Сказка шестнадцатая, в которой пришлый Владимир становится своим…
Неспешно летели дни в Ненарадовке. Вот уже и зерно было собрано и овощи справлены и лесными дарами запаслись деревенские женщины. Папа Слава, только и успевал мотаться в город, то за стеклянными банками, то отвозил женщин на рынок в город, обычная и рутинная жизнь, казалось перечеркнула все события происходившие до этого. Владимир поправлялся, и вскоре вспомнив практически всё, проводил очень много времени в окружении Светланы. Та став ему и заботливой. и просто хорошим другом, раскрывала пред ним прелести деревенской жизни. Долго гуляли они и разговаривали вечерами на берегу спокойной речушки Сурожки, дети Светланы уже пообвыклись к присутствию мужчины в их доме, да не смотрели такими зверьками затравленными. А уж после того, как дядя Володя, смастерил игрушку для Кирюхи, а для Маринки привёз из города куклу, так их и оттащить нельзя было от него. При этом дети чувствуя, что взрослые общаются без фальши, всё чаще стали рассматривать Владимира как кандидата к себе в отцы. Как мужа матери, они его пока не рассматривали, так как не было свадьбы, а это как говорил дед Михей «не порядок». Всё чаще молодые семьи засиживались вместе уже после вечера в доме у Гавриловны, споря и выстраивая планы на дальнейшую жизнь. И выходило по тем планам, что в следующем уже году, на месте Ненарадовской деревеньки будут выправлены дома что покосились без мужского надзора, будут пристраиваться дома тех кто приезжать будет сюда жить, выстроится школа, и откроется клуб. Власти кроме как народное собрание, не будет. Всё решать сходом, каждый должен понять, что от его решения и будет зависеть дальнейшее мироустройство пусть даже на таком маленьком клочке земли русской. К холодам решено было закупить обновки всем жителям деревни. Кому что требовалось, тот бы и получил. Так как на этом настаивал Владимир, то ни кто особо и не был против. Но всё таки решено было это обсудить с обчеством, составить списки и выделить день для поездки в город на ярмарку, что вскоре должна была развернутся. Баба Фекла практически не вмешивалась в разговоры молодых, но нет нет да и вставляла своё веское слово. Ей отвечали уважительно и старались убедить в своей правоте. За это время, практически вся Ненарадовка была обеспечена светом, так как Владимир, связавшись со своими друзьями в городе вызвал огромный грузовик с материалами и рабочими, что в течении трёх дней установили и солнечные батареи и спутниковые антенны и даже установили беспроводной Интернет. Всё было хорошо, но где-то на заднем плане всё ещё висела тень мастера Дерса. Нет нет да и возвращались они к этому вопросу. Мама Ира, чтобы сохранить книгу, подаренную ей Фёклой Гавриловной, стала набирать знания, что хранились в ней в тот самый компьютер, что привёз когда-то из города папа Слава. У неё получалось справно, и сама читала, запоминала многое, и детям своим как она считала, могла потом многое открыть, да сохранивши передать. А уж когда подключила она свою машину да вышла в глобальную сеть, так и вовсе обрадовалась, что есть возможность общаться с такими же как она. Только не обрадовало это папу Славу, который не раз убеждал её, что в сети много обмана и просто грязной информации. Мама Ира соглашалась с ним, но продолжала общение с мнимыми ведьмами да колдуньями, что могли якобы и через экран монитора, магичить и кощюны творить. То было время отдыха, от забот в приготовлении к зиме долгой. Однажды вечером сидя и обсуждая очередное приобретение для деревни Ненарадовки, в разговор вмешалась баба Фёкла, что до этого как раз начищала свой необычный сосуд, на котором были выгравированы всякие только ей понятные символы, словами:
— Всё-то хорошо, но вот завтра праздник Рода, кто его проводить будет. Кто пред предками нашими ответ за жизнь в деревне держать будет? Надобно и сход провести, и главного выбрать, да и определится как зимовать предстоит, когда на выпас коровушек в следующем году выгонять, как земельку к зиме готовить. Да и так вопросов много. А то вы всё о большом, а кто о малом помнить будет?
Папа Слава переглянувшись с дядей Володей, как теперь называли нового пришлого в деревне, обмолвились, что завтра и организуют и сход и праздник.
Выйдя в ночь оба мужчины пытались собрать мысли и рассуждая здраво, определится кто и за что отвечать будет.
— Тебе в город нельзя, там этот упырь может тебе встретится, и всё твоё излечение коту под хвост.
Начал говорить папа Слава.
— А что ты прикажешь мне делать? Совсем замуроваться здесь и носа не высовывать? Это знаешь ли совсем улиткой так не долго стать.
Ответил ему дядя Володя.
— Да хоть черепахой. Лишь бы выправился ты. Не горячись. Землю, права Гавриловна надо к зиме приготовить. Ты машину свою сможешь вместо трактора использовать?
— А чего, был у меня уже разговор с дедом Михеем. Запросто. На колеса одену цепи, плуги у него ещё с колхозного времени запрятаны от мародёров что за черметом охотятся. Так что завтра по утру, запрягёмся и перепашем всю землицу. А ты?
Папа Слава задумчиво смотрел на свою жёлтую красавицу, которая стояла во дворе и ждала своего часа.
— Ты знаешь, наверно завтра возьму я с собой Ирину да она прихватит двух трёх женщин, рванём в город, возьмём там кому чего надо, да людям и раздадим. Хотелось мне конечно книг прикупить, со следующего года хочу попробовать и программу составить, чтобы детей учить, да и того же Гаврюшку понатаскать, чтобы поступил если захочет через Интернет поучится куда сердце пожелает.
— Подожди Слава, какой учить, какой поднатаскать? А кто деревней управлять будет? Ты же знаешь, без хозяина, пусть даже на бумаге, нельзя. Сейчас время такое.
— Не моё это. Нужна помощь, пожалуйста, нужен совет, да за ради всех богов, нужно что ещё, только попроси. Но власть не моё Володя. Так что если хочешь, я за тебя людей буду агитировать.
— Только собрался Светлане делать предложение, а ты меня вот так, ещё и другом называешься?
Володя задумчиво почесал затылок, пытаясь совместить открывшиеся перспективы с теми жизненными планами, что у него были уже намечены.
— Одно другому не мешает. И её в глазах людей поднимешь, и дети не сироты будут, И тебе прямая выгода, вбухивать свои денежки будешь в землицу матушку, да в людей, что добром тебе ответят, да памятью светлой.
— Ты так говоришь, будто завтра мне помирать время придёт.
Владимир попытался всё свести к шутке, папа Слава не поддался и горячно возразил:
— Думать надо о будущем так, будто осталось два вздоха, а дел ещё много успеть надо. Станем такими как дед Михей, и тогда нужно будет думать. Вот тогда и почет, и уважение потомков будут.
— Наверное ты прав. Ну что ж давай значит так и порешаем. Пусть сегодня дети у тебя Светланы заночуют, поговорить мне надобно с ней, все точки расставить. Даст согласие, так заодним и всё что надо к свадьбе приглядит да прикупит, по своему выбору. Деньги вот на карточке. Возьми, доверяю тебе как брату. Знаю, что не обманешь.
Протянув пластиковую вещицу, Владимир остался на крыльце, дожидаться Светлану, а папа Слава отправился в дом, готовится к завтрешней прогулке в город. Вставать ему завтра предстояло рано.
Прошла ночь, а за ней наступило хмурое утро. Солнышко уже не радостно вплывало на небосклон, давая всё меньше энергии для заряки солнечных батарей. Папа Слава проверив машину, и выгнав её за ограду, как он делал теперь всегда когда надо было выгонять кормилицу в стадо, стал дожидаться когда выйдет мама Ира, и отправится за подругами. Обговоренное ещё вчера надо было выполнять, и потому мама Ира одевшись в осеннее, подвязав платком живот, устремилась сперва к Светлане, потом к Наталье, чтобы их пригласить в город с собой.
Женщины, быстро управившись с хозяйством, радостно улыбаясь, направились к машине папы Славы. Поездка обещалась быть очень приятной. Стоило им всем только сесть в машину, а папе Славе завести двигатель, и вырулив на улицу отправится в путешествие в город, как не выдержавшая молчания Светлана огорошила всех, признанием:
— Девочки, мне вчера Володенька предложение сделал. И я…я , согласилась.
Женщины, ждавшие этого события давно, радостно стали гомонить и поздравлять, свою лучшую подругу. Так получилось, что у них сложилось что-то подобное «мушкетёрской дружбе» на оборот, чисто по-женски. Став лучшими подругами, они могли теперь надеяться друг на друга во всём, от ведения хозяйства, присмотра за детьми, до тайн, что доверяют только мамам.
В веселом настроении и обсуждениях планов на ближайшее будущее, незаметно въехали они в город, и тут началось…
Беготня по магазинам и рынкам, примерки и закупки, папа Слава смотря на всё это буйное помешательство, только и улыбался. Карточка Владимира, была настолько полна, что капля в море, была не видна. Тратились Ненарадовские женщины так, будто впереди у них была закупка на пять лет вперёд. Машина постепенно заполнялась товарами и продуктами, нужными только женщинам. И вот на горизонте оказался свадебный салон, как произошла неприятная встреча…
— Смотри-ка Наташ, это же Клавдия?- голос Светланы, до этого радостный, упал, и заставил всех сидящих в машине напрячься
— О, Господи, да что с ней такое? – Тихий шёпот Светы, ударил по всем хуже набата.
Папа Слава тормознув машину, и вырулив на стоянку, выпустил женщин и пощёл с ними в сторону, где в это время пошатываясь и не скрывая своего состояния брела в никуда их землячка Клавдия. На женщину было страшно смотреть, спившееся за несколько месяцев лицо, обтрёпанная одежда, сивушный запах, всё это отталкивало от неё прохожих, заставляя отступать как от прокажённой. Да она и была прокажённой в каком-то смысле этого слова. Синяки под глазами, разбитая губа и дорожка из подсохшей слюны, делали лицо женщины карикатурной маской, от которой хотелось чем-то отгородится.
— Клава, Клавочка постой… — голос, Светланы, звонким щебетом, разорвал мир бредущей в ни куда женщины.
Она остановилась и силясь сориентироваться, постаралась признать, кто же её так зовёт. Потому что этого имени она уже давно не слышала, а привыкла отзываться на прозвища, либо уже совсем на непотребные прозвания, что совсем лишали её человеческого облика. Увидев четвёрку направляющуюся к ней, она только только признав их, устремилась в обратную сторону, от людей, что как призрак судей возник пред ней в помутневшем сознании.
— Уйдите, вас нет. Он обёщал… -неслось из искривленного судорогой рта, она пыталась руками размахивая отогнать видения, которые казалось ожили и начали преследовать её с ожесточением ангелов мести.
Светлана вставши на минуту в ступоре, всё таки не оставивши попытки, вновь припустилась за ней, и естественно догнала, схватив за рукав осеннего полинялого, всего облитого чем-то неприятно пахнущим пуховика, неизвестного происхождения и уже не понятного цвета.
— Клава стой, стой тебе говорят. Ты чего землячка?
— Уйди, тебя нет. Чего ты прицепилась, ты сон, тебя нет.- и если сперва её слова были агрессивны, то потом они становились всё жалостней и жалостней, пока из опухших и слезящихся глаз не полились мутными потоками слёзы… — Отпусти, я ещё не умерла. Он обещал, что потом встретимся, не сейчас.
Папа Слава, подозревавший о ком идёт речь, резко нагнал двух женщин, и ставши напротив Клавдии, навис над ней:
— Так, давай-ка по подробней о Нём. То, что ты утопила свою жизнь в бутылке, это конечно твоё дело, но вот то что ты знаешь о Нём, и причастна, как говорит Гавриловна, ко всему, что происходило до сих пор в Ненарадовке, мне лично важно знать. Стоять я сказал, алкашня. Давай выкладывай и быстро!
Резкий голос и намеренное ужесточение в голосе, сыграло свою роль, и Клавдия, совсем растерянная и жалкая начала лепетать…
По её словам выходило, что приехав в город она остановилась у дочери, пока были деньги за проданное мясо коровы, всё было хорошо, но потом дочь поняв, что больше с матери взять не чего просто в один прекрасный день выставила её, поясняя что ей и самой жить не на что, а ещё и нахлебников кормить совсем пупок развяжется. Вот выгнанная она и пошла к Люське почтальонше, благо та дала адрес где ёё найти в городе. Та посочувствовав, напомнила, что кой чему у Гавриловны то была обучена, вот мол и надобно это в дело пустить. Есть в городе специальные конторы, что магией занимаются, на картах гадают, привороты, отвороты делают, нужно идти к ним. Вот она и пошла. Пошла и познакомившись, начала работу, не столько делала сколько дурила голову людям, но всё это было до того времени, пока в городе не появился Он. Настоящий колдун, очень быстро слава о нём разнеслась по всему городу, и все кто работал в подобных заведениях, стали проходить у него переподготовку. А те кто не мог, тех выкидывали, и больше в городе им места не было. Так как начинали их травить на самом высоком уровне. Вся власть города была у него в знакомых и друзьях, всех он оплёл своей паутиной, и ни кто не смог бы и слова сказать против его решения. Так на приёме оказалась и она. Погрузив её в сон, он стал совершать с ней какие-то действия, после которых хотелось пить, а на руках остались еле заметные проколы, будто ящерка, какая укусила. Вот после этого сна, и состоялся разговор, в котором она рассказала и всё о деревне Ненарадовке и о её жителях, и о глине волшебной, что так интересовала его. Как оказалось именно из-за неё он и приехал сюда, да только точно место не знал. Посочувствовав её горю, за то как обошлись с ней, он выпросил у неё дарственную на дом в деревне, а в обмен сказал, что уничтожит всех её врагов. Потом с хохотом правда добавил, что встретится они смогут только после смерти, где она взглянет в глаза тем кого приговорила к мучительной и болезненной смерти. После этого, он отправил её в самую захудалую контору, где её уже через неделю выгнали на улицу. А потом начался ад, совесть что и так её грызла, совсем казалось сбесилась, и единственное утешение она нашла в том что бы напиваться и забываться на некоторое время, пока алкоголь был в ней, но приходил новый день и вновь встававшее происшествие было перед ней, как будто на днях и вновь бутылка, как возможность забыть….
— Вот я и стала такой. Родненькие, простите меня, простите, на коленях прошу….
Неопрятная фигура, рухнув на асфальт, стала ловить руки стоящих перед ней людей, пытаясь их поцеловать. Слезы лились из глаз этой пародии на женщину. Папа Слава отпрял в омерзении и от услышанного и от увиденного.
— Всё сходится. — Отвернувшись от происходящего, он поднял глаза к небесам, с немым вопросом и укором.
— Слава, её надо забрать, проподёд ведь.
Мама Ира с полными глазами слёз, обратилась к мужу. Глаза женщин Ненарадовских, были на мокром месте, и даже Наталья, что суровостью могла поспорить с мужчиной, тоже хлюпала носом, и просящее смотрела на папу Славу.
— Да вы, девчонки соображаете, что предлагаете? Вот это вот, взять обратно?
Сдувшаяся фигура Клавдии, размазанным пятном, лежала на асфальте, изрыгая из себя стоны и причитания, из которых можно было только понять: «Если не заберут, то и жизнь ей не нужна…. Умрёт как собака, без покаяния пред людьми и собой… Руки наложит…. и многое другое»
— Повинную голову меч не сечёт, Игорич – Наталья, со вздохом устремила на папу славу взор, произнеся слова, что положили начало новой волне Клавдиевых причитаний.
— Вячеслав, она ведь наша, мы ведь все люди. Прости и ты, простят и люди. – Светлана. С полными слез глазами, тоже пыталась повлиять и разжалобить мужчину.
— Да у вас мозги где, она ведь нас сдала колдуну, предала землю, прокляла и себя и нас… И мы же её обратно?
Папа Слава по-новому взглянул на Клавдию. От цветущей женщины не осталось и следа. Передёрнув плечами, он только и сказал:
— По мне так, нет. Но если решили вы, вам пред народом и ответ держать. Только помните, вот «это» я в машину не посажу.
Мама Ира понимая что они в втроем победили, улыбаясь во весь рот, подмигнула девчонкам, при этом, соглашаясь со всем что говорил папа Слава, смысля так, коли уж он простил, то другие и подавно, а отмыть да отчисть, можно кого угодно, главное, что женщина сама смогла душу свою отмыть слезами да наказанием что сама себе прописала, превратившись в нечеловека.
— И во общем – то, недалеко отсюда, я видел баню. Так что вам туда сперва что ли? Только сперва в магазин то зайдите, ну, там ваши штучки какие ни какие то ей нужны.
Ворчание мужа и мужчины женщины приняли с дружным согласием и подхватив под руки, то что раньше было Клавдией, потащили в сторону центра, где и сауны и салярии и прочие женские штучки были в полном объёме представлены. А про магазины и того пуще говорить не хотелось. Деньги, снятые с карточки Владимира, стали утекать как снег попавший в ручей по весне. Через два часа, пред ним предстали четверо женщин, о которых можно было сказать, что они очень даже ни чего.
— Благодарю тебя Слава, ты сам не понимаешь, что ты для всех нас сделал. Ты ведь не просто женщину смог простить и принять, но и человека земле своей вернул.
Мама Ира, обхватив руками живот, головой склонилась к мужу, пока трое остальных женщин, стояли возле машины. Светлана спорила с Натальей, говоря, что надо взять только кольца. А всё остальное , совсем не надо.
Та убеждала, что городскому мужику, надо хоть в этом потрафить, а то и до свадьбы может убёгнуть, и после свадьбы попрекнуть, что не по евоному вышло.
— Я знаю, Володю, ему будет хорошо со мной, в любом наряде. А Гавриловна, не даром говорила про бабкины платья, они счастье приносят, а не эти дурацкие одёжи, где женщина как кремовый торт. Ну их, пущай городские вертихвоски в них бегають, а нам и так будет не худо.
Поставив точку, в споре, она отправилась в магазин свадебных аксессуаров, Наталья отправилась её сопровождать. Клавдия осталась неприкаянной возле машины. Осмелев немного и смотря на то, как стоят супруги, она всё таки отважилась подойти к папе Славе, со словами:
— Поклон тебе до земли Вячеслав Игоревич. Не дал сгинуть в этом муравейнике. Отработаю, чем хошь.
— Ты Клавдия, очень то не надейся. Как Общество решит, так и будет. А про себя скажу, только одно. Человеком будь, везде и всегда, как бы жизнь не старалась прогнуть под себя.
Замолчала Клавдия, задумалась, а в это время…
Владимир выворачивая руль, проходил очередную полосу на поле. Сбережённый инвентарь дедом Михеем, был как раз в дело. Немного покумекав как приделать плуг в машине, да как колёса на ней же сделать, чтобы в землю не ушла. Двое мужчин, быстро справившись, выехали на поле. Работа горела в руках, потому и не задумываясь о времени, пока женщины деревни готовились к празднику Рода под руководством всё той же неугомонной Гавриловны, они возделывали поля, дабы уже к весне земля напитавшаяся снегом и золой от сожженных деревянных камелей и остатков колосьев ржи и пшеницы, смогла быть готовой родить новый урожай. И хотя Володя хотел выписать и удобрений и много другого, для лучшего урожая, дед Михей, усмехнувшись хитро, только и оговорил это решение:
— Хочешь здесь жить, живи в ладу с природой. Наши предки, ничем землю не пичкали, потому и пища была живой. А то понимашь понапридумывают, а потом мучаясь вспоминают где каку болячку схлопотали. Мой сын покойничек не даром говорил: « мы то, что мы едим» так то Володя. Не став вмешиваться в процесс и не споря, мужчины работали и машина способная брать горные кручи и переплывать пороги , преодолевать перевалы, впервые для себя узнала, что такое возделывать русское поле. Всё было закончено уже к тому времени, как от дороги показалась желтая машина папы Славы, что не возможно было не признать, ни не заметить. Ткнув пальцем в приближающуюся технику, дед Михей довольно проговрил:
— Хозяин едет. Пора отчёт давать, чем мы с тобой Володенька день проволандились.
-Сейчас закончим ещё одну полосу, уберём плуг, да и поедем в деревню, там почитай, бабыньки то уже всё приготовили. Как думаешь дед Михей?
— А чего думать, оне не мы, у них соображалка на счёт приготовки соображает быстрее и качественней.
Завершив все дела на поле, уже не страшная ни кому машина, выехала на дорогу ведущую к Ненарадовке. Через двадцать минут они въезжали в деревню, чтобы увидеть как народ, обступив машину Вячеслава, что-то бурно обсуждает. Остановившись, в нескольких метрах, от земляков, из машины выпрыгнули и Владимир и дед Михей, направившись к центру собрания. Женщины и дети расступившись пред ними, явили их взорам такую картину…
Возле машины практически прижатые к ней стояли женщины и рядом Вячеслав, Ненарадовские женщины громко кричали и размахивая кулаками, на кого-то, кто был в центре этой шеренги. Приглядевшись внимательно, Владимир только и смог выдохнуть:
— Я её знаю, она была там, у мастера Дерса.
Произнесённое имя казалось, одёрнуло всех и молчание, разлившись в людском море, заставило всех перевести внимание с бывшей землячки на пришлого. Рассказы о том что произошло и до и после прибытия в деревню Володи, были известны всем со слов Светланы, что чистой душой не скрывая и не преувеличивая рассказывала жадным и охочим до чудес жительницам Ненарадовки, печальную историю своего подопечного. Потому слова и произвели такой эффект. Фёкла Гавриловна, что была здесь, перевела взгляд на Клавдию и спросила:
— Ну, а ты что скажешь?
Клавдия пряча глаза за тёмными очками, только и смогла снять их с лица, как слёзы всё это время сдерживаемые полились запрудой прорвавшейся, смывая и косметику и последнюю грязь с её души.
— Был он там. После того как рассказала я про Вячеслава Игоревича этому чужеглазому, он стал искать людей, что связаны были с ним. А тут как раз и получилось, что один из их их сокурсников и поведал о дружбе Владимира и Вячеслава. А потом он мне показал их встречу. Видела я всё конечно как во сне, но не узнать Вячеслава Игоревича не смогла. Вот так и получилось что ещё один человек пострадал из-за меня. Люди, простите меня, ведь не чужая я вам. Дайте век здесь дожить, за всех богов молить буду.
Произнеся последние слова, Клавдия как стояла так и опустилась пред людьми на колени. У многих женщин побежали слёзы, многие поджали губы и укоризненно смотрели на это зрелище. дети прятались за юбки матерей и смотрели на всё происходящие исподлобья, готовые тоже заплакать…
Владимир понимая что сейчас может решится не только её судьба, но и его, вошёл в круг что отделял женщин от Клавдии и протянув ей руку, произнёс:
— Что же мы не русские, что ли? Повинную голову не снимают. Лично я не держу на тебя зла, а придет беда, думаю, первая выйдешь чтобы её отвести. Так как думаете народ, не уж то людьми разбрасываться будем?
Женщины смотрели на Фёклу Гавриловну, и ждали её решения. Та задумавшись и глядя куда-то поверх голов женщин, произнесла будто приговор прочитала, что обжалованию не подлежит:
— Коли пришлый человек, снёсший от её глупости, столько, принял да руку подал, не уж то и мы руку сестре не подадим? Вставай, ты равна нам, земле и богам служи, да помни о том, что люди сделали для тебя.
Клавдия, вцепившись в руку Владимира, поднялась, не переставая плакать, и смешавшись с женщинами, отошла от машины, направившись к своему заколоченному, после зареченских по новому, дому. Усевшись возле него на лавочку, она казалось, по новому начала дышать, и столько радости было в её глазах, что не посмел ни кто подойти к ней с бранным или осуждающим словом. А в это время Наталья, Светлана, Ирина раздавали обновки для людей и детей. Радости не было предела, пока люди не посмотрев на ценники, стали смущенно возвращаться к машине чтобы вернуть вещи. Мама Ира сперва, не поняв почему, стала уговаривать оставить себе обновки, да только Наталья да Светлана остановили её и глядя на Владимира, взглядами просили его о помощи. Он всё понял глядя на любимую и наречённую, потому подойдя в новь к машине и подняв руки вверх, заговорил, и его остановившись слушали. Слушали как мужчину, и как того кто способен на поступок. А он, засмущавшись немного, но взявший себя в руки, начал говорить:
— Дорогие женщины, сегодня древнейший праздник. Праздник Рода. это ваш праздник, и не мне пришлому говорить вам, как он много значит. Это подарки, не задабривание, чтобы вы приняли меня в своё общество и разрешили жить на этой земле. Это право я думаю можно заслужить, только работая на всеобщее благо Ненарадовки. Нет корысти в моих подарках, так как есть у меня почин, с которым хотел бы обратиться к вам. Вы все знаете Светлану, выросла она на ваших глазах, добрая и открытая женщина. Значит некоторым образом вы все родственники её. У меня нет родных, значит, делая предложение вашей Светлане, я задабриваю всех её родных. Согласны отдать за меня Светлану, а потом на свадьбе отгулять?
Женщины как по команде уставились на Светлану, а та покраснев как маков цвет, согласно махнула головой, не зная куда себя деть от накатившего счастья, ведь вот так у общества, у всей деревни не высватывали ни одну невесту.
— Да чего уж, коли так, так и разговора нет. Бери. — проговорила Елена, первая сообразившая, что за обновки и копейки не надо платить, коли пришлый вроде как «колым» за невесту всей родне преподносит.
Все остальные женщины успокоившись, спокойно стали расходится по домам, примеривать обновки и восхищаться качеством да удивляться ценам что написаны были чернилами на каждой вещи.
Владимир, подойдя в Светлане и повинно понурив голову, проборматал:
— Прости, я больше не знал что сказать, чтобы остановить их. Ведь у них так мало радости, пусть хоть так будет маленький кусочек счастья. понимаю, что не в шмотках дело, а в участии к каждому, так что ты простишь меня?
— Володенька да большего для меня ни кто в жизни не делал. ведь это теперь навсегда будет на устах у людей. нас не будет, а люди помнить будут, что такое было, когда одну бабу у всей деревни сватали.
— Не бабу, а женщину.
— Ага, с двумя хвостами.
В тон ему возразила Светлана.
— С двумя чудесными детьми, которые будут мне родными и родные, если конечно появятся, будут им желанными братьями или сестричками. Всех обязуюсь любить крепко и сильно. Ты не представляешь, ведь у меня теперь есть смысл, значит жизнь полна. а теперь нужно наполнить этим смыслом и жизнь других людей.
— То есть?
— Света, ты забыла? У нас праздник, или как?
— Ой, мне же переодеваться надо, да Кирюшке и Маринке, гостинцы из города отдать надо. Заждались, небось.
— Ну беги, невестушка, а я со Славой потолкую, есть разговор мужской.
Отпустив Светлану, при этом поцеловав её впервые при всех, он подошёл к Вячеславу, и пристально глядя на него, заговорил:
— Слав, ты знаешь, за то что ты принял меня здесь, я твой должник. Потому, прошу ещё раз подумай. сегодня я так понимаю, выбор будет всего общества. Меня нельзя я пришлый, пойми. ты хозяин для них. У тебя жена ведунья, что для них высшая власть и почёт. Принимай людей, а я на подхвате буду, всю жизнь возле тебя тенью ходить буду. Помогать, да людям служить. Пускай хоть так, судьбу свою с ними свяжу, а там будь что будет.
— Нет Володя, я тоже всё сказал. Советником не так накладно. Вся ответственность будет на хозяине. А я простой учитель, не директор, и даже не председатель колхоза. а вот помнится у тебя в дедах один председатель был. Так что у тебя мил мой это в генах, как говорится сам Бог велел.
Праздник удался на славу. Баба фёкла провела всех под светом факелов в одну из березовых посадок, и там на поляне предстали пред ними древние идолы, что капищем стояли и служили для отправления служб и треб. Праздник был величественен. Зажглись костры, и были принесены в жертву злаки и овощи, дары леса и реки. Огонь поглотил всё и казалось с каждой требой он поднимался всё выше. Баба Фёкла на распев рассказывала богам, о всём что произошло за год в деревне, да так ловко, будто всю жизнь складывала песни и гимны в честь богов покровителей деревни.
Потом были хороводы, а потом пред всем обществом и богами был выбор старшего. И первым назван был людьми Вячеслав, и ему передали посох рябиновый, что был весь в рунах изрезанный. Но он склонив колено пред идолами богов и костром, что зажжён был древним способом на кострище их языческом, произнёс слова отречения от власти над людьми, поблагодарив за оказанную честь, он назвал другого, кто достоин этого жребия. Владимир со слезами на глазах принял и посох, и ответственность за людей деревни Ненарадовка, а потом был пир по возвращению в деревню. Боги были довольны и люди были спокойны. Разойдясь по домам, каждый вновь занялся своими делами. Папа Слава и мама Ира, возвращаясь в дом Гавриловны, думали, что их дети уже спят, но не тут то было, оказывается они не только ждали родителей, но и ещё сказок от какого-то бога Бая. Папа Слава сперва не поверил, но когда Фёкла Гавриловна, перематывая заветный клубочек, стала выводить мелодично:
— Баю, баю девочку, На полюшке жнеюшку, На лужку грабеюшку. Баю, баю другу девочку, У стола стряпеюшку, У окошка швеюшку. Баю-баюшки-побай!
Приходил к нам бог Баян.
Я Баяна молоком угощала, Я бога сказку рассказать упрошала. Прибежал Баян бегом. Рассказал он сказку с узелком.
Бай-бай! Бай-бай! Баю, баю бай!
Клубок уже сияя и переливаясь переносил древнего бога в нашу реальность, когда папа Слава протерев глаза уставился на старичка, что сидел на лавке в старом картузе и улыбаясь, подмигивал ему.
Баба Фекла поздоровавшись и преподнеся крынку молока, дождалась когда бог примет её, и опорожнив, предложит рассказать сказку в таких словах:
— Многими сказками баловал я вас детушки, да видно пришло время и для такой сказки. Слушайте да понимайте, а поймете, смекайте, да дальше передавайте. В некотором царстве, в некотором государстве да в большом лесу, жил поживал один охотник. Ловок был он, добр и приветив. Чистый сердцем и душой, одним словом. Как-то отправился он на охоту, да набрёл на избушку, что стояла на четырёх столбах невысоких, вбитых да огороженных костями звериными. Около самой избушки, пригляделся да различил сани сквозь ветки лесные, а подойдя поближе, так и черепа лошадиные увидел, что белели не вдалеке. Призадумался охотник, да и возьми, спроси как будто про себя:
— Кто ж здесь погребён, да позабыт, позаброшен.
А в ответ слышит:
— Я. Единственна дочь у отца. Потому и здесь погребена.
— За что ж тебя так?
-А у меня ни души ни жалости к людям не было. Весь свой короткий век измывалась я над людьми добрыми. Прокляли меня, вот я без души и прощения, померла. Да не совсем как видишь, а вот так и маюсь.
— Так что же делать, как помочь то тебе?
— Не знаю. спроси того кто умней да обо всём судить может.
Послушался голоса охотник, да и пошёл к волхву, а тот как услышал, загрустил, запечалился. Доброго охотника жалко из рода племени отдавать. А тот просит, помочь деве хочет. Вот и говорит ему волхв:
— Для того чтобы она ожила, ты должен с ней душой поделится, одна она у вас на двоих должна стать. Да прежде себя простить ты должен, ибо тот кто ради другого душой да жизнью своей жертвует — тот человек, но вот кто ему прощение дарит, тот богам подобен.
Задумался охотник, прошёлся среди своих родных и близких, просил прощения и у своих и у чужих, а потом, простил себя, и вернулся к девушке в странном срубе. Окликнул её и предложил, поделится своей душой, что уже и прощённая, и ей достаться готовая.
И голос ответил, что он согласен. Тут пронзило сердце охотника пустотой, а в голове помутилось, поломал он избушку на четырёх опорах стоящую. Вышла к нему дева красы невиданной. Стоило ему взять её за руку, как почувствовал, что и душа вернулась и жизнь поправилась. Взял он ту деву в жёны, да и уехал в своё род племя.
Бог Бай разглядывая свои руки на свет, что казался, лился специально для него из печи. Кашлянув и подняв глаза к печи, заметил, что дети уже спят, только и произнёс:
— По Прави сделали, что приняли человека на землю, да в сердца. Истинно говорю вам правнуки наши, по Прави. Бывайте потомки славных.
И в единый миг, сиянием озарённый древнее божество исчезло из вида. Поражённый папа Слава, простоявший всё это время, опустился на скамью, и только спросил:
— Это кто?
— Пошли, дорой отдыхать, я тебе всё там и объясню. Пусть все отдыхают.
Фёкла Гавриловна, смахнула ненароком выскочившую слезу, и улыбнувшись чему-то своему тоже отправилась спать.
Ненарадовка спала в счастливом неведении, что вскоре беда придёт в их дома.
