Женщина русского лейтенанта

( отрывок из  третьей части повести)

Анна всё пила вино глоток за глотком и на все попытки Николая придать праздничную атмосферу их прощальному ужину в ресторане не реагировала.

— Анюта, так нельзя, — вздохнул он, — мне ночью улетать, а ты с таким видом сидишь, как будто уже сидишь на моих похоронах… Перелёт только до Мадрида мне предстоит двенадцатичасовой, а потом до Москвы, я и так дрожу от страха, а ты…

— Аста сиемпре, команданте…

— Че-е-го?

— Это значит…

— Да я знаю, что это значит, уже хорошо говорю по-испански, но какое отношение эта фраза имеет ко мне?

—  У тебя открытый взгляд, сильные руки, мужественная внешность, такая бывает обычно у военных. И ты уезжаешь, мой команданте, и может быть мы больше не встретимся. — Выпитое Анной вино уже начало действовать.

  Николай замер на секунду, потом разразился хохотом. Анна, совершенно не обратив на это никакого внимания, отпила красное вино из бокала и продолжила свою мысль:

— Я очень старалась не влюбиться в тебя, как мы договорились в самом начале наших отношений.

Николай справился со смехом и серьёзно посмотрел на Анну, что ж, придётся потерпеть, но если не убирать взгляда, то есть надежда, что слёзно-лирическая часть обязательной программы расставания будет короткой.

— Но провожать тебя сейчас очень тяжело, наверное, так же, как девушке команданте. Она понимает, что он должен уйти, и самое страшное, что понимает, что он очень торопится уйти навстречу новым впечатлениям, приключениям, женщинам. И он не был бы команданте, если бы не хотел этого.

— Получил повышение, надо это отметить, — усмехнулся Николай, вспомнив, с чего начался для него и Марьям путь к семейному счастью, и тихонечко напел, —  зачем вы, девушки, военных любите, непостоянная у них любовь…

Встретив непонимающий взгляд Анны, Николай напел уже оригинал:

— Зачем вы, девушки, красивых любите, непостоянная у них любовь… Песня такая есть, очень известная у нас, ты, что, не слышала?

— Никогда. — Равнодушно пожала плечами Анна. — Я песню про команданте люблю, и вообще Че Гевару люблю, а когда была девочкой, то воображала себя его невестой.

Николай подавил раздражение, — тоже мне русская, даже Машина тётя с полуслова бы его поняла, — и попытался спасти атмосферу романтического прощального ужина:

— На час стал команданте, между прочим, я лейтенант запаса, — и меня провожает чудесная девушка. Как бы потом не сложилось, это очень красивый момент.

   Он поднял бокал:

— Пусть будет как можно больше красивых моментов в нашей жизни, этакие оазисы в однообразной пустыне будней.

— Я понимаю тебя, Коля. И согласна с тобой. Спасибо за то, что дал мне возможность почувствовать себя чудесной девушкой. Счастливого пути тебе. — Анна решительно вышла из роли оставленной невесты команданте, заливающей тоску вином по любимому.

— А тебе не хочется в Москву?

— Не знаю. Я в Аргентине с детства, мужчины мои, кроме тебя — аргентинцы, дети — аргентинцы, поехать в забытую Родину туристкой — слишком больно будет. Наверное, поэтому мне сейчас провожать тебя так тяжело, потому русского провожаю, как будто из сердца кусок вырывают.

— Завтра утром встанешь с постели, выйдешь завтракать на свой балкон в цветах и признаешь, что именно твоя жизнь прекрасна под аргентинским солнцем. Ты только представь холодную и напряжённую Москву. А мы можем дружить по-настоящему как бывшие любовники и как любовники будущие.

— А ведь это идея! — воскликнула Анна и подняла бокал, —  значит, за дружбу!

Николай удивился, как быстро произошла смена настроения у неё, что значит, найти нужные слова. Жаль, что эта блестящая мысль насчёт дружбы не пришла ему на ум раньше.

— Обязательно. С тостами, пожалуй, пора закругляться, а то просплю рейс.

— А знаешь, у меня небольшие сбережения есть, может, мне вложить в твой бизнес в Москве? И уже приехать в Россию, как бизнес-леди, кстати, появится причина почаще бывать в Москве, может, родственников разыщу.

— Ты эту мысль завтра за чашкой кофе обдумай, а нам уже пора уже из ресторана уходить.

Анна не позволила Николаю проводить её домой. Она села на заднее сидение такси, элегантная уверенная в себе женщина.

—  Аста сиемпре, амиго, — с озорным смехом сказала она Николаю и, отвечая на вопросительный взгляд таксиста, произнесла, — бамос.

Николай проводил взглядом автомобиль, увозивший Анну. Не дай Бог, в самом деле заявится в Москву, как себя тогда вести с ней в Москве? Здесь он — человек свободный, в Москве — женатый, совсем другая психология и поведенческая мотивация, — о как заговорил!

  А как себя с Машей вести? А так же, как всегда. Семья есть семья, и то, что произошло за тридевять земель не должно касаться ни детей, ни жены.

    Ему совершенно не жаль было оставлять ни солнечную прекрасную Аргентину, ни красавицу Анну, которая сразила его с первого же взгляда. Но как не пленили его чары заморской земли, так и Анна не смогла даже чуть-чуть охладить его любовь к Марьям. Николай безумно соскучился по дому, холодной зимней Москве, жене и детям.

     Странно, что он не испытывал угрызений совести. «В конце концов, я — обыкновенный мужик, который к тому же, на своём горьком опыте понял, как в одночасье можно лишиться свободы и поэтому надо с благодарностью принимать те подарки, которые судьба соблаговолит сделать тебе», — Николай никак не мог заставить себя думать о чём-то другом во время всего многочасового полёта. Да, он говорил и матери, и самому себе о личной свободе, о том, что не позволит жене вязать его по рукам и ногам, но под этим он вовсе не понимал банальную измену жене. Быть несвязанным по рукам и ногам и связи с женщинами, — было над чем подумать Николаю.

      В Мадриде рейс задержали на четыре часа, он позвонил домой, предупредил, чтобы не ждали. Услышав обеспокоенный голос жены, Николай уже полностью забыл об Анне и с нетерпением ждал, когда сможет прижать к груди любимую женщину. Его начало тяготить ожидание, с ужасом Николай думал, что задержку рейса могут продлить. Так и случилось. Когда, наконец, он занял своё место в самолёте и тот взлетел, Николай совершенно неожиданно для себя начал читать молитву. Хотел было даже сгоряча поклясться, что больше никогда не совершит подобных перелётов в будущем, но вовремя спохватился.

     Такси уже было на подъезде к дому, когда Николай решил зайти на работу к Марьям, желание увидеть её было нестерпимым. Марьям точно была на работе, уже наступил полдень. Он увидел её уже издали, стоящей около ворот, она явно кого-то ожидала. Николай попросил шофёра остановиться неподалёку. С омерзением к самому себе, он решил последить за женой. «В первый и, дай Бог, последний раз», — подумал он про себя.

  Вскоре к Марьям подбежал какой-то мужчина, было видно, что он извиняется за опоздание. Николай заметил, что лицо Марьям было серьёзно, она  показала рукой на находящийся неподалёку бакалейный магазин, там внутри прямо напротив больших окон магазина стояли столики и можно было заказать кофе или чай.

Таксист вопросительно посмотрел на Николая.

— Я заплачу, ты только подъедь к магазину, чтобы можно разглядеть в его окна.

Таксист, повидавший на своём веку всякого, спокойно и без комментариев выполнил просьбу клиента, потом вытащил из бардачка бинокль и протянул его Николаю.

— Спасибо, — пробормотал Николай и посмотрел в бинокль.

В бинокль можно было хорошо разглядеть, как мужчина вытащил из папки бумаги, разложил их перед Марьям, та начала их читать.

— Неприятные новости, видимо, женщина серьёзная какая-то. И встреча стопроцентно деловая, — бесстрастно заметил таксист.

Николай недовольно покосился на него, хмыкнул  и продолжил смотреть в бинокль. Разговаривал только мужчина, Марьям выглядела в самом деле мрачноватой и только слушала. Минут через десять им принесли кофе, Марьям рассматривала бумаги, её собеседник пил кофе, потом посмотрел на часы и начал собираться уходить.

   Он ушёл, кивнув на прощание головой, а Марьям осталась сидеть, рассматривая бумаги и отпивая кофе. Встреча в самом деле было сугубо деловой, даже рукопожатия не было на прощание, Марьям не изменяла своей восточной привычке не здороваться и не прощаться с мужчинами за руку, и Николай чувствовал себя так гадко, что даже физически почувствовал себя плохо. Надо срочно домой, оттуда он уже позвонит жене на работу. Хорошо бы заснуть сразу же до её прихода и проснуться этак через часов десять, чтобы суметь посмотреть ей в глаза.

— Поехали, вот так прямо, а после перекрёстка направо,- распорядился Николай.

— А эта дама, случайно, не редактор? — вдруг спросил таксист.

— В некотором роде, редактор, а почему ты так решил? — удивился Николай.

— Ну, похоже было, что рассказ принесли, или, наоборот, вернули. Я сам, так, неожиданно для себя начал писать рассказы. Мне бы показать редактору профессиональному, может, эта дама…

— Извини, но эта дама — переводчик с фарси, так что к твоим рассказам никакого отношения иметь не сможет, даже если захочет. Ну, а я очень далёк от литературы. Вот, тут заверни налево и до гаражей.

    Таксист больше не проронил ни звука, он был совсем молод и симпатичен, Николаю на секунду вдруг стало жаль, что ничем не может помочь парню, но потом вспомнил присказку, которую любила повторять тётя Марьям, его тёща по жизни: что — твоё, само придёт к тебе. Потрясающая женщина, сколько благородства в поведении и такта, она старалась быть совершенно незаметной в доме, и никогда не ела в присутствии Николая, что его очень смущало, пока Марьям не растолковала ему, чтобы он не переживал, у них на родине так принято, что ж, восток — дело тонкое. Он знал, что тётя не обнимет и не поцелует его, несмотря на то, что очень сильно обрадуется.

   — Сынок, наконец-то, приехал, — сияя всем своим обликом, встретила его тётя.

Саша бросился к отцу, визжа от радости.

— Саша, внучек, тихо, сестрёнку разбудишь. Лучше позвони маме, сообщи радостную весть. Да, Сашенька уже звонит по телефону, как большой. Очень умный мальчик, наш Саша. Такой разбойник стал и очень ревнует к сестрёнке. — Полушёпотом добавила она.

  Николай почувствовал себя по-настоящему счастливым дома, в кругу родных любящих людей. Саша уже дозвонился до матери и, светясь от гордости, поднёс трубку отцу.

— Коля, дорогой, я отпрошусь сейчас…

— Нет, Машенька, не надо отпрашиваться, боюсь, засну до твоего прихода. Ужасно спать хочется. Я пойду лягу сейчас, а ты …, а ты работай, — засмеялся он.

Марьям в ответ не рассмеялась, как он ожидал, и возражать не стала.

— У тебя неприятности на работе? — спросил Николай жену, вспомнив её мрачное лицо во время подсмотренного делового свидания.

— Какие неприятности, если ты, наконец, дома. Но, наверное, тебе лучше отоспаться после всех этих перелётов с ужасными задержками.

— Пока, любимая.

— Пока.

    Николай положил трубку телефона на место и подумал, что, в самом деле, у Марьям какие-то серьёзные проблемы, раз она так легко согласилась не приходить домой. Ну, у кого не возникает проблем на работе, расскажет, как всегда рассказывала. Почему-то у Николая на этот счёт не было никаких сомнений.