Снежная поземка мела всю ночь. Взметнется белой тройкой по белому полю в черной ночи, и улетит туда, где не достать глазу Пенхана. Полегли травы. Съежились деревья.
Думалось: верно души умерших коней посылали весточку с неба, что-то сказать хотели, предупредить, да понять он не мог. Молод. Глуп. Горяч. Не вспомнить, что матушка-лошадь говорила ему жеребенку в детстве.
Дернется головою о доски загона Пенхан. Поникнет. Чуть придремлет до нового завывания ветра, тревогою колышущего бродяжью душу, и снова вглядывается в проемы двери, где свободно поют белые таборы ветра Большому Белому Ахалтекинскому Богу.
Пенхан знал о том Боге, потому как родился со звездою во лбу, отмеченный им. Звезда эта белая среди золотой соловой шкуры опускалась до мягких губ широкой проточиной лунной дороги. И обе задние ноги были в белых гольфах, точно ходил Пенхан в прошлой лошадиной жизни своей по звездной реке млечного пути.
Светлело. Теплело. Затих ветер.
Злато-розовые проталины брызнули лучами в щели сарая. Яркое утреннее солнце опалило ночной легкий снежок. Тот быстро растаял, обнажив еще сочную осеннюю зелень трав, кустов и деревьев. Лишь местами пожелтели северные боковины кленов.
— Ба-а-а-а-а! – заблеял старый баран Буян.
Овечки приготовили тупые головы и плечи к пробиванию дверей загона. Их манила возможность насытиться не сеном, а зеленями соседской площадки, да еще клумбами, дразнящими душистыми настурциями все лето. Овцы сгрудились у калитки серыми непричесанными клубками. Ждали Татьяну. Хозяин, ее муж с неделю, как уехал. И строгости поубавилось. А от доброты все не расцветает, а распускается. Вот-вот придет добрая хозяюшка, корм насыплет в кормушки. Двери отворит и уйдет. А как уйдет, так они и двинутся на свой овечий промысел.
Буян заговорщицки косил горизонтальным зрачком на Пенхана. И на корову Верку. В голове барана, принявшего на себя непререкаемое лидерство, зрел план, повторяющийся изо дня в день — прорваться за забор и вдоволь насладиться деликатесами соседнего участка. Хоть и вкусно кормят дома, а соседское, да еще запретное – всегда слаще!
— Ма-а-а-а! – проснулся козел.
— Му-о-о-о! – поздоровалась с обитателями двора корова Верка.
— У-го-га-га-га – подал голос Пенхан.
— Хирики-хрюрики, — возились свиньи.
— Дах-тах-тах-тах-тах, — зашевелились куры.
Заворочался птичий двор. Подняли головы собаки.
Кормушка скрипнула. И аппетитный запах еды заполонил пространство. Татьяна рассыпала корм для животных, торопясь на работу.
— Выпущу! Выпущу! Не пихайся! Только! К роддому не ходить! – рявкнула она на Буяна. – И так уже администрация завалила претензиями.
Животные послушно разбрелись по участку, всем видом показывая, что будут вести себя хорошо. Серые овечки прикинулись «белыми».
Вскоре заурчала машина Татьяны. Выехала по утоптанной дороге за предел видимости. Ушли в школу Лёня и Ваня.
— Ур-р-ра! – тявкнул пес.
Свобода!
Скотный двор, предоставленный сам себе, быстро очистил утренние кормушки. Невыпущенные хитрюги хрюшки огорченно разлеглись вкруг опустевшей кормушки.
Овцы разбрелись якобы кто-куда. На самом деле каждая овца следила за охранниками роддома, которые шугали палками, если животные умудрялись портить подстриженную садовником кремлевскую травку и выщипывать цветы с клумб.
Буян караулил в излюбленном месте – у самого прохода в заборе. И четко видел, как двое служивых людей в формах забивали обухом топора в промежуток между двух рядов забора высоченный кол. Верке теперь на чужую территорию не пройти. Точно не пройти. А Буяну с его овцами – запросто. Надо лишь дождаться, пока те удалятся на пересменку.
Пенхан тоже питал надежду просочиться за ними.
Меж овец бегала смешная дворовая черная псина, приносящая щенят исправно и ежегодно. И лишь территория роддома опустела:
— По-р-р-р-ра! – скомандовала она.
Буян, тут же протиснув сильную голову меж забором и пикою, воткнутой посередине их бывшего лаза, стал тереться, проталкивая почти круглую тушу. Овцы, как по команде, мгновенно оказались у его хвоста. Без единого звука воришки по одной накидывались на вожделенную стриженную травку, включая механизмы челюстей, торопясь и ожидая окрика соседей.
Пенхан нагнул голову, соображая, как лучше преодолеть воткнутую в землю пику, и умудрился боком протиснуться следом. Подошла Верка и обиженно мукнув, вернулась к пустой кормушке. Ее животина, набитая травою, ни за что не прошла бы в столь узкое отверстие. И корова это сразу поняла. Рисковать не стала.
— Дах-тах-тах, — задумались рядом куры, но и тоже не решились двинуться – Верка же не пошла. А они, тоже, как бы не дуры!
Буян же и его овцы безошибочно определяли, кто им опасен в воровстве, а кто нет. Они спокойно пропускали походящих беременных женщин и мужчин с цветами, забредая все дальше и дальше. Расслабился и Пенхан. Сегодня он побил все свои рекорды по осваиванию «целинных и залежных земель». И подобрался к самой красивой центральной клумбе горьковатых белых хризантем.
— Ах вы, паразиты! – раздался знакомый бас.
Овечки, казалось, только этого и ждали. Проворно кинулись обратно к лазу, и моментально оказались в безопасности. Убедившись в этом, Буян покинул «вражескую» территорию последним.
А Пенхан заметался, перешел на галоп и со всей дури проскочил мимо грозных охранников. Он решил перепрыгнуть торчащий в проеме кол, но не рассчитал сил, застрял на нем подреберьем, распорол брюхо. И подался назад.
Кровь хлынула рекою. Кусок соловой шкуры, размером с толстую большую книгу, вырвался с мясом.
— Куда тебя несет? Сволочь! – орали охранники.
Пенхан заржал диким голосом и побежал обратно к клумбе. Он знал, что между двумя участками есть лишь один проход. Но теперь спасения ждать неоткуда.
Не смотря на то, что кровь вытекала рекою по ноге, Пенхан не терял бодрости. Реагировал агрессивно на любого, пытающегося приблизиться и ржал, пугая посетителей больницы. И никто-никто не мог ему помочь в этом горе, ведь больница та предназначалась для людей, а не для лошадей.
— Ради Бога! Заберите вы своего бешенного мерина! – услышала Татьяна в трубку мобильного телефона…
***
У Володи Спивака в Молдавии была конюшня, и 20 лошадей. С известными событиями, пришлось раздарить все поголовье. Переехать в Московскую область.
А тут были у него как-то друзья из Дагестана.
— Как? Ты подарил 20 лошадей? Просто так и подарил? Тогда мы тебе тоже лошадь подарим. Вот, какую выберешь, такую и подарим!
Через три дня приехали люди и пригласили с собою в фермерское хозяйство Звенигорода.
Володя с Татьяной выбирали лошадь недолго.
Пенхан им полюбился сразу. Такого красавца из породы ахалтекинцев они никогда не видели.
Звезда белая во лбу солового мерина. Ножки в белых гольфах. Челочка подстрижена по последней лошадиной моде.
А как он фигуры на площадке выделывал! Как красиво ножкой благодарил за яблоко! Им занимались тренеры. Дрессировали. И условия гигантской конюшни были иные. И беговые дорожки со специальным покрытием против скольжения, тренажёры и прочее.
Семья Спивака старалась для Пенхана приготовить достойные его породе условия. Да где там?
Такого вольера им конечно не сделать! Но зато мерин получал доброту и ласку. Детей не обижал. И как-бы вошел еще одним членом в семью.
Бывшие хозяева рассказали, что оскопили жеребца, потому что он был слишком буйный, и сладить с ним не представлялось никакой возможности.
Татьяна сильно переживала, когда неслась в роддом за Пенханом. А как увидела его окровавленного и злого, забившегося в угол, чуть не упала в обморок. Но надо было найти в себе ласковые слова, выманить любимую лошадку к дому.
Обзвонили все клиники и ветлечебницы. Ближайшие лечили только кошечек и собачек и боялись взяться за лечение коня. Долго искали ветеринара. Приехал поздно увидел, и сказал короткое:
– Нет. Надо искать специалиста по коням.
А Пенхану все хуже.
Все хуже.
Совершенно случайно «сарафанное радио» доложило, что где-то у кого-то есть знакомый ветеринар, который лечит лошадей.
Ура!
Доктор по етлефону ответил, что надо везти коня к нему в институт.
Да куда ж?
Потом и сам прибыл к вечеру. Убедили.
Пенхан еле стоит от потери крови. Ноздри с ненавистью раздувает.
Окровавленная кожа в подреберье. Кусок живота болтается от передней ноги.
Рваная большая рана.
Кровь течет. Не стягивается.
Подлезть под коня Татьяне страшно. А стреножить веревками надо.
— Потерпи, — уговаривала она ласково-ласково.
Усилиями и терпением получилось привязать все четыре ноги.
Пенхан не плакал. Вел себя по-мужски. Даже, казалось – понимал, что виноват.
Агрессии не проявлял. Поникший и виноватый позволил себя уколоть.
Ввели новокаин. Пенхан вбрыкнул, но не лягнул.
До четырех утра шла операция.
Полчаса конь засыпал от наркоза.
Потом тихо захрапел, значит, заснул. Пришил врач оторванный кусок, оставил для дренажа дырку. Назначил мази, антибиотики, промывания.
Пятнадцать тысяч заплатили врачу за выезд. Пробудил Пенхана уколом.
Но, не смотря на всеобщие старания, рана заживала плохо.
Кровила и текла.
Отступила Осень. Смерти испугалась. Повалил небывалый снег.
И выли ветры. И выли лошади небесные, звали к себе нашего ахалтенкинца.
Но тут на земле в лошадином загоне простая русская женщина с нелошадиной профессией – главного бухгалтера винодельческой фирмы одного из подмосковных заводов гладила шкуру Пенхана и шептала:
— Не смей уходить! Володя приедет, что я ему скажу? Не уберегла?
Вызвали врача еще раз.
В нижней части пошел некроз – не прижилась оторванная шкура. Надо было срезать…
И понеслась та же эпопея.
Еще раз связали Пенхана в том же сарае, усыпили, и срезали омертвевшую кожу до живого пласта…
А потом его вернули на прежнее теплое место.
И баюкала вьюга. И выздоравливал Пенхан.
— Хороший! – шептал ему Лёнька, таская у мамки морковку.
— Ты у нас хороший! – шептал, гладя шею Ваня, — вот увидишь, ты поправишься, и будем мы по полю носится рысцой!
***
… Мы приехали в фермерское хозяйство Спивака через пару лет после того случая. Поземка крепко окутала землю. Первым к загону подошел Буян. Он внимательно оценивающе смерил нас с головы до ног горизонтальными зрачками бараньих глаз. Не обнаружил в руках ничего съедобного и, потеряв всякий интерес, отошел под навес. Остальные овцы сгрудились у сетки, посмотреть на новых гостей. А вдруг что и выгорит?
Похрюкивала, потявкивала, кудахтала, мекала и бекала живность.
Величественно подошел Пенхан. Будто почувствовал, что мы только что прослушали его необычную историю.
Теплые красивые глаза уставились в упор из-под мохнатых ресниц. Мы предложили очищенную морковку. Теплыми губами соловый конь взял ее, и приподняв изящную ножку, три раза покачал копытцем в знак благодарности.
Он действительно стал членом этой семьи look at here. Володя Спивак не успевает досчитать до восьми, как Лёнька или Ванька взбираются на коня, и скачут то рысью, то галопом.
Все горды, что спасли его тогда.
Рана Пенхана практически заросла, только на самом шраме в подреберье волос нет.
Большой шрам.
Несет детишек в поле ахалтекинский конь.
Копытом подает. Ход красивый.
А мы любуемся.
Историю лошадки записала Светлана Савицкая
Январь 2014 г. Фото автора
