Дедушка прошлепал босыми ногами по длинному коридору на кухню. Шлепанье пяток по линолеуму в квадратиках, купленному недавно, возвещал о том, что дед недавно встал и требует своей законной порции чая, крепкого, заваренного так, чтобы дух от него шел по всей квартире. А духу-то этому, собственно, и некуда было бы деваться, кроме как разлиться ароматом по двум комната, обволакивая обшарпанные стены ванны с уборной и, налетев со всего разбега в единственно закрытые двери дедушкиной комнаты, остановиться в недоумении и испариться, не успев впитаться в желтоватые обои. Даже если бы дедушка сам по старости ли, по рассеянности забывал плотно закрывать прокрашенные лет двадцать назад двери, ведущие в святая святых – его комнату, мама и папа делали бы это сами. Когда эта кое-где треснувшая от старости деревянная дверь была прикрыта, и единственным напоминанием о том, что комната обитаема служила полоска света под ней и покряхтывание хозяина кельи, родителям казалось, что даже дышать получалось свободнее и легче, чем обычно.
Молчаливый и угрюмый старик никогда не повышал голоса, никто никогда не слышал этого седого старца, унижающего себя до крика, но его хмурые брови и грозно покачивающийся вытянутый указательный палец, по-старчески сухонький, со множеством складок, не раз останавливали многих обитателей этой квартиры от даже мелких шалостей.
В последние годы этот перст чаще всего грозил Анюте. Например, только она разбежится по длинному узкому коридору (такой длинный-предлинный, словно пенал из школьного ранца, ну как тут устоять, тем более, когда в конце этого пенала — коридора виднеются отблески из кухни и слышатся голоса, а по недавно выстеленному линолеуму (который, как мы уже знаем, был в клеточку, хотя для нашего повествования этот факт не имеет решительно никакого значения)) так приятно скользить, получается ну совсем как у той красивой тетеньки из телевизора на льду. Или, например, когда Анечке наскучивали книжки, телевизор, и она, пела песенку. А ведь что это за пение, если его не слышно? Она хотела порадовать маму с папой, да и дедушку в дальней комнате, поэтому пела старательно, громко, а значит и хорошо. Только вот дедушка так не считал. Неспеша он выходил из комнаты, хмурил густые брови, шаркал по линолеуму, совершая прогулку от комнаты до зала и грозил, грозил своим извечно сухоньким, смуглым пальцем. Никакие наказания, увещевания и крики не могли так напугать, утихомирить и остановить разыгравшуюся Анютку, как этот трехфаланговый орган человеческого тела, направленный в потолок.
Дедушка прошествовал босыми ногами на кухню, где его уже дожидался кем-то заботливо подогретый чайник и кусок торта – напоминание о вчерашнем визите маминой знакомой. Ане эта знакомая понравилась, она не только принесла девочке яркую книжку про какого-то белого щенка, но и много и долго рассказывала ей всяких историй. Например, она сказала, что, если съесть хвостик от поросенка, то сбудется любое твое желание. Жаль только, что Аня и вся ее семья – мусульмане, и есть свинину им нельзя, а то бы она обязательно попросила бы папу купить такого. Она видела как-то такого на мясном рынке, проходя между рядами, заставленными красными кусками, страшными поросячьими головами с вечно застывшими улыбками, словно жертвы гуимплена и смешными пятачками, куда они с папой пришли в поисках какой-нибудь «умершей коровки, желательно сделавшей это недавно».
Пока дедушка, активно шевелил бородой, пережевывая кусок торта, Аня подбежала к нему, обняла, поцеловала в колючие щеки, успела шепнуть «Доброе утро», и пристроилась на соседнем стуле, болтая ногами.
— Дедушка, а правда, что, если съешь поросячий хвостик – то желание исполнится?
— Нет. Кто тебе это сказал?
— Тетя Полина, она приходила вчера.
— Больше ее слушай, ушастая. Глупости и сказки.
— Неправда, сказки не бывают глупостями, – надулась Аня.
— Съешь свинину – будешь грешницей и не попадешь в царство Божие.
В тот день она пыталась расспросить всех про поросячий хвостик, но никто не верил ей и пожимал плечами, усмехаясь «Вот придумала, тоже мне…», или «Ой, эта твоя тетя Полина еще та сказочница» и все в подобном духе. Но как тетя Полина могла обмануть? Она же большая и так пахнет духами! И она принесла книжку с таким забавным белым щенком на обложке, и у нее такая смешная блузка, вся в цветочек, и мама говорит, что она хорошая. Так как же она может обманывать? Никак. Значит, это просто взрослые не хотят говорить правду…или не знают, может быть, о секрете поросячьего хвостика? Аня видела, он такой, закрученный как волосы у мамы, когда та снимет свои бигуди утром.
Ночью, когда Аню уложили в кровать, она долго не спала, все думала о поросячьем хвостике, как бы его достать, раз папа не хочет его покупать, как варить, ведь сырым же есть ничего нельзя в наше время, так мама говорит, а самое главное – какое желание загадать. Тетя Полина говорила, что хвостик исполняет только одно желание. Но свинина грязное мясо, его мусульмане не едят. И перед глазами дедушкин грозящий палец «…не попадешь в царство Божие». А может, съесть хвостик и загадать желание – попасть в царство Божие? — подумалось Анюте уже в полусне.
Ночью ей снился хвостик – поросячий, лошадиный, коровий….все хвосты, которые она видела на картинках…они мелькали перед ней как в калейдоскопе, один за другим, как будто предлагая себя в качестве еды, а Аня во сне хваталась то а один, то за другой. А они все пролетали мимо, испаряясь в дымке сна, уходя куда-то в подсознание, откуда появились, совершая свой неизменный круг недолгой жизни, как мотыльки, радуя нас всего на ночь, а потом исчезая до следующей. Вдруг во сне появился дедушка, собрал еще оставшиеся хвостики, погрозил пальцем и…застонал…
Стон продолжался даже тогда, когда Аня уже проснулась. Продолжая тереть глаза, она прислушалась в темноту. Стон не прекращался, наоборот, шум усилился возней, беготней, голосами. Соскользнув на пол, нащупав тапочки и, привыкшими к темноте глазами, проложив себе безопасный маршрут среди игрушек к выходу, Аня приоткрыла дверь и мышкой выскользнула из комнаты. Странности начались еще в коридоре. Дверь в дедушкину комнату была открыта! И оттуда горел свет. Это раз. Мама с папой сидели в дедушкиной комнате! Это два. Еще там был врач в белом халате – это три! И дедушка никому из них не грозил пальцем – уходите, мол, из моей комнаты, нечего тут делать, — это…сколько там уже? Четыре! Четыре необычности сегодня. Ах, да, и никто не спал.
Через полчаса, когда врач ушел, а папа с мамой тихонько прикрыли дверь в дедушкину комнату, Аня еще не спала. Она вся замерла, как суслик (по телевизору рассказывали про таких, они замирают, чтобы услышать и увидеть врагов). Разоблачить врагов может только разговор родителей, когда они думают, что дети их не слышат. До недышащей Ани донеслись обрывки фраз «возраст, что ж ты хотела», «ну будем следить», «слава Богу, спит» и еще непонятное слово «давление». Почему то оно было «высокое» у дедушки. А дальше вообще слово непроизносимое совершенно «гипопотамия». И тут Ане открылась вся правда! Эта высокая гипопотамия хочет съесть их дедушку, она теперь его не отпустит, потому что он старенький и даже давления родителей недостаточно для этого (Точно! Вот оно слово давление! Аня как то слышала, мама говорила дедушке: «Не надо давления на ребенка»). Вот так просто и в одночасье Ане открылась вся беда их дома. Что же делать? Может найти эту гиппопотамиху и уговорить отпустить дедушку? В папиных фильмах обычно герой говорит «Возьми меня, а ее отпусти», но там дяденьки с пистолетами, а тут….вообще неизвестно, понимает она нашу речь или нет? Как же быть? И тут Ане в голову пришла гениальная мысль. Поросячий хвостик! Вот решение проблемы, вот ответы на все вопросы! Но как же «не попадешь в царство Божие»? В геену огненную Ане совсем не хотелось, быть грешницей – это самое страшное! Но как же дедушка?… С этими мыслями она заснула уже до утра.
Утро выдалось чудесное. Пели птицы, шумела верба за окном, дворник мел улицу и машину гудели, гудели… Аня вскочила с кровати, хотела даже что-то спеть, но тут же осеклась. Она вспомнила вчерашний кошмар, и свои мысли, и сон..Все это разом пронеслось у нее в голове. Как раз в этот момент в комнату зашли родители. Они сказали, что уходят на работу, и чтобы Аня себя хорошо вела. А сегодня особенно хорошо, потому что дедушке нездоровится. Потом про какие-то сосиске в холодильнике на обед. И все!
Ох уж эти взрослые, вечно лезут со своими глупостями, а о самом главном упоминают вскользь, вечно хотят смягчить трагедию, думают, что дети ничего не понимают. Дети, если хотите знать, понимают даже больше, чем эти доморощенные взрослые. Тоже мне, выдумали слово «нездоровится». И еще эту работу. Как можно ходить в такие дни на работу? А может, они, как в сказке Иван-царевич и Еленой Прекрасной на Сером волке и искать молодильные яблоки в саду у великана? И тогда дедушка будет сильный, молодой, сможет отбиться от Гиппопотамихи. Уф, до сих пор тяжело произносить. Если у нее имечко такое, а выглядит она как, интересно? Ане представился бегемот, как в книжке с картинками, с разинутым ртом и белыми в ряд зубами, на коротеньких ножках, с маленькими почему-то красными глазками.
Дом в одночасье опустел, утренняя суета и извечные вопросы «Где мои носки» улетучились вместе с родителями, и стало слышно, как ходики часов мерно совершают свой ежедневный труд. И еще сопение дедушки,а иногда и старческий кашель. Такой особенный кашель, который бывает только у стариков, с хрипом, но в то же время от него не становится страшно, что человек задохнется или с ним что-то не так, кашель, по которому сразу понимаешь, что это не простуда и не грипп, и человек ничем не подавился…разве что старостью, которая иногда давит своей морщинистой рукой на грудь чуть сильнее обычного.
Но Ане, уже посвященной в тайны дома и опасности, грозящей дедушке, даже этот безобидный кашель казался настоящей угрозой. В ее голове тут же созрел план по поеданию поросячьего хвостика. Если до этого злополучного кашля сомнения по поводу «геены огненной» еще терзали душу девочки, то сейчас все стало на свои места и ночные колебания казались в свете настоящего утра просто кощунственными.
Рынок только открывался, когда туда забежала маленькая девочка с большими грустными глазами и стала каждому продавцу задавать смешной вопрос о том, есть ли у них в продаже…ну конечно же, поросячий хвостик. Люди смеялись, отправляли спросить то же самое у соседки, дабы избавить себя от необходимости лишний раз пересказывать ей же что именно просила странная девочка с большими грустными глазами. А девочка прилежно спрашивала заученную фразу, перебегая с одного прилавка до другого.
Наконец, какой-то усатый дядя сжалился над чудачкой, покопался под прилавком и выудил оттуда, о чудо из чудес!..тот самый чуть загнутый кверху, свернутый как мамин локон после ночных бигудей – поросячий хвостик. Если вы никогда не находили клад, вы не поймете ликования девочки, если вы никогда не спасали жизни – вы не поймете чувств усатого дяди при виде сияющих глаз девочки, которые еще минуту назад были такими грустными. С гордостью, достойной морской царицы, отдающей все сокровища своего подводного царства, Аня разжала кулак, полный пригоршней монет, готовая всыпать их в приготовленные руки продавца. Но тот лишь рассмеялся в ответ, завернул хвостик в бумагу, отстранил вытянутую ручонку и вручил сверток неудавшейся морской царице.
Удивительное свойство старость – она приближает нас к младенчеству во многих отношениях. Еда, капризы, сон. Благодаря последнему, дедушка еще мирно спал, пока Аня звенела ключами в замочной скважине, ставила кастрюльку с водой, судорожно вспоминая, как это обычно делает ее мама. Покрутив круглый указатель температуры туда-сюда, девочка, наконец, остановилась на отметке 250.
Пока в кастрюле кипит вода (а кастрюлю, надо сказать, Аня выбрала, мягко говоря, не самую маленькую, ибо посчитала, что дедушка не маленький, значит и кастрюлю, в которой будет вариться волшебный хвостик надо подобрать соответствующую), давайте поговорим о таком свойстве человеческой души, как самоотверженность. Как много было написано книг, снято фильмов, рассказано душещипательных историй о том, как один человек (или животное) жертвует жизнью, положением, ногой, рукой, богатством, душой наконец (нужное подчеркнуть) ради другого любимого существа. В мифах Орфей спускается к Аиду, чтобы вызволить оттуда любимую, во времена О Генри Дили решается отрезать волосы, чтобы сделать любимому подарок. А что же остается нам? Мы мечтаем о героическом времени, чтобы совершить подвиг, не замечая, однако, что самое трудное – делать множество маленьких, микроскопических, порой незаметных подвигов каждый день ради тех, кого мы любим: ходить на скучную работу, слушать изо дня в день повторяющиеся рассказы, улыбаться, когда хочется плакать…И все ради того, чтобы любимый человек мог достойно жить или просто не обижался на нас.
Но что то мы заговорились, а тем временем вода в котелке уже кипела ключом, как обычно пишут в кулинарных книгах, а Аня забрасывала поросячий, о, просите, волшебный хвостик в воду. Дабы избежать ментальности в тоне, появляющейся при более-менее продолжающемся монологе без определенной темы или сюжета, мы сделаем тот самый монтаж, который так просила одна из героинь советского фильма у благородного парня по имени Джонни. Через минут пять, когда Анюта поняла, что вода уже почти вся испарилась (ибо налила она ее немного, сколько смогла унести), она решилась вытащить крючок хвостика из уже опустевшей кастрюли. Вооружившись ложкой побольше и подлиннее, она вскарабкалась на стул и выловила-таки аналог волшебной лампы Алладина из кастрюли, больше напоминавшей ванну по своим габаритам.
И вот он лежал перед ней – розовый и уже даже сваренный, закрученный и немножко противный. Несмотря на эту самую противность, первым Аниным порывом было съесть хвостик. Но! «Геена огненная», и прочие глупости лезли ей в голову. Ведь и с лучшими из нас это случается – сомнения. Даже если мы на пути свершения величайшего из подвигов человечества, эти терзания души нас не оставляют до самого конца. Аня, в отличие от своих свертников, довольно ясно и четко представляла себе что такое ад. Благодаря дедушкиной ярой пропаганде ислама, изучения Аней под его руководством слова Божьего, девочка отдавала себе отчет в том, что она совершает смертный практически грех для своей религии. Но порыв души нельзя измерить религией. И она решилась… Разжевать и проглотить кусок поросячьей плоти оказалось не так уж и просто. Но еще сложнее оказалось скрыть все произошедшее от родителей и дедушки.
Первые, узнав о героическом подвиге маленькой девочки, лишь рассмеялись, так и не поняв до конца по сбивчивым рассказам Анюты, для чего же все –таки ей понадобилось жевать отвратительную часть поросячьей плоти, второй долго сокрушался и грозил девочке всеми кругами ада, пока родители, испугавшись за здоровье престарелого родственника, не начали спешно успокаивать расходившегося старика.
После этого забавного для родителей и трагического для дедушки с Аней случая, здоровья дедушке, конечно, не прибавилось, но, глядя в полумраке комнате тем же вечером в окно на качающиеся ветки тополя, Аня чувствовала, что сделала тем днем нечто, чем она может гордиться. Она искренне верила в то, что дедушке уже завтра станет лучше и никакой «гиппопотамихе» он не достанется.
