Ашкелон, декабрь, этюд.
Мраморной лестницей море
стремится к пляжу,
Крепостью белой застыл пароход на рейде.
Все мы когда-нибудь станем песком, пейзажем,
Но не исчезнем, рассказам живых не верьте.
След оставляет по кромке воды прошедший.
Радость улыбки…о чём говорить влюблённым.
Ракушки нежный рисунок — гордись, Горшечник! —
Всё это тем, кто придёт посмотреть на волны.
Вышли из моря и в море вернёмся снова,
Прах и вода – вот и глина для новой цели.
Только останется слово, Твоё же Слово,
То, что услышали, то, что сказать успели.
Голаны, март, этюд
Горестно расставаться с этим закатом грешным,
С криками футболистов за дальнею кромкой парка.
Стоит заснуть и уже не проснёшься прежним,
Нить всё короче, но так же усердны Парки.
Тело стареет, да будет земля нам пухом,
Там, где пасует разум, спасает вера.
Ночь приближается…вот и слабеем духом.
Может душа попадает в иные сферы?
Или не попадает… а птицы поют беспечно,
Солнечным утром привычнее верить в чудо.
Если и ждёт за последней калиткой Вечность,
Дай мне вернуться сюда, чтоб уйти отсюда.
*
То ли мы так быстро постарели,
То ли наши краски – акварели –
Века угасающего блажь.
Вы – другие, отрицая тени
И полутонов переплетенье,
Выбрали крикливую гуашь.
Сок растений, уголь или глина,
И зрачки стоглазого павлина –
Всё подходит, всё годится; что ж…
Нам когда-то тоже удавалось
Скрыть под маской возраст и усталость…
Только время обнажает ложь.
**
Когда ни строчки, ни полстрочки
И скулы набело свело,
Тоска полночная морочит:
«Что, милый, рубище мало?»
Молва судьбу опередила,
А за душою – ни гроша.
Нести служение не в силах
Опустошённая душа.
«Поэт язычески неистов,
А ты рассудочен и строг».
Стихи – молитвы атеиста,
А слово – Бог.
