Обложили дождями и – сразу! – флажками.
Мне, матёрому волку, наматывать вёрсты.
А ведь был я ребёнок с босыми шажками,
Что любил, как родителей, мир наш препёстрый.
.
Что поделать теперь мне в незримой охоте?
Я боюсь, что возвышенность только на небе.
И всё это – не из заграничных экзотик,
А всего – один год добывания хлеба.
.
И неверие стало моим вдохновеньем.
Я ловил не мгновенья, а пристальность взглядов.
И теперь я уверен: кто с грустью и ленью,
Тот, конечно, не может со мною быть рядом.
.
Добывание хлеба – совсем не удача,
А процесс постоянный, где пот не в почёте.
Я бываю, как шулер, а чаще – как мачо,
Вопреки превращенью меня в идиота.
.
Быть ли может вина в том, что хлеба хочу я?
Так зачем та насмешка: флажки и охота?
Понимаю: князёк, наш удельный, почуял,
Что достойно зажил я и в тихом болоте.
.
Нет, не ново всё это в судьбе человечьей
И мой случай банальный, он не для историй.
Вот-вот просто мне выстрелят в спину картечью,
И в родных тогда будет лишь горюшко-горе.
