Сказка тринадцатая, в которой дед Михей и папа Слава старым Чурам новую жизнь дают…
Ворочалась этой ночью Фёкла Гавриловна, ни как к ней сон не шёл, потому за долго до восхода солнца встала она. Стариковское дело такое, сон им не в помощь да не в отдых, только время их стариковское отнимает. Потому и встала Гавриловна, печку растопила, кормилицу подоила, напекла свежих лепёшек, занесла из погреба малиновое варенье, а рассвет всё не наступал. Не зная чем заняться, она обратила внимание на коробку, что вчера папа Слава занёс, да так и не распечатал, не показал, что там лежит. Снедаемая любопытством, присущим всем женщинам, а не только ведуньям, Гавриловна стала аккуратно распечатывать коробку. Внутри лежало много проводов, бумажет, странных брусков чёрного цвета различных размеров, и самое главное серебряная книжка. Вытащив и поняв, что она ошиблась, не может быть книга такой тяжёлой да ещё и из металла да пластмассы, она вновь её вложила в коробку от греха подальше. Упавшая обёрточная бумага, привлекла кота и тот бросился с ней резвится по всей избе. Подняв шум и тем самым обнаружив баба Фёклу, за содеянным, кот изловчившись всё таки поймал бумагу и немного пожевав её убедился в полной не съедобности данной вещи, успокоился и обратил свой благородный взгляд в сторону глиняной миски, что до верху была наполнена молоком. Первые лучи солнца, наконец-то обогрели ночное небо и продрогшую от росы землю, явили светило во всей его красе на чистый безоблачный небосвод. Мама Ира выпорхнув из комнаты и сладко потянувшись, подошла к печке и погладив всех детей, что там сладко спали, начала помогать Гавриловне, упаковывать то что она прияла за книгу. Улыбнувшись старушке, она тихонько произнесла:
— Матушка, это такой компьютер, ноутбук называется. Слава видать хотел сюрприз сделать, да оставил на послед. Давай закроем коробку, он сам всё расскажет и покажет. Вот кстати и он.
— Утро доброе соня, вставай, петухи уже пропели давно, а мы всё нежимся. Ну, ладно я Марусю на пастбище отгоню, а вы пока завтракайте, да деток поднимите, они лепёшки да молоко, очень уважают.
Баба Фёкла, тоже подошла к сопящей детворе, и ласково, стала будить и своих и Светланиных детей:
— Вставайте касатики, молоко и горячие лепешки, игра на свежем воздухе, и всё чудесное, что только может дать наша земля, ждут вас. Вставайте, потягушечки порастушечки. Умываться и за стол.
Протирая заспанные глаза, дети с удовольствием втягивали запахи свежепечённых лепёшек, и через несколько минут уже сидели за столом, вгрызаясь в хрустящие корки чуда, что сотворила Гавриловна. Позавтракав и убежав играть на улицу, они оставили наедине папу Славу и Фёклу Гавриловну. Убирая со стола, ведунья начала разговор с того, что спросила:
— Ну что намерен делать сынок? Деревенская то жизнь, поди, теперь тебе не нужна. Приедет мульонер, и всё купит, зачем запасы делать, да жилы рвать?
Ожидавший чего-то подобного папа Слава, выдержанно, только и ответил:
— Насколько вчера мне дед Михей точно сказал, то зареченские практически всё сделали. Осталось пшеницу убрать, да обмолот сделать, да просушить. Но ведь её не много? Или я чего-то напутал?
— Да пшенички матушки немного высадили, потому и урожай не большой, но нам на всех хватает. А всё-таки ты скажи, как жить собираешься сынок?
Папа Слава, задумчиво глядя в окно, с уверенностью в голосе произнёс:
— По правде. Всё сделаю, чтобы и моим детям и остальным было хорошо на этой земле. Моя она и вы мне все родные, значит всё что предпринимать буду, всё будет направленно на то чтобы жизнь здесь продолжалась.
Сказав это, папа Слава пристукнул по столу рукой и встав направился из дома. Навстречу ему в дверь Гавриловны вошла Наталья, что отогнав и свою и Светланы коровёнку, зашла за зельем, чтобы занять свой пост в соседнем доме. Переглянувшись с ведуньей, Наталья улыбнулась папе Славе, и пропустив его, закрыла дверь за ним. Пока женщины были в доме, папа Слава обошёл свою новую машину, и погладив по жёлтому металлическому боку направился в гости к деду Михею.
Мама Ира вернувшись домой взяла две корзинки, и отправилась в лес собирать дары его. Подозвав девочек, она наказала им особо не баловать, и пообещала, что принесёт из леса вкусной ягоды. С тем и отправилась в поход, зная что супруг её остаётся вместе с детьми под чутким взором Фёклы Гавриловны.
В это время папа Слава, дойдя до двора деда Михея, с удивлением увидел двух стоящих Чуров, выполненных с такой любовью и искусством, что от них нельзя было оторвать взгляда. Войдя в ограду он поприветствовал старика, и усевшись на лавочку возле верстака, обнаружил на щитах, ещё две деревянный фигуры, возле которых отдельно лежали обломанные нижние части древних истуканов. Кивнув на них, он спросил у деда Михея:
— Что намерены делать с этими красавцами?
Дед, пыхтя самокруткой, погладив курчавую бороду ответил:
— Да по-хорошему надобно проводить их. Сжечь, али сплавить по реке, но как-то отдать честь защитникам, столько времени защищавших нас всех.
Папа Слава прикинув их рост, хитро усмехнувшись деду Михею, спросил:
— А если им вторую жизнь дать, да для доброго дела использовать?
— Эт как же?
Дед Михей чуть дымом не поперхнулся, выкашлявшись, он уставился на папу Славу, и вытерев слёзы что набежали на стариковские глаза, вновь спросил:
— Это ты что удумал? Давай рассказывай.
Папа Слава, всё ещё разглядывая идолов, прикидывая, что к чему, задумчиво так протянул:
— Да понимаешь, есть у меня мысль. А что если, нарастить этих идолов, на верху где макушка, установить солнечные батареи, спустить провода, генератор в доме, и через него протянуть и на зарядку батареи для машины, и для освещения дома. Диодные ленты по комнатам пустить, красота будет. Им износа практически нет, а светить будут лучше любых ламп, потреблять энергии совсем мало. Столбы заземляем, и получается у нас маленькая электростанция. На крыше тарелку установим, ресивер подключим, так и телевизор и интернет спокойно пойдёт, причём за так…
— Эт конечно хорошо придумано, технически понимашь. Но где ещё столбы взять на которые Чуров громоздить собираешься, да где вкапать их, да многое ещё продумать надо. Хотя, если так разобраться, столбы Гавриловны ворот крепкие из лиственницы сделаны, им в жизнь ни чего не будет. Мужиков зареченских попросим, денег дадим, так что они хоть Чуров, хоть нас на эти столбы затянут, только приготовить всё надо. Ото сна мужики только после обеда отойдут. Поесть, попить им дать, а уж там и за работу приниматься, чай до вечера успеем, твои батареи установить.
Приняв за разумность слова старика, они стали подготавливать лежащих на щитах старых идолов. Спилив окончания, где были разломы и щепа, мужчины стали готовить «выпилы» для соединения со столбами ворот Фёклы Гавриловны. Провозившись почти до обеда, папа Слава ушёл к себе, чтобы приготовить всё там. Но главнее всего было для него приготовить к новшествам свою домовую хозяйку. Понимая, что аргументация должна быть железной, он прокручивал про себя все доводы, что должны были смягчить старушку. Дойдя до дома Гавриловны, он собрал всю волю в кулак и войдя на крыльцо, резко выдохнув сделал шаг, казалось бы в бездну. Зайдя в сам дом, он застал старушку за работой. Остановившись и усевшись на лавку подле стены, папа Слава, начал скучающим видом, оглядывать комнату, будто видел её в первый раз. заметив оценивающий взгляд постояльца, старуха прекратила свои дела, и усевшись напротив него, спросила:
— Чего надумал сынок?
Папа Слава не стал упрашивать себя дважды и выложил все аргументы перед старухой. Та выслушала его и только проронила:
— То что Чуров к солнышку поднимем, то здраво, им на светило самое оно смотреть, пред богами за нас просить. А то что охальник на них батареи надумал нацепить, так негоже то.
— Фёкла Гавриловна, так не просто батареи, а солнечные. Они на солнце блестеть будут, заряжаться, а потом нам этот заряд отдавать будут. И дома светло вечерами будет, и можно будет многому дивному удивляться из дома не выходя.
— Это чего, из мово дома проходной двор устроить хочешь. Чтож ты задумал, не жаль старуху-то?
— Фёкла Гавриловна, так к вам и так уважение было до небес, а так самым первым человеком будете, что себе электричество солнечное провели, почитай как от богов в дар полученное. Другим уже не в диковинку будет, и нам проще с Ириной будет. Мы потом от вас к себе подцепим в дом.Ведь здорово, а ?
— Ты это сынок, не серчай, послушай, что я тебе скажу. Вчерась не стали расстраивать тебя, но акромя этого дома, нет у тебя боле угла. Так получилось, что злоба Катькина, её дом поразила, чуть мужиков зареченских в волков не привратила, а остатки этой злобы, что в них были, в твоем доме по углам забились. Оттуда даже домовой ушёл, теперь у меня вон под печкой живёт. Как ни как супругу твову, за хозяйку признал, значит помогать теперь обязан во всём. А в доме том , теперь жить можно, но не долго. Либо ночевать не там, либо раскидывать по брёвнам, да опять собирать, да только после того как каждо брёвнышко на три раза травами окуривая. Так-то, сынок злоба, она ведь ни кого не щадит, кто попадётся того и грызёт. Потому ладно, веди свово энлектричество, думаю добра от того будет больше, чем худа.
Сходив в сарай и занеся домой солнечные батареи, что до времени были там, он начал их осматривать и придумывать как произвести лучшее закрепление их, да раздвижение с пульта , дабы пластинки лучше аккумулировали солнечную энергию. Баба Фекла смотрела за всем происходящим как за ритуалом. И не выдержав произнесла:
— Ты и сам волхв, коли солнышком, пропитывать дом собрался. Да время молодых настало, наверное это правильно сынок. Давай попробуем, лиха не будет.
Поняв что выиграл и пора закреплять успех, папа Слава, вышел из дома, оставив батареи как есть на столе, и взяв лестницу да приставив её к столбам стал отмечать место пропилов и так увлёкся этим делом, что на заметив ни людей, что столпились, ни Гавриловны, что вышла на крыльцо чтобы позвать его обедать. Ножовка мелькала в его руках, сменив угольник и метр, и вскоре столбы были готовы. Теперь надо было подумать каким образом скрепить половинки, дабы вся конструкция не рухнув прослужила долго и качественно. Пришлось вновь идти в деду Михею, за советом и помощью. Тот прикинув что-то в уме, вытащил на свет божий восемь скоб, что могли не то чтобы два столба скрепить, а и небо с землёй, запросто удержать, по словам старика. Довольный папа Слава отправился готовить остальные заготовки, снимать воротины, выгонять машину со двора, дел у него было много, и потому забыв отобедать, он весь погрузился в работу, пока не услышал, звуки ударов из соседнего дома, и голос Натальи:
— Иж, чё удумал охальник. я тут им слюни утираю, а оне меня забижать станут.
Вылетающие по одному на крыльцо зареченские мужики, имели вид дикий, голодный и немного не в своём уме. Не соображая, что и где они, натягивая на ходу рубахи и штаны, они рванули по деревне в сторону речки. Окунувшись и придя в себя, все мокрые и жалкие, они подошли к своему дому с опаской обнаружить там Наталью, но не застав, ни кого, осмелели, и запев бравую песню, дали понять Ненарадовским, что они готовы вести диалог. Под командой бабы Фёклы, деревенские женщины, заполняли стол в избе зареченских мужиков, яствами простыми, но сытными. Не много не мало, а так чтобы в самый раз было, как выразилась Гавриловна. Отобедав и осоловев немного от съеденного, зареченские мужики, растянулись в тенёчке ограды, бросив на землю, кто что нашёл, предались отдыху. В таком виде их и застал папа Слава, когда пришёл к ним за помощью. Стоило ему войти во двор, как Федор, что был самым исполнительным, поднялся на ноги, и стал оглядываться на остальных, ища поддержки и опоры, следом за ним подскочил Пахом, потом уж Сергий и последними с ворчанием поднялись Васько и Алексей. Задвинув остальных мужиков, вперёд вышел Алексей и поручкавшись с папой Славой, с хитрецой стал смотреть на Ненарадовского хозяина, ожидая от того каких либо слов, либо действий. Папа Слава не сплоховав не стал сразу же что-то говорить, а вперив взгляд в зареченских, стал «ломать» взглядом их вожака. Алексей, почувствовав себя неуютно и пытаясь вспомнить за собой грехи, за которые могут спросить по строгости, разулыбался и начал скороговоркой забалтывать грозного гостя:
— С возвращеньецем, а мы уж как заждались. Долго тебя мил человек не было, пора бы и расчёт получить, а то и жданки все проели, да почитай и своя работа дома стоит. Пшеницу тожа кому-то убирать надо. В гостях как говорится хорошо, а дома оно спокойней будет. Так как хозяин, порадуешь? Али, чего не срастается?
Папа Слава спокойно и с достоинством ответил:
— Здравы будьте мужики. Успокойтесь, всё в порядке. Слово моё твёрдое. Мотор ваш, ждёт своих хозяев, гостинцы ваших жён да детей, да вот только не серьёзно как-то отпускать вас совсем без денег-то. Что же это за «калым» такой , с которого звонкую монету не привозят?
Обрадовавшиеся и довольнёхонькие лица были ему вместо ответа. Это было и так понятно, но папа Слава вёл свою игру дальше:
— Вот я и подумал, зайду к мужикам предложу им последнюю работёнку, глядишь им и самим, потом захочется того же. Только предупреждаю сразу, до того как начнёте, это занятие вам не знакомо, потому всё делать придётся под моим руководством. Но если вы торопитесь, то лодка у деда Михея, мотор у меня, забирайте вместе с гостинцами и вперед, к бабам и детям, держать не буду.
Чувствуя, как проглатывается наживка, папа Слава улыбался, ведь он прекрасно понимал, что не столько жажда денег, как возможность сделать что-то новое, научится чему-то неизвестному, движет этими простыми и, в сущности, добрыми людьми.
— Ну, ты Игорич не горичись, чего хорошему человеку не сподмочь? Правильно я говорю?
Алексей обратился к мужикам с вопросом, заметив их кивки, он уже от имени всех, начал договариваться с папой Славой:
— Останемся ещё на один денёк. Дней у бога много, так что к дому успеем всегда. Ты лучше расскажи чего задумал, подробней так сказать. А мы уж сметкой да руками крепкими как ни как расстараемся сподмочь.
Объяснял папа Слава не долго, всё схватывали мужики зареченские на лету, потому и отправившись к дому Гавриловны, оценили фронт работы, забрали мотор и отправились в деду Михею. Там установив мотор на лодку, погрузили подготовленных уже Чуров на телегу старика и захватив металлические скобы, опять вовзвернулись к Гавриловне, дожидаясь пока старенькая лошадёнка довезёт бывших защитников? а теперь опоры под солнечные батареи до ворот Фёклы Гавриловны. Дружно взявшись за дело зареченские мужики под руководством папы Славы и умудрённого деда Михея, вооружившись лестницами и верёвками, стали втягивать Чуров на воротные столбы, всё шло как по маслу и вот уже и скобы были вбиты и укреплены Чуры, да так что удивление вызывали со стороны сбежавшихся Ненарадовцев, а папа Слава ушёл в дом за ещё одним чудом, от которого у остальных открылись рты, когда он вынес из дому то что должно было теперь поставлять электричество в дом Гавриловны. Проверяя их в доме папа слава, учитывал и характерные моменты для крепления батарей, и вот теперь пришло время проверить на практике так ли хорошо всё было продумано. Втягивали пластины очень аккуратно, чтобы не повредить, на самый верх вызвался подняться Сергий, и полегче он всех был, да и удивил тем что высказал просьбу, потому не получив отказа оказался там где до него и бывать ни кто не смел, на самом верху Чура. Укрепив зажимы и отпустив провода, он осторожно стал слазить, чтобы перейти на второй столб, выполнив всё очень осторожно, зареченский мужик осмелев на второй воротный столб практически взлетел, укрепив и там батарею и спустив провода, он посидел некоторое время на верху щурясь от удовольствия. Вид открывающийся с верху был великолепным, и только окрик Алексея, старшего из зареченских, заставил его спустится на землю. Помогая вещать воротины на место, зареченские предвкушали дальнейшее развитие событий. И они не замедлили произойти…
Папа Слава прокинув провода по каналам, что к этому моменту установил и закрепил. Соединил одну батарею в единый пучок выведя всё на маленький пульт, что остался в ограде дома Гавриловны, другой же канал проложил до бокового окна дома и укрепив их там в заготовленном отверстии, подвёл к рубильничку, что красовался у стены теперь. Подсоединение происходило в молчании, при чём молчали все, казалось даже собаки понимали, что в деревне происходит что-то из рядя вон выходящее, потому и не решались подавать голос, дабы совершать свойственную им перекличку. Вскорости всё было готово, и папа Слава, решил всех удивить. Отвод что со штекером был укреплён возле верстака, тут же руками папы Славы был подключен к чёрному и страшному на вид ящику, на который смотрели все с подозрением. Но слова главного хозяина в Ненарадовке успокоили население:
— Теперь так будем заряжать аккумулятор и ездить в город кому сколько надо и бесплатно.
Весть восприняли с воодушевлением, и только зареченский Пахом, возразил:
— А как же без топливу? Без бензина не побежит.
Папа Слава улыбаясь и показывая на солнышко, а потом на солнечные батареи, только и сказал:
— Побежит, ещё как побежит, и без всякой химии, да без выхлопов, в том-то и прелесть этих зонтиков, что сейчас будут раскрыты.
Подойдя к пульту он стал нажимать на очерёдность кнопок, которыми раскрыл солнечные пластины и выставил правильные углы, всё как было написано на бумаге, которой снабдил его друг Владимир. Засиявшие над воротами солнечные батареи, заставили Ненарадовских и зареченских жителей пережить за этот день второй раз молчаливый шок. А уж когда папа Слава, войдя в дом, с помощью пятерых зареченских мужиков протянул диодовые ленты, да соединил их, да убрал перемычки, да включил рубильничек, да улыбнувшись сказал :- Получилось!, то все кто был в это время на улице ринулся в дом Фёклы Гавриловны. Изнутри дом сиял чистыми огнями диодовых лампочек и казался не рубленым домом, а сказочным теремом. Повосхищавшись и поохав и поахав, люди покидали дом Гавриловны в смутном осознании, что их жизнь наконец-то изменилась раз и навсегда.
Зареченские мужики, прикинув все плюсы такой задумки, смекнув, что это лучшее что может быть, когда и денег не надо платить, и всегда светло, тепло и ни кому не должен, да ещё и над природой не глумишься, отвели в сторону папу Славу для серьёзного разговора. Алексей что был за главного, придерживая папу Славу за локоть, доверительно так начал:
— Ты скажи добрый человек, это у каждого может быть, али только у тебя?
Папа Слава смутился, ведь он не знал истинной цены изобретения своего друга, поэтому не скрывая ни чего, рассказал обо всём что произошло с ним в городе.
— Значит этот богатей приедет сюды жить, и каждому поставит таку же батарею?
Не успокаивался Алексей.
— Да скорей всего, чтобы стать здесь для всех своим, он обязательно сделает это. Но не потому что бы купить уважение. А потому что, это по-настоящему прорыв, когда и людям очень хорошо и природа не страдает. То что это дорого, не сомневаюсь. Но через месяцок другой вернётесь сюда, тогда сами и поговорите с ним. От себя могу только сказать, что слово своё за вас вставлю. Всё мужики пора расходится. Устал я сегодня, завтра торжественно вас проводим, за всё отблагодарим, а потом… Потом давайте не будем загадывать, человек предполагает, Бог располагает.
Солнышко клонившееся к закату высветило одинокую фигуру бредущую по дороге к деревне, что возвращалась с полными корзинками из леса. Дети зоркими глазами запреметившие мать, кинулись её встречать, а папа Слава, отправился с дедом Михеем к нему во двор, довести до конца, то что требовалось.
Лошадёнка довезя деда Михея, всхрапывала и просилась в загон, но дед хлопнув её по морде вожжями, ласково попросил:
— Потерпи родная, ещё дело есть у нас сегодня с Игоричем. Простится с Чурами надо, вернуть их части в нижний мир. Чтобы предки спокойны были. Не думал я , что доживу до этого, но так надо, потерпи немного. Папа Слава, уже открывший ворота, стал выкатывать остатную часть Чуров, что была в земле, подтягивая их к телеге. Поднатужившись, он стал перегружать их в телегу. Дед Михей раскуривая самокрутку, вытирал выступившие в уголках глаз слёзы. Погрузив деревянные болванки, выдохнув и оглянувшись, папа Слава, улыбнулся деду Михею, а уж потом заметив расстроенность старика, спросил:
— Ты чего дед?
Тот отмахнувшись, будто от надоевшего комара, только украдкой проведя по изборождённой в морщинах щеке, проговорил:
— Спасибо тебе Слава, за то, что мужик. За то, что традиции чтишь, за то что новую жизнь людям и земле предлагаешь. Поехали, нам ещё на берег речки надо успеть, до заката. Потом пройдя домой вытащив из поленницы дрова сухие как порох, начал их накладывать на телегу. Сходив в дом, он быстро обернулся, и уже совсем успокоившись, присел на край, тронул вожжами лошадёнку, задавая ей темп движения. Папа Слава уселся рядом.
Телега, тихо поскрипывая, вывезла их на берег речки, совсем скоро. Там выгрузив содержимое, мужчины начали сооружать поминальный костёр. Выложив дрова срубом, они вкатили остатки Чуров в середину, и приготовив таким образом кострище для розжига, отошли полюбоваться собственной работой. Дед Михей, собравшись с духом, вытащил из-за пазухи, огниво и трут, стал разжигать огонь, используя сухую бересту вместо бумаги. Вскоре маленький огонёк, заплясал и на первом и на втором срубе.
— Надо было конечно как положено трением добыть чистый огонь, как предки делали, но надеюсь простят, и так древним способом разжёг последнее пламя.
Казалось в пустоту проговорил старик, папа Слава стоял и молчал. Завораживающее зрелище, живого потока захватило его воображение. Дерево горело так, будто пыталось своим существованием влить силу в огонь, что пытался достать уже вечернее небо. Редкие звёзды с небес отсвечивали в отблесках костра, последние солнечные лучики, казалось показывали что и там под землёй за горизонтом есть свой огонь, и он везде. Где ни кинь взгляд. Прогоревшие порохом головёшки, быстро остывали в вечерней прохладе. Собирая горячий пепел, и перенося его в реку, папа Слава, не думал ни о чём, стараясь только не отстать от вдруг ставшего подвижным старика. Собрав последние остатки костра и сняв одежду, два мужчины принялись плавать в прохладной воде. На берегу их ждали: лошадёнка, что давно смирилась с причудами хозяина и два выжженных на земле пятна. Натянув одежду, ненарадовцы устремились в деревню. Телега доставив к дому деда Михея обоих, встала как прикованная. Простившись со стариком, папа Слава, пощёл к своему дому, который в отличии от всех домов в деревне теперь отличался тем, что из окон лился чистый белый свет, будто из сферы выливались колючие вспышки отпугивая ночную тьму.
Войдя в дом, и вытеревши полотенцем голову , он поцеловал уставшую жену и ни чего не говоря, прошёл в комнату. Переодевшись в сухую одежду, он вернулся в светлую комнату. Девчонки сидя на печке играли в волчки, что стали их самыми любимыми игрушками. Проглотив лепешки и свежего молока, поцеловав на ночь детей, отец семейства пошёл спать. Как истинный мужчина он не любил трескотни слов, предпочитая чтобы дела были его ответом вместо тысячи обещаний. Жена его с любовью глядя на супруга, осталась сидеть за столом, перебирая содержимое корзинок. Рядом с ней суетилась Фёкла Гавриловна, отбирая на завтрашний пирог, самые спелые грибы. Девчонки уставшие играть, свесив головы с печки стали просить:
— Бабушка, ну когда же сказки нам расскажет боженька Бай. Ну пожалуйста позови его.
— Ох вы стрекозы яснокрылые, ласточки мои говорливые, всё ещё не успокоились? Ну да ладно, сейчас с грибками закончим, и позовём его. Ладушки?
Подкинув в печь дров, Гавриловна взяла в руки заветный клубочек и увидев что мама Ира, отпускает её от выбора грибов, начала разматывать нить. Откуда ни возьмись, появился чёрный кот, что стал играть с концом нити, трогая его лапкой, падая на спину и пытаясь всем видом показать, что он не против и всеми когтями вцепится в весь клубочек. Баба Фекла улыбнувшись, перематывала клубок очень быстро, при этом напевая:
— Спи, усни,-
Бай, бай, бай!
Угомон детей возьми…
Спи посыпай,
Боронить поспевай.
Мы и шапочки купим,
И зипунчики сошьем;
И зипунчики сошьем,
Боронить пошлем
В чистые поля,
В зеленые луга.
Баю-баю, баю-баю,
Дети рано не вставайте,
Дети, рано не вставайте…
Да обряжаться не мешайте.
А кто рано встает-
Обряжаться не дает…
Тому и мы спать не дадим,
Внучек утром разбудим,
Будем рано разбужать;
Будем рано разбужать,
На работу посылать,
На работу на таку,
Да на веселую страду,
Будем пшеницу косить,
Да будем в кучки носить.
Чтобы было из чего,
Сделать сделать обмолот.
Из муки из матушки напечь ребятушкам,
Хлеба, лепёшек, крендельков да сушек.
Бай, бай, бай!
Бай, бай, бай!
Поскорее засыпай!
Кот получивший в свою собственность клубочек стал играясь с ним, жаться к печке. Стоило ему запустив когти в нить, как произошёл перенос, и вместо лохматой чёрной шкуры, возле жаркой печи, внезапно проявилась фигурка, что прижавшись к тёплому боку, застыла на минуту. Впитывая тепло и согреваясь Бог Бай, с улыбкой повернулся и увидав что весь дом освёщен, нахмурился. Фёкла Гавриловна, ожидая чего-то подобного, стала его упрашивать не сердится:
— Уж ты батюшка Бай, не серчай. То свет от солнышка нашего. Хозяин так наволховал, что теперь и ночью будет как днём. Знаю, что не должно так быть. Но времена новые, так что должны и мы привыкать к ним.
Бог Бай, улыбнулся грустной улыбкой и проговорил печальным голосом:
— Сколько раз так уже было. Человек приручал и ветер и солнце и воду, даже землю, вернее что под ней. Добра от того было не много, а вот худа для всего человеческого рода хоть отбавляй. Проходили это уже не раз, ну да ладно, вам жить, вам и смотреть. Сказка у меня сегодня для вас будет такая.
В некотором царстве, в далёком государстве жил-был бедный рыбак с семьёю. И жил он на берегу моря и было у него много сыновей. Так случилось что самый младший из рыбацких детей, гуляя по берегу моря встретил в камнях подбитую чайку, и спас её. Выходил, обогрел, окружил заботой и теплом человеческим. И вот когда птица уже была совсем здоровой и собиралась в полёт, она вдруг заговорила с мальчиком на человеческом языке:
— Ты спас меня и можешь просить у меня исполнения трёх желаний, но помни, они могут быть очень опасными. Подумай, прошу тебя дитя человеческое.
Мальчик задумчиво ходил по берегу и пиная камешки раздумывал чтобы такое попросить, чего ни у кого не было, и придумал. Подойдя к огромному валуну, на котором его дожидалась чайка, он ей сказал:
— Я хочу, чтобы каждое моё желание исполнялось через каждые двадцать лет. Ты будешь прилетать ко мне, и я буду загадывать их.
— Хорошо согласилась чайка, пусть будет так, в знак того что я заплатила тебе за твою доброту. Говори своё первое желание.
— Я хотел бы чтобы со мной играла вода, когда я подхожу к ней, земля, когда я иду по ней, огонь, когда я развожу его, и ветер, когда я ложусь спать.
— Да будет так — сказала чайка и взмахнув крыльями улетела куда-то в небо.
Шло время, и желание мальчика приносило ему славу по всему побережью. Стоило ему в самый жестокий шторм выйти в море на лодке, как вода усмирялась и была ласковой и послушной. Когда же он шёл по земле, то под его ноги сами выкатывались изумительной красоты камни, и он, поднимая их, навсегда избавил свою семью от бедности и прозябания. Стоило ему лечь спать, как теплый ветерок напевал ему песни, И огонь ставший его другом, тоже подчинялся ему, возгораясь и лаская ему руки в холодные зимние вечера, готовя для него пищу, что теперь ни когда не пригорала, отпугивая хищников от его дома, свои светом. Так текли двадцать лет, и когда прошли они, вышел мальчик на берег моря к тому валуну и стал ждать, когда же прилетит волшебная чайка. Долго он её ждал, но в один прекрасный день, она появилась, и молодой мужчина завёл с ней разговор:
— Ты обещала прилететь, но задержалась, почему?
— Прости меня мой друг, у меня были другие дела, но я помнила о нашем уговоре, и потому даже пусть с опозданием, но я здесь. Чего же ты хочешь на этот раз?
— Да тоже, но теперь я хочу, чтобы по моему слову вода могла нести смерть, земля разверзаться под ногами моих врагов, огонь сжигать недругов и их жилища, а ветер рвать паруса и топить лодки.
— Что ж пусть будет так. Но поверь мне, недобро ты принесёшь в мир, а зло. И потому эти двадцать лет для тебя будут самыми тяжёлыми.
— Это моё дело. Не птице учить меня, как жить.
Ни чего не ответила чайка, только взмахнув белыми крылами, улетела в синь неба. Время как сумасшедшее побежало в припрыжку, но теперь не слава была у мужчины, а страх. Именно он растекался по всему побережью. Многие славные воины пытались остановить колдуна, что повелевал стихиями. Но ни кто не смог этого сделать. Кровь человеческая лилась рекой и стоны неслись к небу. Двадцать страшных лет прожили люди под пятой колдуна, что управлял по своему желанию и водой, и ветром, и огнём и землёй. Но прошли эти двадцать лет, и одряхлевший колдун вновь пришёл на берег моря. Не от возраста он был сед, а от содеянного, и не от бедности он был плохо одет и худ до изнеможения, а от того, что люди проклиная его, даже смерти не страшась, не отдавали ему одежду и еду. На всё том же валуне его ждала белая чайка и не успела она ни чего сказать, как кашляющий и хрипящий старик закричал:
— Ты должна мне ещё одно желание, исполняй его.
— Так скажи мне и оно будет выполнено. Проговорила спокойно чайка.
— Я хочу, я хочу быть бессмертным, и сам быть властелином и воды и земли и ветра.
— Да будет так, — не дослушав его сказала белая чайка и поднимаясь над берегом моря махнула белым крылом. А на месте где стоял злобный колдун, вырос новый огромный валун. Сделав над ним круг, чайка вновь улетела в синь неба.
Закончив эту грустную сказку бог Бай, отказался от предложенного молока, только и сказал:
— Хорошо, что мужчина ваш отдал честь защитникам земли этой. Смотрите за ним, не всегда желание сделать всех счастливыми, может привести к счастью. И главное ведь не с кем дружить, а как. Помните и об этом.
Вспыхнув в огненном вихре, бог исчез, и наступило долгое молчание. Женщины казалось, замерли, пытаясь понять к добру или к худу предупреждение бога и как смотреть за папой Славой. Было от чего задуматься обеим. Гавриловна, махнув рукой, только и произнесла :
— Утро вечера мудренее. Завтра и подумаем что да как. Иди спать дочка.
Мама Ира подойдя к рубильнику, выключила свет, и весь дом погрузился в ночную темноту. Вся деревня Ненарадовка спала.
