Букашечка и кузнечик
Жила-была одна букашечка по имени Нёма в четырёхзубчатой чашечке цветка вероники длиннолистой. Росла эта вероника (цветочный дом) на улице Прибрежного луга города Лесного рядом с такими же, как и она, подругами сине-фиолетового цвета. Чашечка, будем называть её квартиркой, была маленькой и душистой. И таких чашечек на цветке за лето открывалось настолько много, что букашечка никогда не занималась ремонтом своей квартирки. Как только лепестки чашечки начинали бледнеть и морщиться, Нёма, не мешкая, в срочном порядке переползала в другую чашечку. Экономно, что ни говори, каждую неделю новая квартирка без малейших затрат. Одно только не устраивало букашечку – с каждым разом переезжать приходилось на этаж выше. Не то, чтобы она была труслива, но как-то неуютно одной взирать с высоты на жучков и червячков, ползающих внизу. Поэтому и решила Нёма присмотреть себе спутника жизни.
Когда весть о её решении долетела до жителей города Лесного, претендентов на её лапку и сердце налетело, прискакало и приползло видимо-невидимо. Но, увидев, какая Нёма маленькая и невзрачная, да к тому же ещё и бесприданница (на увядший наполовину цветок вряд ли кто польстится), число потенциальных женихов сократилось до трёх. Самыми стойкими оказались жук Жужка, червяк Вихлюн и кузнечик Бакс, получивший это имя за пристрастие к зелени.
Жужке букашечка отказала сразу же, как только он сделал ей предложение лапки и сердца: «Не хватало мне только летуна и болтуна, – подумала Нёма. – Мне нужен верный и надёжный друг, а не ветреный ловелас», – ответила она Жужке, на что тот обиделся и полетел прочь, жужжа от возмущения.
– Выходи за меня замуж, – предложил букашечке дождевой червяк с округлыми розовыми боками. – Будешь жить на всём готовом в моём подземелье.
– Нет, нет, нет! – отказалась Нёма. – Я люблю смотреть на небо и греться на солнышке, а в твоём подземелье замёрзнешь и ослепнешь.
– Привередливая ты очень! – воскликнул Вихлюн и пополз к растущей на пригорке берёзке, близ которой находилось его подземелье.
– Я не привередливая, а разумная, – хотела было возразить букашечка, но передумала, заметив, что кузнечик отвернулся от неё и намеревается выполнить прыжок в сторону другого цветка, где сидела роскошная бабочка в одеянии радужного цвета.
– А не могли бы вы мне помочь? – обратилась она к Баксу, переползая из своей новой квартирки в прежнюю чашечку, покинутую пару дней назад. Цель у неё была простая, а именно: оказаться на уровне глаз кузнечика. Хотя и говорится, что большое видится на расстоянии, но для всякого рода козявочек и букашечек сия истина не годится.
Кузнечик, не любивший, когда его отвлекают от принятого решения, тем не менее, обернулся и даже подошел поближе к домику букашечки. Воспитание – великое дело, не позволяющее хамству руководить душой.
– Чем же я могу вам помочь? – поинтересовался Бакс.
– Я так хочу увидеть мир за зарослями лопуха, – ответила букашечка и тихо вздохнула.
– Так в чём же дело? Садитесь ко мне на спину, и я вам покажу весь мир, – предложил кузнечик Нёме, и та с радостью согласилась. Никогда в жизни никто ей не предлагал прокатиться на своей спине.
Удивился и кузнечик своему опрометчивому решению.
– С чего это я так расслабился? – подумал он. – Была бы Нёма красавицей, сродни бабочке, живущей на кусте шиповника, а то – «ни то, ни сё».
А это самое «ни то, ни сё» уже сидело на спине у Бакса и нежно поглаживало его своими лапками. Кузнечик вдруг почувствовал, что ему приятно прикосновение лапок Нёмы. Он даже глаза закрыл от удовольствия.
Но, вспомнив пушкинское «чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей», встрепенулся и в несколько прыжков очутился перед зарослями лопухов.
– Теперь держитесь за меня покрепче, – посоветовал Бакс своей наезднице, – будем пробираться на ощупь. Что такое пробираться на ощупь, букашечка ощутила на своих боках. Но надо отдать должное терпению и выдержке Нёмы. Она ни разу не вскрикнула и не охнула.
– Надо же, какая молчаливая эта букашечка, не то, что бабочка, – подумал кузнечик, – случись той оказаться в подобном положении, давно уже сошла бы вся на нет от визга.
И он впервые проникся уважением к букашечке. Так счёт симпатий и антипатий стал 1:0 не в пользу бабочки. Ведь чем выше цель, тем весомее оправдание средств её достижения.
За зарослями лопуха оказалась полянка, сплошь поросшая травой-муравой, ромашками и колокольчиками.
– Как красиво! – воскликнула букашечка и от восторга погладила спину кузнечика своими лапками.
– И впрямь, красиво! Как же я раньше этого не замечал? – подумал Бакс, и в душе его родилось чувство благодарности к Нёме, открывшей ему красоту окружающего мира.
– А бабочка всегда говорит только о своей красоте и ни разу не сказала о красоте природы, – заметил кузнечик.
– Глупо противопоставлять себя природе, – ответила букашечка, – ведь мы все её дети.
– Мне приятно, что вы такая образованная и здравомыслящая, – в голосе Бакса Нёма уловила волнение и обрадовалась. Но несмотря на то, что её шансы на внимание кузнечика удвоились, букашечка решила не злоупотреблять временем общения.
– Вы, наверное, устали, да и мне пора домой, – произнесла Нёма со вздохом сожаления, тем самым давая понять кузнечику, как она беспокоится о нём.
– А не хотите ли завтра прогуляться со мной по берегу реки? – спросил Бакс, прощаясь с Нёмой у её домика на улице Прибрежного луга.
– Мне, право, неудобно отвлекать вас от привычного образа жизни, – ответила букашечка.
– И вовсе вы меня не отвлекаете, – возразил кузнечик.
– Но, если вы так настаиваете, то я с удовольствием составлю вам компанию, – согласилась Нёма.
Кузнечик взглянул на букашечку и с удивлением заметил, что никакая она не серая и не невзрачная, а вполне привлекательная особа женского рода. Не веря собственным глазам, он моргнул несколько раз, подумав, что стал жертвой оптического обмана. Но вдруг понял, что когда начинаешь видеть сердцем, то глаза здесь ни при чём.
Через месяц все жители города Лесного гуляли на свадьбе Бакса и Нёмы. Не было только Вихлюна, он так и не простил букашечку за отказ стать его женой. Поздравляя молодоженов, любопытные гости задавали Нёме один и тот же вопрос, а именно: как ей удалось завоевать любовь такого красавца, гордого и неприступного.
– А ничего нет проще, – отвечала букашечка, – нельзя идти против природы. Если мужчина единица, а женщина ноль, то умная женщина всегда будет стоять за спиной мужчины. Это называется попасть в десятку. Только глупые женщины стремятся встать перед мужчиной и в результате остаются в одиночестве.
Все гости дивились и восхищались остротой ума Нёмы. И только бабочка так ничего и не поняла.
– И за что ей такое счастье привалило? – спросила она сидевшего рядом жука. – Ведь смотреть-то не на что: ни фигуры, ни цвета, одна серость. То ли дело Я.
Жужка пошевелил усами, затем взглянул на бабочку и изрёк умную мысль:
– Не родись красивой, а родись счастливой, – услышала бабочка.
«Какой он умный!» – подумала она и решила познакомиться с Жужкой поближе.
– Был бы ум, а зелень всегда прибудет! – громко произнесла бабочка очередной тост и опрокинула в рот чашечку с нектаром. Но Жужка ничего не ответил и нектар пить не стал. Умные мужчины не вступают в спор с женщинами, потому что даже самый умный мужчина, если он хорошо воспитан, может проиграть спор самой глупой женщине.
Гусеница и червяк
Когда Нёма с Баксом пришли пригласить червяка на свадьбу, тот даже не выполз из своего подземелья. Он только высунул голову из округлой формы отверстия, называемого входом.
– Извините, но я не могу принять ваше приглашение, – ответил Вихлюн и скрылся в своём жилище.
– Обиделся на мой отказ выйти за него замуж, – ответила букашечка на вопросительный взгляд кузнечика. На нет и суда нет!
– Червяки сами себе на уме, – заметил Бакс, – зачастую отсутствие света влияет на зрение души. Но не будем по этому поводу расстраиваться.
А Нёма и не думала переживать из-за пустяка. Сидя на спине жениха, она гладила его лапками и смотрела по сторонам. Глаза у букашечки были зоркие. Она заметила, как из берёзового листа высунулась голова гусеницы по имени Лохматка.
«Вот оно что!» – подумала Нёма, но кузнечику ничего не сказала. Не всеми женскими секретами нужно делиться с мужчинами, дабы не причинить вреда установившимся отношениям. Иногда безобидное замечание по поводу внешности способно привести к крупной ссоре. Поэтому Нёма молча стала наблюдать за гусеницей.
Оглядевшись по сторонам, гусеница выползла из своего укрытия и стала сползать вниз сначала по ветке, а затем и по стволу берёзы. Когда до земли оставалось пара десятков сантиметров, она не стала ползти, а просто свернулась колечком и упала в траву. Тут её и заметил Вихлюн, выползая из своего подземелья, чтобы прогуляться перед обедом. Он, как и многие представители фауны, не страдал отсутствием аппетита. Хотя большинство живых существ с радостью бы его поумерило.
– Что вы тут делаете? – задал он вопрос, свернувшейся в кольцо, гусенице.
– Греюсь на солнышке, – ответила та и вытянулась во всю длину. Не станешь же признаваться в том, что ждёшь его с нетерпением. Вроде неприлично для первого свидания. А впрочем, приличия – понятие относительное и зависящее от местонахождения и времени.
Червяк, не любивший солнце за то, что жаркие лучи светила обжигают и высушивают его гладкую кожу, сморщился так, что стал похож на гофрированный шланг. Сие зрелище не доставило удовольствия Лохматке и она даже подумала – к чему это всё? Но так как давно пришла пора выходить замуж, а желающих лицезреть с утра до вечера её неприглядную внешность не находилось, то заполучить в женихи подслеповатого червяка стало для гусеницы главной целью. Чтобы обратить на свою особу хотя бы малейшее внимание Вихлюна, Лохматка решила идти напролом.
– А почему вы не женитесь? – спросила она червяка. Тот даже остановился от такой бестактности незнакомки.
– Вы всех так шокируете своим нездоровым интересом? – вместо ответа услышала гусеница и усмехнулась.
«Зацепило», – подумала она и продолжила атаку.
– Со стороны выглядит подозрительно, – ответила Лохматка, игнорируя вопрос червяка. Она подползла к Вихлюну и несколько раз прикоснулась к его гладким бокам своей слегка волосатой кожей.
– Прежде, чем строить из себя детектива, пойди и побрейся, – резко осадил гусеницу Вихлюн.
– Как же я могу побриться, если я не знаю, как это делается? – растерялась Лохматка.
– А с небритыми гусеницами я не вожусь, – сказал, как отрезал, червяк. – Не хватало ещё, чтобы чья-то щетина царапала мои округлые и гладкие бока. Потому и не женюсь, что с идеально гладкой кожей подругу не нашел.
– Разве это так важно для совместной жизни? – удивилась гусеница.
– С точки зрения гигиены не только важно, но и жизненно необходимо, – ответил червяк. – Не хватало ещё, чтобы какая-то лохматая особа приносила на своих волосах пыль и грязь в моё стерильное жилище.
С этими словами он прополз мимо погрустневшей гусеницы и скрылся в зарослях лопуха. «И почему к моим круглым гладким бокам вечно липнет не то, что нужно», – подумал червяк и в расстроенных чувствах вернулся домой.
Обедать ему расхотелось. Какой уж тут аппетит, когда пристают с расспросами незнакомые «леди» и лезут обниматься. То ли дело скромная букашечка, мысли о которой не давали покоя Вихлюну ни днём, ни ночью. Но Нёма сделала свой выбор, и червяку придётся смириться.
Тем временем, гусеница по имени Лохматка опрашивала всех, попадавшихся ей навстречу насекомых и не только.
– Не подскажете ли адрес косметолога, который делает эпиляцию? – в её голосе было столько надежды и грусти, что каждый встречный останавливался и вежливо отвечал отказом. И так продолжалось до тех пор, пока гусеница не повстречала муравья.
– Обратитесь к воробью, – посоветовал тот, – у него острый клюв. Он вам мигом выщиплет лишние волоски.
Лохматка поблагодарила муравья и поползла к кусту красной смородины, откуда раздавалось чириканье воробья.
– Это вы специалист по эпиляции? – обратилась она к воробью. Тот от неожиданности крепко сжал клюв и взглянул на гусеницу, ползущую по соседней веточке.
«Вот это новости, – подумал он, – первый раз вижу, чтобы еда сама к едоку приходила».
– Вас как пощипать, целиком или местами? – поинтересовался он.
– Целиком, целиком, – проговорила Лохматка, подползая к воробью на расстояние вытянутого клюва.
– Желание клиента – закон для мастера, – сказал воробей и проглотил гусеницу целиком.
Ну, что тут скажешь, кроме как: – «Ничего не поделаешь! Красота требует жертв! Иногда с летальным исходом, но чаще всего, уродуя свою индивидуальность кому-то в угоду, мы стремимся достигнуть совершенства. Блажен, кто верует! Нет в мире абсолюта, кроме абсолютного нуля. Но ещё ни одному живому существу не удалось достичь его отметки».
Бабочка и жук
Бабочка по имени Гламурина, которое она придумала сама взамен не престижного имени Фёкла, напившись вдоволь нектара на свадьбе Бакса и Нёмы, наклонилась к жуку, сидевшему рядом, и стала несвязно шептать ему какие-то слова. Жужка тщетно пытался понять речь пьяной бабочки.
«Она, вероятно, просит проводить её до дома», – подумал жук и, подхватив Гламурину под роскошные крылья, взлетел над поляной. Он перелетел через заросли лопуха и, очутившись рядом с кустом шиповника, уложил бабочку на душистый цветок розового цвета.
– Жу-жу-жу! Это же надо было так напиться, – осуждающе произнёс Жужка и взглянул на спящую бабочку.
– И почему она называет себя Гламуриной, когда на самом деле Фёкла? И где она имя такое нашла? – услышала бабочка сквозь сон жужжание Жужки и от возмущения проснулась.
– Как-э-то-где? – медленно по слогам произнесла Гламурина. Жук вздрогнул и повернулся к бабочке. Он уже приготовился к полёту до своей усадьбы в кустах тальника, который густо разросся по берегам реки, но, услышав слова бабочки, сложил крылья и приготовился слушать исповедь легкомысленной особы. Иногда воспитание играет с нами злую шутку, и мы идём на поводу у людей, доселе нам неприятных. Так и Жужка, хотя и насекомое, но получивший воспитание в старом дворянском особняке, где когда-то жила лет сто назад его пра-пра и ещё много раз бабушка, не смог отказать в общении слабой и беззащитной бабочке.
В истории, рассказанной ею, не было ничего интересного. Обычная ситуация для особ с деформированными понятиями о ценностях жизни. Жужка слушал со скучающим видом. Приложив некоторые усилия, чтобы из несвязных слов выстроить озвученную мысль, он понял, что имя придумалось спонтанно, благодаря подслушанному разговору двух легкомысленных стрекоз. Они кружили над цветами клевера, растущими вблизи куста шиповника, где отдыхала бабочка после трудов неправедных, и хвастались друг перед другом своими нарядами. Чем же ещё им хвастать, если ни доброй души, ни милосердного сердца нет и в помине, а в мозгах ветродуй?
– Ты только посмотри, как гламурненько! – воскликнула одна из стрекоз и начала учащенно взмахивать крылышками. Крылышки у неё были прозрачными и под солнечным дождём переливались всеми цветами радуги. Красота, да и только!
– Твои что! Ты на мои крылышки взгляни и упади от зависти! Потому что мои крылышки, это верх гламуризма, – заявила вторая стрекоза и пролетела над бабочкой. Та про себя отметила, что у второй стрекозы крылышки сверкали ярче. Стрекозы же, заметив бабочку, обратились к ней с просьбой рассудить их. Но бабочка отказалась быть третейским судьёй в споре о гламурности, и рассерженные стрекозы улетели прочь.
– А не назвать ли мне себя Гламуриной? – неизвестно кому задала вопрос бабочка и от радости, что хоть какая-то мысль смогла родиться в её, не обремененном извилинами, мозгу, стала порхать с цветка на цветок.
– А почему бы и нет, – ответила она сама себе и с той поры стала называть себя новым именем. И хотя все знали, что она – Фёкла, но делали вид, что не осведомлены об её родословной. За последние два десятилетия столько титулованных особ появилось, что никакой памяти не хватит, чтобы вместить в себя генеалогическое древо новоиспечённых князей, графинь, баронов и еже с ними. Ведь так хочется порой «из грязи в князи», что на всё пойдёшь, чтобы придворянится. Бабочка взглянула на зевающего жука и подумала про себя:
«Вот взять хотя бы жука Жужку… Ну чем не вылитый лорд? А оса Люська с её острым и ядовитым жалом? Баронесса, да и только. Даже землеройка где-то свидетельство раздобыла, что предок её по материнской линии был маркизом. Когда собираются на поляне все эти VIP-персоны и начинают жужжать, визжать, трещать и стрекотать одновременно, то создаётся ощущение, что присутствуешь на очередном заседании какой-нибудь Думы местного значения на заре демократии на улице Прибрежной города Лесного.
Но, если на первых заседаниях борьба за значимость и весомость привилегий, купленных по случаю у залётного шмеля, носила безобидный характер, то с каждым последующим заседанием страсти накалялись всё больше и больше. И вот однажды баронесса Люська не выдержала критики в свой адрес и ужалила безобидную муху Фаню, которая не смогла ответить ей тем же. За муху вступились трудолюбивая пчёлка Медвозка и благородный жук Жужка.
– Наших бьют! – крикнула Люська., и тотчас же, присутствующие на заседании жучки, паучки, букашки, бабочки, стрекозы, червяки и другие не столь влиятельные насекомые и не только, разделились на два фронта. В результате бабочка и жук оказались по разные стороны баррикады».
– Ну об этом рассказывать необязательно, – вслух произнесла Гламурина и взглянула на Жужку. Интересно же, как отреагирует.
– О чём это вы? – поинтересовался жук.
– О политике, – ответила бабочкаи, взмахнув крылышками. Потупила глазки.
– Политика и вы две вещи несовместные, – заметил Жужка.
– Это почему же? – удивилась Гламурина, которая считала свои способности выше всяческих похвал.
– Потому, что у вас отсутствуют не только сама логика, но даже понятия о ней, – пояснил Жужка.
– Фи!– сказала бабочка. – Неужели вы думаете, что у нас всё и всегда решается по законам логики.
– А вы думаете иначе? – удивился жук.
– Я думаю так: что сороконожке в голову взбредёт, за то мы все и проголосуем. Для того, чтобы крылышками помахать в знак согласия, логика не нужна, – ответила Гламурина и продемонстрировала жуку, как надо помахать крылышками..
Жужка хотел было возразить, но передумал.
– А ведь в чём-то она права! – подумал он и впервые взглянул на бабочку с уважением.
Иногда и в безмозглой голове могут родиться здравые мысли, если нерешенные проблемы берут за горло.
Божья коровка и муравей
Стоит только кому-нибудь из жителей города Лесного озвучить какую-нибудь новость, как она со скоростью ветра разносится по всем улицам. Вот и сейчас на улице Прибрежного луга с утра все обсуждают только одно известие. Громче всех возмущается бабочка по имени Гламурина.
– Это надо же!– слышится её голос из куста шиповника. – Муравей Стёпка влюбился в божью коровку. Она хоть и божья, но корова коровой. Ни фигуры, ни шарма. У неё даже нет талии…
– Твоя правда, Гламуриночка!– поддержали бабочку две стрекозы.– Он её сладкой тлёй закормил, поэтому и фигурка подпортилась малость.
– Не может испортиться то, чего никогда не было, – заметил пролетавший мимо шмель Панкратий по кличке Дед.
– Фи! – муха Фаня сморщила носик так, что нижняя губа прикрыла хоботок для всасывания пищи.
С той поры, как Фаню всенасекомно объявили единственной владелицей однокомнатной квартирки, она стала позволять себе разные высказывания по поводу и без повода, чего за ней раньше не замечалось. Великое дело, когда за спиной есть собственность. И осмелеть, и охаметь можно…
– О чём это вы? – обратилась Фаня к стрекозам, признавая в них дальних родственниц. Как никак, и признаки родства в виде прозрачных крылышек налицо. А что габариты крылышек разные, то в данном случае размер значения не имеет. Главное – это вид!
– О Стёпке все судачат, – ответила одна из стрекоз.
– А чего о нём судачить? Голодранец! Ни кола, ни двора! Поэтому и живёт в общежитии, – заметила Фаня.
– Говорят, что он влюблён в божью коровку, – пояснила вторая стрекоза.
– Тоже мне новость! Эту божью коровку кто только не доил. Не хватит лапок, чтобы всех сосчитать, – прожужжала муха и полетела к себе домой.
– Чего это она? – одновременно произнесли стрекозы и, посмотрев друг на друга, разлетелись в разные стороны, чтобы через минуту встретиться снова.
– Чего, да чего? От зависти всё это, – послышался скрипучий голос пчелы Медвозки. – Когда кого-нибудь грязью обольёшь, то думаешь, что сам чище стал. Ан, нет! Не ко всем твоя грязь прилипает, хотя и говорят, что грязь, она и есть грязь. Вот только к божьей коровке Фанькина грязь не прилипнет.
– Это почему же? Ко всем прилипает, а к ней – нутти-трутти… Она, что особенная? – удивилась одна из стрекоз. Вторая стрекоза промолчала, видать сама сообразила, что к чему.
– Она поедает тлю и тем самым защищает растения от вредителей. Одним словом, добротворец! А зло с добром дружбу не водит! – ответила пчела и полетела в улей с очередной порцией нектара.
– Подумаешь! – воскликнула бабочка Гламурина, любительница подслушивать чужие разговоры.
– А есть чем думать? – спросил овод Гришка. Он сидел на соседнем кусте жимолости и высматривал очередную жертву. Очень уж хотелось с утра кого-нибудь укусить, да подходящей плоти не находилось.
«Лучше полечу на пастбище, где Пегас пасётся», – подумал он. И не успела бабочка сообразить, что ей ответить на Гришкин вопрос, как того и след простыл.
А тем временем трудолюбивый муравей Стёпка нёс в муравейник последнюю по норме соломинку и думал о своей возлюбленной божьей коровке. Он так спешил, что не заметил в траве притаившийся камешек. Муравей споткнулся, упал и ушиб ножку.
– Только этого мне ещё не хватало, – с досадой произнёс Стёпка. Он поднялся и, хромая, направился к муравейнику. Празднолетающие стрекозы заметили муравья, и одна из них, самая глупая, даже покружила над ним.
– Фи! – сказала она. – И зачем ты теперь такой хромой нужен божьей коровке? У неё нормальных-то ухажеров хоть пруд пруди.
– Помолчи! – прикрикнула на неё другая стрекоза та, что была самая умная. «Но слово не воробей, вылетит, не поймаешь!»
Огорчился Стёпка, услышав такие слова, и с поникшей головой дошел до муравейника и положил соломинку под навес.
– Что невесел? – поинтересовался его приятель и сосед по общежитию муравей Венька. – Случилось что?
– Да вот, ногу зашиб. Хромаю теперь, – ответил Стёпка и вздохнул.
– Не переживай! – успокоил Венька. – До свадьбы заживёт!
«Будет ли теперь эта свадьба?» – подумал муравей Стёпка и обратился к бригадиру муравью Гошке.
– Норму я выполнил, – сказал он. – Теперь пойду по своим делам. Божья коровка проголодалась, надо ей принести сладости.
И муравей отправился к кусту красной смородины, где в последнее время обитала божья коровка. Она сидела на нижней веточке и с нетерпением поглядывала по сторонам.
– Куда это Стёпа подевался? – спросила она у пролетавшей мимо куста стрекозы.
– Никуда не подевался, – ответила та, – пока до куста дохромает, много времени уйдёт.
– А почему он хромает? – встревожилась божья коровка.
– Знать, переработался, – язвительно заметила стрекоза.
– Какая вы злая! – воскликнула божья коровка и заплакала.
– Не плачь, любимая! Не стоит она твоих слёз, – услышала она милый сердцу голос и посмотрела вниз. Муравей Стёпка стоял с полной корзинкой тли и улыбался во весь рот.
– У тебя же ножка болит, – забеспокоилась божья коровка, – тебе, наверно, тяжело было нести корзинку с едой.
– Если бы я лелеял свою ножку, ты бы сидела голодная. Венька сказал, что до свадьбы заживёт, – ответил Стёпка.
Услышав такие слова, божья коровка чуть не задохнулась от радости, внезапно нахлынувшей на неё. Оказывается, что муравей Стёпа любит её по-настоящему, если на первое место ставит заботу о ней.
– А когда будет наша свадьба? – спросила божья коровка, когда корзинка с тлёй наполовину опустела. Она считала, что серьёзные проблемы легче решаются на сытый желудок.
– Когда захочешь любимая, – ответил муравей и заплакал от радости.
Через три дня сыграли свадьбу божьей коровки и муравья Стёпки.
– Что ни говори, а любовь – великая сила! – глубокомысленно изрек жук Жужка, сидевший рядом с женихом.
– Да уж! – проговорила бабочка Гламурина. – Ни квартиры, ни денег, к тому же хромой, а такую кралю себе отхватил.
– Не в деньгах счастье! – возразила пчела Медвозка. – Коль нет духовного богатства, то и деньги не помогут.
Жаль, что не все так думают, поэтому и несчастливых семей с каждым годом становится всё больше и больше.
Шершень и овод
Главный поэт города Лесного, шершень Матвей, приняв с утра дозу нектара, в благодушном настроении возлегал на широком листе лопуха. Он совсем было собрался подремать, и даже глаза закрыл, но знакомый голос овода Гришки, по кличке Поэт, вывел его из дремотного состояния.
– Опять просить что-нибудь будет, – подумал он и не ошибся.
– За границей города Лесного поэтический конкурс проводится. Замолвили бы за меня словечко, чтобы диплом с медалькой дали. А я уж в долгу не останусь, – в голосе бывшего ученика послышались требовательные нотки.
– Раньше бы он не посмел разговаривать со мной в таком тоне, – подумал Матвей. – Сам виноват в том, что верю всем подряд.
– Я же не могу приказать членам жюри, чтобы тебя наградили, тем более, что и стихи слабые, – ответил шершень и с явным неодобрением взглянул на овода Гришку. Но тому от укоризненных взглядов и критических замечаний, что с гуся вода. Для него главное, чтобы дипломов и удостоверений о членстве было большое количество. Кто в наше время проверять будет, заслужил или купил? Никого ещё регалий не лишили из-за несоответствия таланта почетному званию. И не лишат, потому что дело это весьма хлопотное и материальных затрат требует, как на экспертизу, так и на адвокатов.
– Там, в жюри два ваших приятеля. Позвоните или напишите им, они вам не откажут, – заметил овод.
– А тебе не кажется, что ты обнаглел? – спросил шершень Матвей. Ему вдруг стало обидно и горько. Столько труда вложено в этого Гришку, а в результате, не любовь к поэзии движет его бывшим учеником, а коллекционирование наград и званий.
– Сами же говорили, что «молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт», – ответил Гришка, нагло ухмыльнувшись при этом.
– То, о чём я говорил раньше, к твоей просьбе не имеет никакого отношения, – возразил Матвей.
– Очень даже имеет, – произнёс овод Гришка тоном, не терпящим возражений, – сами регалиями с ног до головы обвешались. А я что хуже?
– Разговор ведь не о том, кто лучше, а что хуже. Мне просто неловко беспокоить своих приятелей такими просьбами, тем более, что это уже было неоднократно, – заметил шершень. Но по поведению овода Гришки он понял, что его ответ пришелся не по нраву бывшему ученику. Овод стремительно покинул лист лопуха и стал кружить поблизости над кустом шиповника, где отдыхала бабочка Гламурина. От злости он хотел было ужалить бабочку, которая стала невольной свидетельницей его разговора с Матвеем, но передумал и решил продолжить разговор. Но шершень явно не желал идти на поводу у бывшего ученика. Тогда овод пошел ва-банк.
– На фестиваль поэзии вместе поедем или порознь? – задал он провокационный вопрос бывшему учителю, которому обещал профинансировать поездку. Недолго боролась совесть с тщеславием. Шершень Матвей пошёл на попятную.
– Ладно, позвоню. Будут тебе диплом и медалька, – ответил он вздыхая. Что поделаешь, пенсия небольшая, а звездиться тоже хочется. Тем более, что и талант пошел на убыль. И сам чувствуешь, что уже исписался, да и другие замечают, что нет уже новизны ни в рифмах, ни в образах, а про темы и говорить нечего. Современным читателям про деревню читать не интересно, им что-нибудь инновационное подавай. Пока «старая гвардия» на поэтических конкурсах в жюри заседает, то у него есть шанс, что не забудут друзья-приятели отметить его стихи грамотой или диплом. А когда уйдут, что тогда?
«Из-за этого Гришки я со старыми друзьями поссориться могу», – подумал Матвей, припоминая недавний разговор с одним из редакторов журнала.
– Я тебе поверил на слово и напечатал стихи твоего ученика в своём журнале. А когда, благоговея перед его регалиями, прочитал его вирши, то за голову схватился. Зачем это тебе? – упрекнул его старый друг. Матвей тогда промолчал, но сейчас он же должен хоть что-нибудь сказать, тем более, что Гришка улетел куда-то.
– И действительно, зачем выдавать залежалый товар за высший сорт? Вредно это и для читателя, и для литературы. Жаль, что не слышит никто. Или не хотят слышать? – произнёс шершень Матвей и вздрогнул, услышав голос овода Гришки.
– Будущее за нами! – крикнул тот, пролетая над зарослями лопухов с десятком похожих на него бойких оводов.
– Не дай Бог! – сказала бабочка Гламурина. Шершень, услышав её слова. вздрогнул как от удара. Он посмотрел на небо и увидел, что Гришка со своими приятелями возвращается, похоже на то, что тоже услышал слова бабочки. Овод по кличке Поэт опустился на куст шиповника рядом с Гламуриной, а его группа поддержки осталась в небе и кружила над зарослями лопуха.
– Тебе, что больше всех надо? – обратился овод к бабочке. – Смотри у меня! Как бы не пожалела, что ни в грош ни ставишь всемирно известного поэта. В моей компании приятелей-поэтов много найдётся желающих тебя придушить. С этими словами он взлетел вверх и присоединился к группе собратьев по перу.
– Вперёд, братаны! Отложим свои творения в плоть Пегаса! Пусть знает наших! – раздался зычный голос «восходящего светила насекомьей поэзии».
– Сначала бабочку уберёт с пути, чтобы не портила ему имидж своими разговорами, а потом и до меня доберётся, – озвучил свою мысль Матвей. Он даже содрогнулся, представив, как будет изгаляться вся эта компания над его выстраданными душой и сердцем стихами. А потом подойдёт и его очередь. И всё потому, что он уже не способен будет продвинуть своего бывшего ученика на престижную Нобелевскую премию, куда ему самому хода нет.
– Это всё потому, что вы не любите критику, – заметила бабочка. – Окружили себя льстецами, которые в лицо вам говорят одно, а за спиной другое. А тех, кто вас уважает, но имеет своё мнение, вы отвергли. Вместо того, чтобы извиниться и поддерживать отношения с талантливыми поэтами, чтобы всем вместе делать благое дело, вы готовите себе такого преемника.
А сколько таких, как вы по всей стране Насекомии…
Матвей задумался над словами Гламурины. Иногда глупые насекомые мудрее умных и заслуженных шершней.
Муха и таракан
Жили-были муха Фаня и таракан Федя, как два совладельца, в маленькой однокомнатной квартирке. Одна умела летать и ползать, а другой – только ползать. Муха часто подшучивала над Федей, повторяя по малейшему поводу полюбившуюся ей фразу из горьковской «Песни о Буревестнике» – «рождённый ползать, летать не может». Чтобы там ни говорили про мух, но Фаня была весьма начитанной особой. Больше всего ей нравилось ползать по стеллажам с книгами, и если попадалась открытая книга, тут уж Фаня не скрывала своей радости и тихонько жужжала от удовольствия. Глядя на Фаню, таракан Федя тоже иногда заползал на полку стеллажа и прогуливался по страничкам открытых книг. Но так как читал он плохо вследствие времяпрепровождения за компьютерными играми, а не за умной книгой, то на страничках книг оставлял после себя следы в виде ржавых пятнышек. В наше время ничего удивительного в том нет. Некоторые читатели не столько вбирают в себя знания со страниц мудрых книг, сколько оставляют следы испражнений на вырванных из книг страницах.
Муха, по собственному утверждению, была чистоплюйкой и соседство с нечистоплотным тараканом её раздражало до такой степени, что стала она думать о том, как бы сжить со свету своего сожителя. Несмотря на все уговоры мухи, добровольно покинуть квартиру Федя не соглашался.
– Это куда я от своей собственности пойду? Тебе не нравится, ты и уходи, – заявил он на очередную просьбу Фани развестись по-хорошему.
– Ах, так! – вспылила муха Фаня. – Не хочешь цивилизованный развод, тогда получишь развод первобытнообщинный.
– Это что же за развод такой? – удивился таракан.
– Увидишь! – пригрозила муха Фаня, и стала воплощать в жизнь свой план создания таракану невыносимых условий для проживания. Сначала она перестала покупать продукты питания и, когда закончились все припасы, Фаня вымыла холодильник и полочки в кладовой. Теперь еду было готовить не из чего.
– Отныне каждый живёт сам по себе, – заявила муха таракану, и тому ничего не оставалось, как только согласиться с её решением. Он не боялся умереть от голода, так как может обходиться без еды много дней, чего о мухе не скажешь. Да к тому же есть ещё сердобольные соседи, которые недолюбливали Фаню и поэтому у них всегда найдётся лакомый кусочек для несчастного Феди.
– Изведёт тебя эта Фаня, – сказала Феде старая добрая паучиха Глаша, живущая на чердаке, услышав от него о новых порядках, устанавливаемых мухой в квартире, находящейся в совместной собственности.
– Не бойся, мы тебя в обиду не дадим, – заверил паук Тимоха, муж Глаши.
– Ты только ничего не ешь подозрительного, – посоветовала Глаша, – чует моё сердце: отравить тебя Фаня задумала.
– Ничего, ничего, обойдётся как-нибудь, – поспешил успокоить её таракан Федя, посчитав поведение мухи за очередной женский каприз. Но он ошибся, так как ничего просто так не обходится.
Несколько дней муха Фаня ползала по полкам стеллажа и, наконец, в одной старой книге нашла способ, как извести своего сожителя. Для осуществления злого умысла она слетала в магазин и, закупив там необходимые компоненты для изготовления отравы, вернулась домой. Дождавшись, когда таракан Феди ушёл в гости к соседу, муха Фаня быстро отварила картофелину и куриное яйцо. Затем она долго мяла их в ступе, пока не образовалась однородная кашица, в которую Фаня добавила борную кислоту. От радости, что всё так удачно получается, муха даже добавила в кашицу несколько капель подсолнечного масла, которое припрятала от таракана в укромном месте.
«Пусть порадуется напоследок», – подумала она, имея в виду своего сожителя.
Накатав из кашицы десятка два шариков, Фаня подсушила их на подоконнике, благо день был солнечный. Подсушенные шарики выглядели столь аппетитно, что у мухи часто возникало желание попробовать их на вкус. Разложив шарики на путях к водопою, а именно: к раковине, ванне и санузлу, Фаня задумалась. Она, конечно же, знала, что борная кислота не сразу убивает тараканов. При соприкосновении с ней таракана охватывает сильнейший зуд, который может продолжаться длительное время. Чтобы не видеть мучений сожителя, Фаня решила погостить пару дней у своей приятельницы мухи по имени Жулька.
– Я же не какая-нибудь злодейка, – успокоила она свою возмутившуюся было совесть, и вылетела в открытую форточку на улицу.
Вернувшись, домой, и не застав там мухи Фани, таракан Федя решил прислушаться к совету Глаши. Он сразу же обратил внимание на вкусно пахнущие шарики.
– С чего бы это Фане так раздобриться? – произнёс таракан Федя и, заметив на столе листок бумаги, пополз к нему.
По рассеянности ли Фаня забыла спрятать рецепт отравы или специально оставила листок на видном месте, чтобы таракан прочитал и сделал правильные выводы, трудно сказать. Да и кто их, женских особей, разберёт, чем они руководствуются в своих поступках?
Федя прочитал вердикт, вынесенный ему сожительницей, и решил выполнить просьбу Фани, а именно: добровольно отказаться от собственности.
«Чего не сделаешь перед угрозой смерти! Жизнь–то дороже любой собственности!» – подумал он и пополз к нижней полке стеллажа, где лежал приготовленный для его подписи отказной документ.
– Ну, вот и всё! – воскликнул Федя, поставив двумя лапками закорючку на важном документе. – Теперь я бездомный!
Когда Фаня появилась в комнате, залетев туда привычным способом: через открытую форточку, то не обнаружила ни самого таракана, ни его трупа. Она усмехнулась и подлетела к стеллажу. Увидев на документе подпись таракана, Фаня позвонила своим адвокату и нотариусу, и они втроём быстрёхонько оформили документы на единоличную собственность маленькой однокомнатной квартирки.
«А вдруг передумает?» – подумала Фаня. – С него станется!
Но она ошиблась. Таракан Федя и не думал вовсе заниматься судебными разборками, так как считал себя настоящей мужской особью. А те, кто настоящие, никогда не мелочатся и не занимаются дележом барахла с бывшими женами или сожительницами. Они просто уходят.
По приглашению паука Тимохи и его жены Глаши таракан Федя поселился рядом с ними на чердаке. Ни телевизора, ни компьютера у семейной пары не было. Зато книг было видимо-невидимо. Весь чердак был завален, ставшими ненужными современным насекомым, источниками знаний. От нечего делать Федя пристрастился к чтению. И как ни странно звучит для многих жаждущих богатства и власти, он был счастлив. Иногда, поменяв материальные ценности на духовные, обретаешь свободу и счастье, потому что надёжные друзья дороже денег. Счастье-то ведь не в деньгах, а в благотворении!
