Дорогу Ковбасюк освещал карманным фонариком. Бетонный коллектор, видимо, давно не работал, в некоторых местах его стены осыпались, под ногами чавкала грязь. Показалось какое-то белое пятно и запахло спиртом. Бойцы остановились, прислушались, где — то, наверху, гудели моторы, и слышалась немецкая речь.
Тесный тоннель закончился, разведчики увидели металлическую решётку и несколько слоёв колючей проволоки. На этот раз воспользовались железными ножницами. Славку хотели оставить «сторожить» лаз, так как дальнейшая дорога становилась всё опаснее и опаснее, но он «выдавил слезу» и командир сдался.
В просторном коридоре — мешке валялись какие-то бочки, а с потолка капала вода. Фонарик в руках Ковбасюка «выхватывал» серые куски подземного интерьера. Сплошная стена и вдруг в углу деревянная дверь на ржавых петлях. Её открыли, прошли в следующее помещение, захламлённое какими-то железяками, изогнутыми трубами и маслеными агрегатами. Видимо, здесь когда-то был механически цех, где крутились тяжёлые валы и гудели электромоторы.
По железной винтовой лестнице разведчики поднялись из подвала наверх. Здесь тоже пахло сыростью и какими-то лекарствами. Славке это помещение напомнило птицеферму, где он однажды был с мамой, только в клетках здесь сидели не куры и цыплята, а люди. Вернее, они лежали, в каждой клетке по одному человеку. Всего их было где-то десять. Заключённых охранял надзиратель. Он сидел за столом, над которым висела единственная лампочка, тускло освещающая небольшое пространство.
Разведчики легли на бетонный пол рядом с какими-то ящиками и замерли. Внезапно рядом с ними в клетке проснулся узник, внешне похожий на гориллу. Он уставился на разведчиков, раскрыв щербатый рот. Мужчина вцепился в решётку и начал рычать.
Охранник, встал из — за стола, подошёл к клетке, выругался, но вернуться на прежнее место ему помешал Фёдор. Он одним прыжком достал унтер-офицера, свалил на пол и зажал ему рот. Ковбасюк схватил со стола бумаги и сунул их в вещмешок. Белоусов попытался заговорить с пленным, но он рычал, ощерив зубы, и бился головой о решётку.
Разведчики выбежали из «птицефабрике» и в соседней комнатё нос к носу столкнулись с охраной. Их оказалось человек пять, завязалась драка. Славка заполз за деревянный щит, вынул гранату и закрыл глаза. Он слышал, возгласы на русском, крики на немецком, глухие удары и выстрелы.
Славку кто-то схватил за руку и потащил по тёмному коридору. Это была рука дядьки Ивана. Значит, живой! Разведчики метались, как мыши, забегая в какие-то тёмные коридоры, катились по железной лестнице, и стреляли. Ковбасюк выбил ногой окно и бросил куда — то вниз гранату. В ответ послышались автоматные очереди. Фёдор Лап-Лап выбил ещё одно окно, через которое можно было обстреливать двор — и разрядил весь автоматный рожок. «Это вам за Лиду!» — кричал Фёдор, вытирая с лица, то ли слёзы, толи пот.
Пока Ковбасюк и Фёдор отстреливались Белоусов нашёл какую-то железную дверь, на которой висела табличка с черепом и двумя мослами. В тёмном цехе стояли светлые высокие ёмкости. Славка дотронулся до одной из них ладонью — металл оказался тёплым, словно лоб тяжелобольного.
Внезапно в цехе зажёгся свет. Разведчики подняли головы и увидели, как на железном мостике появился немецкий офицер. « Ахтунг! Ахтунг! — крикнул фашист, но над его головой просвистели пули. Он спрятался за железной перегородкой.
В углу цеха, рядом с разведчиками приоткрылась дверь и к Славкиным ногам упала граната. Он мог бы её ударить, но точно одеревенел. У него так было однажды, когда он увидел, как немцы расстреляли его отца. Граната вертелась возле ног, Славка успел закрыть лицо руками и только Фёдор упал на неё.
После взрыва Славка видел всё как во сне. Перестрелку. Пожар! Они убегали и за ними гнались! Казалось, всё кончено! Казалось, нет сил! Казалось, сердце вырвалось из груди. Но Славкины ноги куда-то несли и несли лёгкое тело.
Наконец-то разведчики выскочили из тёмного коридора во двор, где возле склада стояло несколько грузовых автомашин. У одной из них Ковбасюк открыл дверцу и выстрелил, на землю что-то упало. Командир вцепился за руль, а Славка и дядя Ваня сели рядом. Машина тронулась и помчалась в сторону КПП.
В железные ворота спиртзавода въезжал грузовик, Ковбасюк посигналил водителю и нажал на газ, его машина, как самолёт, летела все, сметая на пути. Славка закрыл глаза и ощутил сильный толчок, он свалился с сиденья и валялся, как котёнок на дне корзины.
— Славка, ну? Славка, ну? — мальчишку за плечи тормошил дядя Ваня, — давай показывай дорогу!
Машина летела по тёмной улице, мимо чёрных силуэтов горбатых домов. Свернули на лево, проехали, кажется, мимо базарной площади. Опять свернули, по кузову полоснули пули.
— Мы не туда едем, — крикнул Славка, — нам надо к лесу, а мы прём в центр! Разворачивай!
-Как скажешь, командир! — Ковбасюк свернул в какой-то переулок. Белоусов высунулся из окна: «За нами гонятся два мотоцикла и машина! Подпусти поближе!» Ковбасюк нажал на тормоза, грузовик тряхнуло и бросило в кювет. Белоусов открыл дверь, выпрыгнул на землю и, примостившись за ствол дерева, открыл автоматный огонь. Кажется, попал?
Разведчики бросили грузовик и попытались скрыться в переулке. «Подождите, хлопцы!» — услышали они чей-то голос. Разведчики остановились, из кузова машины выпрыгнул человек в серой робе. «Я свой, хлопцы, я свой! — задыхаясь, тараторил мужчина.
-Полицай? — рявкнул Ковбасюк.
— Подивись, — мужчина закатал рукав и показал что-то на руке, видимо, выколотый номер, — рядовой Карпенко, узел связи минометного дивизиона. Ход в плэну.
— Ты чего в кузове делал? — Ковбасюк еле успевал за Славкой — разведчиком, последним бежал Белоусов.
— Нас заставили машину грузить, — Карпенко жадно глотал воздух, — мы только начали — и тут бабахнуло! Мы впятером работали на грузовике. Трое, Витька, Карен и Семён на повороте выпрыгнули, Никиту шальной пулей ранило. Я его трёс-трёс, думал, очухается, а потом, вижу, всё!
— Город знаешь?
-Нет.
Районный городок — большая деревня. Здесь все друг друга знают в лицо, здесь, словно в заснеженном поле, сложно укрыться серой полёвке от лисьих клыков. Славка не сразу понял, куда ведёт разведчиков. В начале он просто бежал и бежал, а потом вспомнил тётю Риму почтальоншу. Она до войны разносила газеты и письма. У неё сын Борька. Они вместе когда-то играли в футбол. А уже весной, когда в городе орудовали фашисты, он с Фёдором заходил к ней как-то ночью за провиантом.
Славке помогли перемахнуть через забор, и он оказался в весеннем саду, где цвели яблони. Под одной из них стояла пустая собачья конура. Славка прошёл к воротам и впустил Ковбасюка, Белоусова и Карпенко. Разведчики спрятались возле деревянного сарая, а Славка тихо постучал в окно.
На соседней улице раздались крики и автоматные очереди. Мимо забора проехал грузовик с солдатами. Ещё один. Славка спрятался за дерево. В саду ветвистая яблоня, напоминала страшного паука на невидимых ниточках лунного света. Казалось, это страшное чудище оторвётся от земли и поползёт, вверх, к звёздам. Может быть, с собой заберёт, и Славку, и дядю Ваню-ветеринара, и командира Ковбасюка, и связиста Карпенко?
На окне задрожала занавеска, и Славка прилип к стеклу. Тётя Рима, видимо, узнала юного разведчика и открыла дверь.
— Я не один, — сообщил Славка, — нас четверо! Они возле сарая. Тётя Рима молча кивала головой. Она провела мальчика в сени и зажгла лучину.
— У тебя кровь на лице, ты ранен? — женщина протянула полотенце, у неё дрожали руки и на глазах выступили слёзы.
— Я шиповник не заметил, — соврал Славка, — ободрался чуть-чуть. Нам бы укрыться на пару дней?
— Хорошо, ты оставайся здесь в хате, — тётя Римма сняла с вешалки ключи, — а мужики пусть в сарае.
Тётя Рима отнесла разведчикам тёплые вещи и определила их в укромное место — тесную земляную яму с деревянными настилами для хранения бульбы. Славка свалился на пол и тут же заснул.
Утром к тете Риме нагрянули полицейские. Двое курили возле ворот, а третий зашёл в хату. Славка лежал на кровати за ситцевой занавеской и отчётливо слушал их разговор. Он поискал трофейный пистолет, но, видимо, «заботливая» хозяйка убрала его вместе с грязной одеждой.
— Где пацан? — спросил полицейский.
— Какой? — удивилась женщина.
— А то ты, Римка, не знаешь!
— Первый раз слышу.
— Вчера партизаны напали на спиртзавод. Весь раздолбали! Немцы — без шнапса, злые как черти!
— Соседи говорят, к тебе кто-то ночью наведывался.
— Это кто же сказал? Поди, Нюрка-ненормальная?
-Не важно, у нас агентура работает чётко! Пацан-то где?
— Не знаю я никакого пацана! Честное слово!
— Дуришь, а зря! Всё — равно их поймают. Троих уже повесили на площади. Одного подстрелили, а вот, малой — шкет и трое взрослых пока где — то прячутся. За укрывательство партизан, сама знаешь, расстрел! Тебе сколько лет-то?
-Как и тебе, сорок пять!
— А помнишь нашу классную руководительницу?
— Помню.
— Её, правда…
-Да. Повесили. За содействие партизанам. Короче, я тебя предупредил, а ты смотри.
Полицейский хотел выйти из комнаты, но услышал шорох за занавеской. Славку трясло, как от лихорадки. Во рту пересохло, сердце подкатило к горлу, казалось, вот-вот перекроет дыхание. Он попробовал повернуться на бок, на пол упало полотенце. Полицейский повернулся к хозяйке :
— У тебя там кто?
— Мыши!
— Может, проверить?
— Проверяй!
— Ладно, за то, что ты мне давала списывать, я тебе прощаю. Может быть, ещё и замолвишь слово, за уркагана? Просьбу не забыла?
-Помню!
Полицейский ушёл. Славка соскочил с кровати и попытался отыскать свою одёжку. Вернулась тетя Рима:
— Чего потерял?
-Пистолет.
— Он под подушкой. А штаны я постирала, они в чулане сохнут.
-Полицейский заметил меня?
— Может быть, и заметил, но он не выдаст. Этот хитрый волчище уже понял, скоро придут наши и теперь ищет связи с партизанами.
— А может быть, он специально к тебе ключи подбирает, чтоб войти в доверие, а потом и накрыть всех сразу.
— Может быть, и подбирает, но он мне помогает уже не первый раз. Надеется, что ему, бывшему уголовнику, а теперь полицаю, простят?
-Я бы не простил!
-И я!
Командир группы Ковбасюк через связных передал в партизанский отряд какую-то шифровку. Она звучала странно и даже смешно: «Весна ранняя. Сейте горох!» Эту информацию передали в центр и скоро разведчики узнали, о каком «севе» шла речь. Группа вышла из своего убежища в тот момент, когда над городом раздался оглушительный вой сирены, и на окраину города посыпались бомбы. Советские лётчики «сеяли горох» именно в том месте, где находился бывший спиртзавод — секретная лаборатория по производству бактериологического оружия.
Вернувшись в отряд, майор Ковбасюк передал своему командованию ещё одну шифровку, о результатах операции и её участниках.
«Есть потери, погиб, рядовой Бабко, проявив мужество и героизм, Фёдор Тимофеевич в критический момент своим телом накрыл гранату и спас жизнь товарищам.
Вячеслав Белкин — 14 лет от роду, показал себя, как опытный разведчик. Освободили из плена рядового Карпенко Кузьму Тимофеевича. По его словам, он родом с Украины, воевал связистом в миномётном дивизионе, попал в плен под Киевом. Нужно пробить его данные и проверить, не агент ли он Абвера?
В партизанском отряде я встретил рядового Белоусова Ивана Михайловича, проходившего в наших документах под кодовым названием: «Ветеринар». Участвовал в операции по выявлению и ликвидации секретной лаборатории. Работает профессионально.
Во время рейда получены важные документы и пробирки с насекомыми. Что с ними делать? Как переслать? Жду дальнейших указаний.
СТРЕЛОК».
НАПАДЕНИЕ НА БАЗУ
Славка — разведчик узнал от командира группы Ковбасюка про страшные облавы в городе. Фашисты точно озверели. Жителей целого квартала увезли куда-то на грузовиках, а их спасительницу — связную тётю Риму казнили на центральной площади.
Командир из центра получил шифровку, в которой сообщалось, что скоро на лесной аэродром должен приземлится самолёт с двумя группами разведчиков. Первая ведёт операцию «Энормоз» — сбор информации по проблемам урановой бомбы, а вторая сосредоточит своё внимание на экспериментальную лабораторию бактериологического оружия под Познанью.
Ковбасюк пригласил в свою землянку Славку — разведчика и Ветеринара. Он поблагодарил их от лица командования — 4-го Управления НКВД и самого товарища Павла Михайловича Фитина — руководителя внешней разведки, за участие в операции по ликвидации секретной фашистской лаборатории.
— За нашим «лучшим другом Карпенко» надо присмотреть, — Ковбасюк выглядел хмурым и раздражённым, — только он из нас троих знал про то, что Рима поддерживала связь с партизанами.
— Может быть, случайность? — Ветеринару, видимо, не хотелось верить в то, что среди бойцов партизанского отряда находится предатель, а, возможно, и агент нацистского Абвера.
— Риму фашисты повесили на площади с табличкой «Пособник партизан», — Ковбасюк вынул пачку трофейных папирос, — значит, её кто-то выдал.
-Это, возможно, полицай, Шмель, — Славка плотнее закрыл дверь в землянку, — он учился с тётей Риммой в одной школе и просил её установить связь с партизанами.
— Ты откуда знаешь? — Ковбасюк напрягся.
— Я тогда в доме слышал их разговор, — Славка уже не сомневался — доверчивую связную обхитрил полицейский.
-Возможно, Шмель, — размышлял Ковбасюк, — а возможно и кто-то другой. За Карпенко присмотришь?
— Присмотрю, — Ветеринар опустил глаза, — такая жизнь, что скоро самому себе перестанешь доверять.
— На рассвете к нам прилетят из Центра, — Ковбасюк вынул карту, — надо подготовить аэродром для встречи. А пока даю шифровку, что у нас всё идёт по плану. Документы и ампулы в тайнике?
— Надёжно спрятано, — доложил Ветеринар, — я этих насекомых каждый день проверяю. В двух стекляшках они залиты каким-то веществом, похожим на парафин, а в третьей — живые, готовые к размножению.
Ковбасюк попросил Славку отнести в землянку радиста и шифровщика важную радиограмму, чтоб её срочно отправили в Центр.
На верхушке сосны сидела сорока. Она что-то передавала другим птицам на своём «секретном» языке. Наверное, о том, что над лесом, вот уже который день, висит «стервятник» с крестами на крыльях. Самолёт-разведчик нарезал круги в небе, прощупывая километр за километром сплошного сосняка среди топей болот. В отряде вражеский самолёт называли по-деревенски: «Рама».
«Хорошо бы в неё запустить булыжник, — думал Славка — разведчик, — да так садануть, чтоб вся охота отпала шпионить, чтоб бабахнулся о землю и на мелкие кусочки, чтоб…».
Между тем, фашистские лётчики, уже знали место расположения партизанского отряда и координировали передвижение механизированного стрелкового подразделения и отряда полиции. К летнему лагерю партизанского отряда уже спешили фашистские самолёты с тяжёлыми бомбами, а на земле сужалась плотная вражеская цепь.
Связисты партизанского отряда прослушивали эфир, полевая рация — металлический чемоданчик с антенной и наушниками, как ящичек циркового иллюзиониста, шумел и посвистывал. Иногда в эфире всплывала немецкая речь иногда наша. Но всё больше хрипел и кашлял, как тяжелобольной.
— В центр? — шифровальщик взял у Славки-разведчика бумагу, — последние сутки нас что-то фашисты здорово глушат.
— По моему они подтягивают войска к лагерю, — связист переключил какой-то тумблер, — во всяком случае, передай Ковбасюку, что мы кое-что засекли.
— Так что передать командиру? — уточнил Славка — разведчик.
— Пока ничего не передавай, — буркнул связист, — поживём — увидим, чего они хотят.
По лесу трещали сороки, где-то далеко-далеко за болотными кочками и кустами кукушка кому-то считала года, а в траве ползали муравьи. « Тепло. Светло. Красиво. Жить хочется!» — Славка почему-то вспомнил дядю Фёдора Лап-лап. « Он рассказывал ему о красавице Лиде, мечтал жениться на ней после войны, а потом когда лежал раненный на бетонном полу тоже сказал: «Жить хочется!» Уронил голову и умер. Наверное, всегда так бывает, когда чего-то очень хочется — не получаешь? Вернее, получаешь, но совсем не то…».
Ковбасюк и Белоусов рассматривали немецкие документы, полученные во время нападения на лабораторию. Какие-то схемы, чертежи, снимки и тексты. Бумаги кто-то аккуратно прошнуровал и поставил какие-то знаки и печати.
— Это я, полагаю, инструкции, — Ковбасюк захлопнул папку, — из Поздненского научного центра, их шефа, профессора Блома. Как переломить ход войны при помощи бактериологического оружия?
— Я одно понял, — Белоусов передал командиру какие-то листы, — там всякую заразу испытывали на живых людях, а потом их умерщвляли при помощи цианистого калия.
— Судя, по всему, Фёдор погиб в основном корпусе, — Ковбасюк что-то написал на бумаге, — в этом блоке располагались мощности по производству бактерий и проводились исследования их смертельного действия на людях и животных. Я видел, там, камеры со специальными воздуховодами для подачи, в случае необходимости, отравляющих веществ.
— Специалисты разберутся, — предположил Белоусов, — главное всё переправить в Центр.
Славка — разведчик доложил командиру о предположениях связистов — на партизанский отряд фашисты готовят нападение, среди наших бойцов надо искать вражеского лазутчика. Ковбасюк вызвал Карпенко и объяснил ему ситуацию, мол, пока суть, да дело, будет он сидеть под домашнем арестом в землянке. Ковбасюк, мол, ждёт подтверждение из Москвы — Карпенко должен сидеть, как селезень в камышах. Тише листвы — ниже травы!
Славка-разведчик отвёл Карпенко в землянку. Мальчику показалось, что взрослый дядька стал ниже и слабее.
— Ты мне тоже не веришь? — спросил солдат.
— Верю, — ответил Славка и вышел из землянки. Он шмыгнул в ельник по маленькой нужде и тут над его головой пронёсся какой-то самолёт, за ним второй и третий. Фрицы! Славка пригнулся и ломанулся в чащобу. За его спиной уже гремели взрывы.
Он упал на вздрагивающую землю и заплакал. Славка не верил своим глазам — на месте землянки, где находился Карпенко, дымилась большая воронка. Горели сосны и в том углу, где была землянка связистов.
После авиационного налёта на лесной массив спустились сумерки. Партизаны не успели оправиться от молниеносного удара, а по их позициям уже били фашистские пулемёты. Славка в обнимку с какой-то корягой, просидел целую вечность, не понимая, где немцы, а где свои. У него так было однажды, ещё до войны — утром проснулся в горящей избе у бабки в деревне и не понял сон это или не сон.
Неожиданно мальчик услышал чьи-то голоса, знакомую, родную речь. «Наконец-то, свои!», — подумал мальчик, и вышел из укрытия. Но Славка ошибся, перед ним стоял полицейский, по кличке, Шмель. Они оба узнали друг друга.
— Стоять, гнида! — полицай размахнулся и ударил Славку в лицо. Мальчик свалился с ног и больно ударился головой. Он перевернулся на живот и зажал руками нос. Из него лилась кровь. В глазах потемнело, голова гудела.
— Придурки вы лагерные, — Шмель вытер сапоги о Славкину спину, — вы думали, я вас не найду? Вы думали, я с вами в жмурки буду играть? Ошибаетесь. Германские войска — серьёзная сила! Ваш отряд состоит из дерьма! Пэонэров и пэнсионэров!
Полицаи заржали. Кто-то из них предложил добить «мальца», чтоб не мучился. Но Шмель сказал, мол, он хоть и «сопливый», но всё — равно преступник, а преступников, по германским законам, надо вешать.
— Этот, гадёныш, мне ещё много интересного расскажет, — Шмель наклонился к мальчику.- Кто подорвал военный эшелон? Кто в спиртзавод лазил? Кто уничтожал моих людей? Скажешь? Правильно? Поможешь — нам и мы поможем тебе! Всё по — честному!
Славка сел на землю, потрогал опухший нос и губы. Огляделся. Со Шмелём курили полицаи. Где-то в глуши, видимо, заканчивался бой.
В ночном небе гудели самолёты. «Наверное, наши, — подумал Славка, — куда они будут приземляться? Кругом немцы? Славка провёл ладонью по карману штанов и нащупал рукоятку пистолета.
-Шмель, я готов.
— Чего ты готов? Душить котов?
-Поговорит.
-Говори!
-Давайте отойдём?
— Говори здесь.
-Нет.
-Ну, пошли. Только я у тебя карманы проверю.
Славка вынул пистолет и выстрелил. Шмель повалился на кусты, а мальчишка, скатившись в какую-то ложбинку, выстрелил ещё несколько раз. В ответ последовал шквал огня. Мощного, но не точного. Над головой свистели пули, но Славка не слышал их, он бежал по лесу, точно босиком по горячим углям.
Мальчик очнулся на берегу болота. Квакали лягушки, что-то укало и гудело. Ему показалось, нет войны. Ему показалось, все живы, и мама, и папа, и дядя Фёдор и тётя Рима. Они стояли в камышах, красивые, белые — белые, как ангелы. « Милые мои, родные! Спасибо вам за всё! Спасибо!»
Мальчик открыл глаза. Сквозь облако тумана пробивалось солнце. Он встал на колени и долго — долго о чём-то просил ангелов. Кто же ещё ему мог помочь? « Партизанская база разбита? Полностью! Об этом говорил Шмель. Может быть, кто-то остался жив на лесном аэродроме? Вряд ли, хотя там новая площадка, её начали обживать с прибытием Ковбасюка. Надо, наверно, идти туда? Ну, а куда же ещё? Не на станцию же с таким лицом». У Славки кружилась голова и болела челюсть. Он с трудом жевал ягоды и берёзовую кору.
Сколько он блуждал по лесу? Может быть, день. Может быть, неделю. Всё перемешалось в его голове. Партизанский дозор случайно набрёл на разведчика. Нашли еле живого в гиблом месте, урочище. Обрадовались, как родному сыну. Кто-то взял его на руки. Удивительно! Он не плакал. Видимо, сил не осталось даже на слёзы.
Ему рассказали, как после налёта партизаны ушли на «лесной аэродром» — резервную базу. Отряд понёс большие потери, погибших похоронили.
Командир Ковбасюк смертельно ранен, его отправили самолётом в Москву. К партизанам прибыли две группы разведчиков. Они готовят серьёзную операцию для фашистов.
ГИТЛЕРОВСКАЯ ОВЧАРКА
Славка — разведчик долго болел. Неизвестно выжил бы мальчик, если не хлопоты Ветеринара. Он лечил его какими-то отварами и солнечными сказками о будущей мирной жизни. «Закончится война, выучишься на инженера. Женишься на одной из моих дочек. У нас будет дружная семья».
К этому времени Белоусов отпустил густую бороду и постоянно ходил с русско-немецким словарём. Славка догадался, что Ветеринар готовится к очередному заданию Центра. Он видел у него какие-то вражеские документы, а однажды в землянку вошли два незнакомых «дядьки». В руках один держал серо-зёлёную униформу солдата сухопутных войск вермахта, а другой — офицерскую. Они повесили кители, и вышли, а Славка почему-то с нарастающей тревогой глядел на вражескую форму. Над клапаном правого кармана выделялся нагрудный знак. Hoheitsabzeichen — эмблема орла, сжимающего в когтях круг со свастикой.
Славка-разведчик достал из укромного места свой восьми зарядный «полицай-пистолет», щёлкнул флажковым предохранителем на затворе — кожухе. Пистолет системы «Вальтер» — подарок Ковбасюка — имел ударно-спусковой механизм двойного действия, позволяющий производить первый выстрел без предварительного взведения курка. Прицелился. Он представил, что перед ним стоит его давний «приятель» Шмель. Для него разведчик не пожалел бы патронов за смерть тёти Риммы, Карпенко, связистов-шифровальщиков.
В землянку вошёл Белоусов. Он сел радом со Славкой и долго молчал.
— Через неделю, — Иван Михайлович потрепал мальчика по густой шевелюре, — я, наверное, уйду с нашими бойцами из «школы». Их надо проводит до станции, и посадить на санитарный поезд, который пойдёт в Германию.
— Это их форма?
— Да!
— Они разведчики?
— Чешут по-немецки, будто их родной язык.
— А потом я на какое-то время исчезну, но обязательно вернусь.
-Как же Шмель? Ты сам говорил, он после ранения очухался. Эта гитлеровская ищейка. Ты же обещал ему «накрутить хвоста»?
— Пусть пока гуляет, но время придёт…
-Дядя Ваня возьми меня с собой. Я на Товарной всё знаю и меня там помнят. Возьмёшь?
— Я не всё решаю, посмотрим. Во всяком случае — буду просить!
-Дядя Ваня, ты постарайся.
-Знаешь, Славка, завтра наши связные пойдут в город, хочешь, мы Шмелю весточку с ними отошлём?
— Давай.
Белоусов разорвал на части фашистскую листовку и написал: « Шмель — сука! Недобитая, гитлеровская овчарка! Предателю — смерть! Жди в гости. Славка-разведчик и Ветеринар».
— Пусть погавкает!
-Повоет!
Разведчики вышли на рассвете. Два «немца», Белоусов и Славка. Они прошли мимо землянок, блока питания и большой открытой площадки — лесного аэродрома. Облако утреннего тумана следовало за ними, словно огромное приведение, которое усиливало каждый неосторожный шаг и шорох.
«Хорошо филину, — Славка берёзовой палкой «подбил» сушёный гриб, — ему не страшны ни минные поля, ни засады, ни патрули. «Герой» гоняет по ночам за мышами, а днём лупит зенки. Хорошо болотным кочкам шевелить косматой «головой». Хорошо осинам — сколько для них воды и неба? Хорошо реке! Хорошо паровозу! Кому плохо?»
Товарная жила обыденно и напряжённо. Проходили эшелоны с вооружением — на восток. С ранеными — на запад. В ремонтных цехах восстанавливали паровозы и металлические платформы. Иногда на станцию налетала советская авиация.
«Немцы» вышли на платформу железнодорожного вокзала, а Славка — разведчик и Ветеринар остались возле водонапорной башни. До прибытия санитарного поезда оставались считанные минуты, и они решили «потоптаться» ещё немного, чтоб наверняка знать, что свою скромную миссию они выполнили. «Немцев» остановил военный патруль. Проверил документы и пропустил в здание вокзала.
Ветеринар остался у деревянного забора, а Славка, отыскав лаз, нырнул куда-то внутрь, чтоб встретится с рабочими-путейцами и получить от них информацию о прохождении военного эшелона с танками.
Белоусов походил в зад и вперёд, закурил. Славки не было. Ждёт подпольщиков или попал в засаду? Через щель в заборе Иван Михайлович увидел, как Славку остановил полицейский патруль. Он показал документ, состряпанный на скорую руку в партизанском отряде. Видимо, не подействовало и мальчика повели в сторону паровозного депо. К патрулю подошёл ещё один полицай, с перевязанной рукой. Этот раненный с ходу вцепился Славке в рубашку и начал трясти. Ругался-ругался — ударил мальчика в лицо. Славка свалился с ног. Полицай вынул из кобуры пистолет и приставил к его голове. Славка встал, что-то сказал ему, показывая рукой в сторону забора, где прятался Белоусов.
Ветеринар затаился, оружие они оставили на окраине леса, а с пустыми руками «дёргаться» — не было смысла. Между тем, Славка вёл «забинтованного» к лазу в заборе. Белоусов услышал, как полицай сказал: «Подожди» и увидел, как тот отодвинул доску и просунул голову.
Белоусов ударил неприятеля кулаком по шее, вцепился в его тёмный пиджак и затащил в лаз. Следом нырнул Славка.
— Это Шмель, — мальчик подобрал валявшийся в траве пистолет, — он меня сразу же «срисовал», а я ему наплёл, что у меня тут тайник.
— Вставай сволочь, — приказал Белоусов, — гитлеровская овчарка! Детей и женщин расстреливал? Стариков?
Шмель, будто пьяный, мотал головой, испуганно тараща глаза: «Не убивайте, я вам пригожусь, фраером буду, не убивайте!»
— Римма — твоих рук дело?- Белоусов взял у Славки «Вальтер», — повторяю, Римму, ты вешал?
— Мне приказали, — заскулил Шмель и встал на колени, — не убивайте.
Славка прижался к доскам и следил, как вражеский патруль подходит к забору. «Шмель, ты где?» — позвал его кто-то из полицейских. Белоусов повернулся в их сторону. Этим воспользовался Шмель. Он вскочил на ноги и побежал. Белоусов выстрелил, полицейский споткнулся, будто ему поставили подножку и упал.
Славка отодвинул доску у лаза и Ветеринар выстрелил в сторону патруля. Один из них охнул и повалился, двое других открыли пальбу по разведчикам.
Белоусов почти не отстреливался, он бежал за Славкой и молил бога, чтоб им, хоть раз в жизни, повезло. Они оказались на железнодорожных путях между двумя эшелонами. Осталось «нырнуть» под колёсами вагона и «вынырнуть» возле разрушенного цеха, за которым начинались посадки. А там — лес! Но эшелон тронулся, и разведчикам ничего не оставалось, как забраться в один из вагонов. Первым влез Ветеринар и подхватил Славку.
Немцы отчаянно палили по вагону, но разведчики уже поняли — им повезло, они вырвались.
Не успели отдышаться, новая станция, Ветеринар собрался выпрыгнуть, но заметил немецких солдат. Они стояли возле железнодорожной насыпи. Поезд затормозил и остановился. Послышалась вражеская речь, кто-то осматривал вагоны. Разведчики спрятались в углу за соломенными тюками. Их вагон открыл солдат в каске. Торопливо посмотрел и захлопнул дверь, а потом, видимо, на какой-то крюк.
Ветеринар лежал с зажатым в руке «Вальтером». Славка вцепился ему в штанину и не отпускал её то тех пор, пока эшелон не тронулся.
— Главное, чтоб в Берлин не уехать, — пошутил Белоусов, — Гитлер выходит из рейсканцелярии, а мы ему бац по голове.
— Я бы его тоже «отблагодарил» за всё, — грустно улыбнулся Славка, — за мамку, за тётю Римму, за Ковбасюка.
Разведчики оказались в ловушке. Белоусов прижался к вагонной щели и замер. Эшелон мчался на Запад мимо посадок, мимо станций, маленьких и больших сёл.
— Едем по родной стране, — печально произнёс Ветеринар, — а такое ощущение, будто кругом карантин яшура. Всё — опасно! И руками трогать и говорить и дышать. Эпидемия фашизма!
Белоусов сел на тюк соломы и сунул в карман пистолет. Славка подполз на четвереньках к нему, готовый разрыдаться.
— Безвыходных ситуаций не бывает, — ветеринар дотронулся шершавой ладонью до щеки мальчика, не бывает. Мы вырвемся, обязательно. Запомни, Славка, где бы ты не оказался, спрашивай город Клипцы, там есть старенький храм. В церкви служит иеромонах Иероним. Его надо обязательно найти, а он подскажет к кому из подпольщиков обратиться. Эшелон остановился на какой-то станции, послышались голоса обходчиков. Может быть, полицаев? Решили рискнуть. Как иначе? Славка забарабанил в дверь. Её открыл какой — то мужик в мятой фуражке.
— Ты кто? — спросил дядька.
— Я — Славка, — ответил мальчик, — я в Германию еду, за мамкой, мне бы попить.
— Ты чё дурак? — мужик стукнул молотком по колесу, — скажи спасибо, на меня нарвался. Давай, чеши! Не то патруль вызову!
— Дверь не закрывайте. — Славка шмыгнул под колёса эшелона, — я, может быть, вернусь?
Славка отбежал от эшелона на безопасное расстояние. Остановился. Ветеринар остался в вагоне? Зачем? Он сказал — так надо! Славка забрёл в какой-то полуразрушенный дом. Усталости он не чувствовал, но ему страшно хотелось есть. Где искать этого иеромонаха?
На следующий день Славка пошёл на базар, долго толкался среди толпы, искал знакомые лица, узнал, где находится старенький храм, и пошёл туда. В одном из переулков его остановил вражеский патруль.
