слеза чистая, понял он что и жизни не пожалеет ради девицы красной, да земли родной. Вышел он в чисто поле, а уж там его супротивник дожидается. Схлестнулись в сражении том два чудища, рвали они друг друга, так что хлестала кровь из ран как родники. Три дня и три ночи была битва та. Земля от огня и от крови почернела вся. И под конец упали оба на поле бездыханные. И к тому, что был когда-то богатырём, подошла царская дочь, признав его по приметочке, и слезами омыла раны его, и косами своими перевила их. Поцеловала его в страшные да и истерзанные уста, глядь, уже не дракон пред ней, а добрый молодец. Забилось сердечко ретивое, у царской дочери, а молодец открыл глаза и вздохнув произнёс:
— Ты спасла меня от шкуры звериной избавив. Люба ты сердцу моему. Пойдешь ли за меня красавица?
Не ответила богатырю царская дочь, только голову ему на плечо склонила.
Закопали люди в поле останки идолища, не касаясь его крови чёрной, чтобы самим не стать драконами, да честным пиром и за свадебку сели. Долго пированье было то, по всей земле весть раскатилась. Жил тот богатырь долго и счастливо, а на землю ту северну входа больше не было драконам, так как уразумели, что секрет их отворен и не полно им здесь места для разгулья.
Спрыгнув с лавки, древний бог Бай, скинул картуз, и склонив голову пред ведающими, проговорил с гордостью:
— Истый люд здесь живёт. Кровь богов в них течёт. Бывайте ведающие.
Растворившись во вспышке света, бог исчез из вида, а на его месте из ни откуда упав на четыре лапы появился чёрный кот Гавриловны.
Баба Фёкла улыбаясь, подошла к маме Ире и пожав ей ласково руку, промолвила:
— Давай спать дочка, завтра будет день, будет и пища, как для ума, так и для тела. В деревне Ненарадовка все спали, кроме одной женщины, что стерегла покой пришлого.
